Поздноватый обед в советской столовой на Столыпинской вдохнул в Самсона новые силы, но эти силы не добавили бодрости телу — только мыслям.
Хлебая картофельный суп, он думал про арестованных красноармейцев и про их добычу. Планы и цели этой простой, крестьянской парочки становились Самсону сейчас куда понятнее, чем накануне. Оба думали вернуться домой к посевным работам. Оба должны были найти себе другую, не военную одежду. Отсюда, ясное дело, и ограбление портного, и налет на сапожную мастерскую. Но и то, и другое можно было с уверенностью назвать провалом. У портного они разжились только тканью да выкройкой костюма, а у сапожника — заготовками, из которых сапоги может сделать только сам сапожник! Получается, переодеться, чтобы незаметно дезертировать, им все равно было не во что! Там, среди награбленного, конечно, еще имелись пару портьер, скатерть с бахромой и даже женская шуба! Но все это годилось лишь на продажу или обмен! А из других ценностей в ящиках и мешках спрятаны были только серебряные предметы! Ни золота, ни ювелирных камней!
Самсон, думая, и не заметил, как отставил пустую тарелку от супа и на ее место придвинул тарелку с пшеничной кашей, политой мясной подливкой.
«Наверное, они брали это в домах в отсутствие хозяев, иначе попались бы ему и серьги, и перстни золотые, и бумажники, — Самсон тут вспомнил о желтом кожаном портфеле с акциями и облигациями. — Это тоже, видимо, где-нибудь в тайном месте нашли, на шкафу. Еще года два назад содержимое портфеля могло стоить немалых денег. Но теперь? Они, наверное, и не разбирались. Заглянули внутрь, а там пачки бумаг, похожих на деньги! Потому и потащили!»
Компот оказался несладким. Уходя, Самсон попрощался с поварихой, но она только кивнула. В столовой теперь она оставалась одна.
Весенний, обещающий скорое тепло ветер дунул ему в лицо. Мимо прошла дама в облезлой лисьей шубе и с красным платком на голове, завязанным так, что только ее глаза и нос были видны. Ее деревянные каблуки гулко стучали по мостовой. Когда он обернулся ей вослед, она остановилась и закашлялась.
Захотелось пройти давно не хоженными улицами, и Самсон свернул на Святославскую, по ней дошел до Нестеровской и вышел на Фундуклеевскую. Больше решил не кружить и отправился прямиком к дому.
Глава 20
Вечером, сидя в кабинете, Самсон перечитывал заявления пострадавших. Васыль принес ему толстую папку. Написаны они были в произвольной форме, и это сразу подсказывало Самсону, что за человек писал ту или иную бумажку. В основном потерпевшие заявляли о грабежах, о снятых пальто и шубах, о портмоне и золотых монетах, отданных грабителям под угрозой оружия. Шесть заявлений, в которых упомянуто было столовое серебро, Самсон отложил в сторону. Попались ему и сразу два заявления от пострадавших сапожников, причем один из них имел мастерскую неподалеку от его, Самсона, дома. У одного сапожника украдены были готовые сапоги и три пары отремонтированной женской обуви, у другого — всё подчистую, включая заготовки для яловых и хромовых сапог, а также коробка медных сапожных гвоздей. Оба эти заявления Самсон присовокупил к отложенным. Далее пошли заявления об угнанных экипажах с лошадьми, об украденном охотничьем австрийском ружье фирмы «Франц Зодиа Ферлах», о похищенных медных музыкальных инструментах. Но ни одного заявления от портного!
Васыль принес кружку чаю, посмотрел на парня с сочувствием и тут же зевнул.
— Товарищ Найден просил к нему зайти! — сказал он и исчез за дверью.
Поднимаясь из-за стола, Самсон пошатнулся. И вспомнил, что не выполнил поручение Найдена, касающееся домашнего короткого сна. Зайдя домой после позднего обеда, он проветривал квартиру и даже мыл керосином пол в кабинете отца, выглядевшем теперь очень странно без письменного стола, но со счетными досками на стенах. Вот и сейчас у него в носу витал запах керосина, вызывавший до сих пор неприятные воспоминания. Однако теперь он мог быть спокоен о дезинфекции такой дорогой ему комнаты. Надо только все-таки заполнить в ней эту странным образом возникшую пустоту!
— Ты уже своих арестантов допрашивал? — поинтересовался Найден.
— Нет, изучал заявления от пострадавших!
— Одно другому не мешает! Тем более, что они могут и помнить, кого и где грабили!
— Так мне что, сейчас их вызвать на допрос? — переспросил Самсон, с трудом понимая, как это все будет происходить.
— Нет. На первом этаже есть комнатка для дознания. Васыль покажет. И даст тебе красноармейца, который будет конвоировать арестованных и стоять на страже. Будешь по одному брать и все записывать в протокол, а потом брать у них под протоколом подпись или отпечаток большого пальца правой руки. Из них двоих кто главный?
— Антон.
— Тогда начинай со второго! Понял?
Самсон кивнул.
Взяв бумаги и ручку с чернилами, отправился он следом за Васылем на первый этаж. Комнатка для дознания походила на тюремный карцер. Окна в ней не было, железные двери запирались на два засова изнутри. Стол тут стоял со старых времен и выглядел он, как парта в плохой гимназии — исцарапан ножами или другими острыми предметами, много раз перекрашенный, последний раз в грязно-зеленый цвет. С одной стороны стола жесткий, неудобный стул с черным квадратом кожи не для мягкости, а для какой-то странной красоты или для порядка. По другую сторону — табурет на удивительно толстых ножках. Под его сиденьем крупная железная цепь свисала к кольцу, вмурованному в каменный пол. Самсон из любопытства подвинул этот табурет, но натянувшаяся цепь не отпустила его дальше чем на вершок.
В дознавательную комнату постучал и сразу зашел молодолицый красноармеец.
— Сказали к вам прийти, — доложил он.
— А как вас зовут? — спросил Самсон.
— Вы бы со мной на «ты», товарищ милиционер, — голос красноармейца звучал непривычно музыкально, мягко. — Семен я, из Калуги.
— Хорошо, товарищ Семен, — кивнул Самсон. — Приведи ко мне на допрос Федора Браваду.
— Слушаюсь! — кивнул красноармеец и вышел.
Самсон настроился на сердитый разговор. Прямо перед собой подготовил бумагу и ручку, долго выбирал правильное место для синей стеклянной чернильницы, в конце концов выбрал, рассчитав расстояние так, чтобы легко было опускать в нее ручку и снова возвращать ручку к бумаге.
Когда Семен завел Федора в комнатку, Самсон его не узнал. Лицо в синяках, один глаз запух. Губы тоже казались теперь толще, чем он их запомнил.
— Садись! — Самсон кивнул ему на табурет.
Тот сел.
— Ну рассказывай!
— Чего рассказывать?
Самсон взял в руку листки с описью.
— Где и у кого забирали найденные у вас вещи?
— Какие? — Федор смотрел взглядом уставшего сельского дурачка на сидевшего перед ним милиционера.
— «Выкройки мужского костюма и отрезы ткани, — зачитал Самсон. — Четыре ножа столовых серебряных, два больших подсвечника серебряных…»
— Да как же я знаю, где мы их забрали? — Федор энергично пожал плечами, из-за чего шинель на нем наежилась. — Я ж не из Киева, улиц тут не знаю…
— То есть просто заходили в дома и грабили? — уточнил Самсон.
— Ну да!
Возникшая после этого пауза дала Самсону возможность вспомнить первую встречу с этими красноармейцами. Тогда привела к нему их вдова дворника и что-то говорила о том, что они ищут швейную машинку.
— А зачем вы швейную машинку искали? — спросил он, глядя Федору в глаза. — Тогда же еще машинки не реквизировали!
— Ну чтоб сшить себе что! Штаны, рубаху.
— А кто из вас шить умеет?
— Я не умею, — признался Федор. — Может, Антон.
Самсон, вздохнув тяжело, заскрипел пером по бумаге, пересказывая письменно свои вопросы и ответы допрашиваемого. Снова поднял на него взгляд.
— А не легче ли было просто сапоги с кого-нибудь снять и пальто со штанами? Зачем заготовки брать?
— Да конечно легче бы! — согласился Федор. — Но так вышло…
— Странно вышло, — кивнул Самсон. — А что, в квартирах, куда вы заходили, только серебро попадалось? Ни золота, ни камней?
— Да Антон говорил только серебро брать, ничего другого! Он… — И тут Федор замолк, словно спохватившись, что наговорил лишнего.
— Он что?
— Да нет, ничего… так получилось, с серебром. Ничего другого не попадалось!
— А портфель с ценными бумагами?
— Да то я по дурости, думал, что деньги, — на худом лице Федора промелькнула глупая улыбка.
— А что там Антон говорил про серебро? — вернулся Самсон к только что услышанному.
— Да ничего, ничего он не говорил! То мне показалось!
Снова записал Самсон свои вопросы и его ответы на бумагу. Задумался. Посмотрел на неподвижно стоящего возле двери красноармейца Семена, державшего в руке винтовку, уперев ее прикладом в каменный пол.
— Ну хорошо, — снова заговорил Самсон. — А кто тот Гришка, которого вы хотели попросить меня убить?
Федор вздрогнул.
— Не было такого! — вскрикнул он.
— Было, — спокойно возразил Самсон. — У меня в квартире особые стены. Они мне все докладывают!
— Да боец один, — промямлил Федор.
— Он с вами на разбой ходил?
Федор отрицательно мотнул головой.
— Нет, он не хотел! Но у него острая классовая ненависть. Он уже несколько жирных котов штыком проткнул.
— Это я, что ли, жирный кот? — удивился Самсон.
— Не, вы нет, — Федор посмотрел на него пренебрежительно, словно до звания «жирного кота» Самсону было не дорасти.
— А как фамилия Гришки?
— Фертичный.
— Полк? Рота?
— Нежинский полк, повар.
— Гришка — повар? — удивился Самсон.
— Ага!
— А стены мне еще докладывали, что вы про какого-то Якобсона говорили! — пошел Самсон дальше на свою хитрость.
Федор замер. Словно заморозился. Губы толстые сомкнул.
— Ну что, кто это?
— Не знаю, — прошептал Федор, и шепот его был наполнен ужасом. — Такого точно не было.
— Чего не было?
— Не говорили мы о таком!
— А об аптекаре?
— А что об аптекаре?