Заглянул и в деревянные ящики еще раз, пересмотрел их содержимое повнимательнее, стараясь запомнить все, что увидел.
Когда Самсон шагал назад к участку, чуть не сбила его пролетка. Обматерил его, обернувшись, извозчик, а напоследок еще и «гнусью большевистской» назвал.
Поэтому в кабинет свой вернулся Самсон с кислой миной. И мина эта помимо воли Самсона на его лице, видимо, сохранялась не меньше часа, потому что Васыль, заглянув к нему, вдруг спросил, не стали ли в столовой наконец нормально супы и каши солить?
Но в тот момент на первом этаже раздался крикливый шум, и Васыль, не дождавшись ответа, исчез. Самсон, прихватив наган, тоже спустился вниз. Увидел, что агенты двух бандитов со связанными за спиной руками в подвал повели, чтобы их в арестантскую затолкать.
Поднимаясь обратно, Самсон столкнулся с Найденом, который решил посмотреть на улов собственными глазами или же хотел агентов о делах расспросить.
— Ну что, пишешь? — спросил Найден.
— Пишу! — кивнул Самсон.
На самом деле, вернувшись за стол, принялся он на обороте другого полицейского протокола записывать вопросы и слова, с помощью каких можно было бы сегодня вечером у красноармейцев побольше об их черных делах выведать. Понятно, конечно, было, что любые его вопросы могут вызвать у постояльцев тревогу и подозрения. Но ведь и тут он не проиграет! Чем больше они затревожатся, тем больше потом шептаться будут! А шепот их ему может куда важнее оказаться, чем любой с ними разговор!
Домой шел налегке и удивлялся, что с наганом на боку было ему на улице страшнее, чем без нагана.
Воздух на кухне показался в этот раз схожим с воздухом в отцовском кабинете. Тоже пахло сыростью и табаком, только сырость была не природная, а от неправильной жизни. Приоткрыл Самсон окно. На улице было сухо, и к запахам кухни присоединился дымок от соженного угля, видимо, опустившийся с крыши одного из соседних домов. Никто не знал, кто и чем свои квартиры топит. Кому-то не хватало дров, а кто-то еще дожигал в печках прежние запасы углей.
Выпив чаю, Самсон растолок в чугунной ступке тяжелым пестиком пшенную крупу, высыпал в кружку и залил кипятком. Теперь полчасика обождать, и можно ужинать. Хотя такой ужин только желудок своим весом обманывает! Лучше бы уже в советскую столовую сходить! Но прав Васыль — соли они жалеют, а без соли еда несытная!
Красноармейцы застучали сапогами в коридоре, поставили винтовки.
Антон в кухню заглянул. Увидев хозяина, кивнул безразлично.
После каши спустился Самсон за дровами. И стал обе печки топить: и ту, что красноармейцев грела, и свою. На стук бревен и скрип печной дверцы из отцовского кабинета вышел Федор. Обрадовался, понимая, что ночью им тепло будет.
А через пару минут в гостиной появился и Антон.
— У нас лекция по болезням сегодня была, — сказал он. — Доктор приходил, рассказывал, как можно снова здоровым сделаться и тифом не заболеть!
Интонация его сразу подсказала Самсону, что не просто так красноармеец про лекцию заговорил. И действительно, уже через минуту или две, помолчав чуток, Антон продолжил:
— Он сказал, что любая печка — тоже лекарь! Надо только уметь ею лечиться!
— Это про лежание на русской печи? — спросил Самсон.
Федор отрицательно мотнул головой, а следом также мотнул и Антон.
— Нет! Разносчики всех болезней — это паразиты, которые на человеке живут! — Антон внимательно посмотрел на принесенные и разложенные перед двумя печками гостиной поленья. — Все эти паразиты жару боятся. И доктор сказал, что можно печку до пыла разогреть, а потом угли сдвинуть, а на их место одежду свою покласть! И немножко водой полить! А потом дверцу закрыть и только посматривать, чтобы одежда не загорелась или не затлела!
— Это против вшей, что ли? — понял Самсон.
— И блохи, и вши! Все эти твари печку не переживут! Но для этого надо много дров! — И он покосился на поленья, которые перед печкой, гревшей задней стенкой спальню Самсона, лежали.
— А вас вши мучают? — вырвалось у парня.
— Уже какой год! — Антон выразил лицом неимоверное страдание. — Давай, как доктор сказал, сделаем! В этой печке!
Самсон согласился. Сам перенес поленья, добавил.
— А керосин у вас есть? — поинтересовался Федор.
— Есть, — признался Самсон.
Красноармейцы переглянулись, и в глазах их блеснула радость.
Принес Самсон бутыль керосина из чулана, заткнутую резиновой пробкой. А Антон уже вовсю дрова в их печку пихал. Печь загудела. Давно Самсон гудения печи не слышал, потому что топил всегда экономно, не провоцируя огнем тяги.
Через час стало в гостиной жарко, как в предбаннике городских бань. И тогда Антон попросил у хозяина железное ведро, выгреб в него из печки жар и посоветовал Самсону это жар в свою печку высыпать!
— Не пропадать же! — сказал.
Пока Самсон чугунным совочком перебрасывал жар в свою печку, разделись красноармейцы догола и всю одежду внутрь печи сунули. Федор кружку воды из кухни принес и тоже внутрь влил.
— Снимайте свое, влезет! — обратился к Самсону Антон.
— Нет, спасибо! У меня нет! — ответил парень и почувствовал себя при этих сказанных словах неловко. Показалось ему, что одарили его красноармейцы недобрым взглядом.
— Ну тогда подите сюда, и керосин возьмите.
Следующие полчаса остались у Самсона в памяти на всю жизнь, но никогда он о них вслух не вспоминал.
— Берите вон тряпку, — кивнул Антон Самсону на кружево, которое верх тумбы с зеркалом покрывало, — мочите керосином и будете нас протирать!
Бельгийское кружево никак на это дело не годилось, и достал Самсон мамин фартук, который она только изредка надевала, когда хотела показать гостям, что сама торт испекла. В этом фартуке она только торт к столу выносила. И вот взял Самсон этот фартук, покапал на него из бутыли керосином.
— Нет, — остановил его Федор, подойдя и пугая Самсона ломаной нестройностью своей голой фигуры, а еще какими-то пятнами на волосистой коже груди, то ли грязью, то ли болезнью. — Надо, чтоб с тряпки лилось!
Никогда еще у Самсона на лице не возникало такого отвращения, как когда он намоченной в керосине тряпкой протирал подмышки и промежности Антона и Федора, втирал керосин в коротко остриженные головы, просовывал мокрую тряпку меж пальцев ног и возил ее так, как скрипач смычок, пока те пыхтели и посматривали на лицо хозяина с кривыми ухмылочами.
— Не привыкшие вы к керосину! — усмехался Антон и делал вид, что вдыхает противный аромат с удовольствием.
Вскоре вытащил Федор из печки одежду с портянками. Перехватывая из пальцев правой руки в пальцы левой из-за того, что были они горячими, стал он трусить рубаху и кальсоны. И в свете лампы увидел Самсон, как осыпаются перхотью на пол из вытащенных тряпок упревшие вусмерть паразиты.
Кальсоны Антон и Федор натягивали на ноги еще горячими, охая, ахая и довольно улыбаясь.
— Учись, гимназист! — выдохнул радостно Антон, натянув рубашку.
Больше ни слова не сказав, очищенные от паразитов огнем и керосином, красноармейцы удалились спать.
Глава 18
Пересыпанные в его печку угли тепла спальне Самсона не добавили. Улегся он под одеяло и только силой воли заставил себя отвлечься от холода. Замер, напрягши мышцы ног, рук и шеи.
И обрадовался, тут же услышав шепот Антона и Федора.
— Тепло-то как! — сказал Федор. — Все равно что в бане после бани остаться!
— Да, — прозвучал голос Антона. — В таком-то здоровом виде и снова завтра в патруль или в охрану отправят! Надо нам, думаю, уже бежать! А то ведь скоро могут на казармы бросить! Деникин, говорят, все ближе!
— А в чем бежать? Надо бы где крестьянскую одежду добыть. Или извозчиков ночью раздеть! У этого дурня вся одежда такая, что нашим лицам не подойдет! Сразу остановят!
— Ну а чего, — не согласился Федор. — Там у него еще что-то в шкафу, костюм городской. Можно в пепле извалять, тогда в глаза не бросится!
— Знаешь, — зашептал после паузы Антон, — кажись, он в наших вещах рылся! В ящиках вилки наверху, а были на дне.
— Украсть хочет?
— Думай, Федя! Ты забыл, куда он на службу пошел?
— Ой! — вырвалось у Федора совсем не шепотом. Но сразу он на шепот вернулся. — Так лучше, может, задушим, пока спит?
— Не хочется, — ответил Антон. — Не хочется! Но может, и надо. Но ведь его искать начнут! Сюда сразу придут из милиции! Нет. Надо Гришке сказать, чтоб он этого одноухого на улице подстерег и ударил. А мы давай завтра вещи к Якобсону перенесем и скажем, что мы на его цену согласные. Деньги и за то, что раньше отнесли, и за это получим, и сразу скатертью дорожка к родной рогожке! А будет пручаться, скажем, что продадим все аптекарю!
— Ага, — твердо прошептал Федор. — Складно ты думаешь, не то что я!
— Ну так ты служкой звонаря не был! А я был! Как вспомню, так и в голове эхо!
— А если б не война, ты бы звонарем стал? — спросил Федор.
— А чего? — шепот Антона зазвучал радостнее. — Это ж каждый день можно на колокольню, и все вокруг как твое! Понимаешь! И все гудит от твоей руки! Сила!
Самсон, успокоенный пониманием того, что этой ночью его душить не будут, заснул. И ранним утром первым квартиру свою покинул.
Посидел за отцовским столом без движения, только вспоминая и обдумывая все услышанное. А потом складно и детально заявление свое наново написал.
В этот раз Найден протянул правую свободную руку и похлопал Самсона по плечу, проявляя свое одобрение только что прочитанному письменному документу.
— Следующей ночью их заберем, — сказал. — Пошлем грузовик и четверых агентов. Сам-то хочешь участвовать?
— Нет, — честно признался Самсон. — Я их голыми видел. Мне как-то стыдно будет.
— Перед ними? — удивился Найден.
— Перед собой. Перед покойными родителями.
— Ну и ладно, — успокоил его Найден. — Но тебе на аресты выезжать надо! Оно закаляет! И будешь лучше людей в лицо понимать! Да, и вот у меня еще что для тебя есть!