— Вы говорили, что краденое продадите или аптекарю, или Якобсону!
— Никакого Якобсона не было!
— Ну хорошо, — Самсон вдруг почувствовал волнение. — Якобсона не было, а кто этот аптекарь?
— Не знаю, это Антон его знает! — забубнил Федор. — Мне в отхожее надо, отпустите! — попросил он.
— Подожди, запишу! — Самсон обмакнул перо в чернильницу и принялся дополнять свой протокол допроса. Закончив, заставил Федора поднести связанные в запястьях руки к столу и сунуть в чернильницу большой правый палец, а потом поставить его отпечаток внизу документа.
— Теперя можна? — спросил Федор.
— Отведи его! — скомандовал Самсон красноармейцу Семену.
— Потом привезти назад? — спросил тот.
— Нет, не надо. Потом приведешь мне Антона Цвигуна!
Глава 21
Нижняя ступенька деревянной лестницы скрипнула под ногой Самсона около полуночи. Он успел подняться еще на шесть ступенек вверх, когда за спиной громко открылась дверь дворницкой квартиры и из проема решительно выглянула вдова, одетая в черную юбку и черную кофту.
— Самсон! — окликнула она. — Куда спешишь? Там тебя никто не ждет! Арестовали твоих постояльцев!
Меньше всего в этот момент сонному и уставшему парню хотелось говорить со вдовой дворника, но пойман так пойман. Он обернулся.
— Знаю я! — сказал и хотел было подниматься дальше — до двери оставался еще один пролет лестницы.
— Спустись! У меня же для тебя письмо! — крикнула вдова.
— Почтовое? — удивился вслух Самсон.
— Нет, от Наденьки!
Тут уж ноги сами сбежали вниз. И не минул он, забывшись от счастья, первой ступеньки, которая опять резко скрипнула, вызвав на лице у вдовы болезненную гримасу.
— Зайди, — сказала она, хотя Самсон уже вошел и сразу повернул на кухню.
Свет электрический в эту полночь горел. Значит, дров на электростанции хватало. Самсон, усевшись за стол, заставленный грязными тарелками и чашками, бросил взгляд на потолок, на скромный желтый абажурчик из какой-то натянутой на круглый проволочный каркас материи.
— Я чаю греть не буду, — выдохнула, присаживаясь рядом на стул вдова. — Могу настойки налить!
— Налейте! — согласился Самсон.
Бутылка с красноватой настойкой уже украшала стол. И рюмка граненая на ножке стояла перед вдовой — себе она и налила сначала. Потом взяла другую рюмку. Не было очевидно: чистая она или нет. Наполнила и поставила перед гостем.
— Ты что-то лицо потерял, — произнесла с сочувствием.
Самсон пригубил. Настойка оказалась крепкой и горькой. А ему хотелось сладкого. Он вспомнил тяжелый и безрезультатный разговор с красноармейцем Антоном, который смотрел на него с ненавистью и обещал в следующий раз не жалеть и своими руками задушить. Особенно раскричался он, когда Самсон спросил его про Якобсона. Если бы руки Антона не были связаны, наверняка схватился бы он что было силы за Самсонову шею. Но не давали веревки Антону руки распустить, а когда совсем раскричался арестант, то красноармеец Семен двинул его в щеку прикладом ружья, и тот сразу стал смирный, но угрюмый. Протокол вопросов-ответов с ним не получился, потому что молчание словами не запишешь, а оскорбления и угрозы Самсон записывать не хотел. Ведь сразу было бы видно, что не смог он провести допрос. Отвел его потом Семен назад. Сам Самсон еще заглянул в свой кабинет, оставил бумаги на столе и решил, что с Найденом обо всем поговорит завтра. Дело можно скоро и закончить. Краденое вернется пострадавшим, несостоявшиеся дезертиры и состоявшиеся грабители получат свое наказание, а он займется другими делами! И среди этих других дел обязательно бы нашлось время для Надежды. Но тут неожиданно оказалось, что она сама приходила и оставила письмо.
— Так ты теперь в милиции? — спросила вдова, взглянув на парня заинтересованно и задумчиво.
— Ну да.
— И можешь убийц разных найти?
— Могу, — излишне самоуверенно заявил Самсон и посмотрел на пустую рюмку.
Вдова тут же ее наполнила. И себя не забыла.
Выпили.
— Если ты убийц моего Петра найдешь, я тебе золотом заплачу! — сказала вдруг она.
Самсон вспомнил ее мужа, дворника — крупный, бородатый, шумный и приветливый мужик, который всегда отпирал парадное, когда возвращался он гимназистом поздно после гулянки. Руки имел крепкие. Однажды поругался с ломовым извозчиком и тремя ударами топора разрубил его телегу пополам. Извозчики его потом здорово поколотили, но он, полежав дома дня два, уже на третий снова был бодр, весел, задирчив и шумлив. Мертвым его нашли под домом год назад, в восемнадцатом. Было похоже, что кто-то ночью в парадное громко колотил, а он взял и открыл. Почему открыл — уже никто не узнает.
— Вот твое письмо, — протянула вдова Самсону записку, сложенную вчетверо.
Он отвлекся от ее покойного мужа. Взял записку. И тут снова прозвучало в его голове обещание вдовы за найденных убийц золотом заплатить. «Откуда у нее золото?» — подумал. И в ответ на эту мысль припомнился допрос Федора. «Сказали только серебро, ни золота, ни камней не брать!» — Так или почти так пояснил сначала Федор, почему в их добыче не было золота. И припомнилась фамилия Якобсон, которую они упоминали ночью и которую услышав, так испугался Федор.
А голова Самсона тем временем заболела, загудела, стала сна и отдыха просить.
«Дорогой Самсон! Куда же это вы пропали? Я думала, что наши встречи вас радуют! А тут уже несколько дней ни лица вашего не вижу, ни голоса не слышу! Может, я вам надоела? Так все равно честнее будет мне об этом сообщить любым способом! Надежда»
— О господи! — вырвалось у Самсона.
— Что случилось? — испугалась его возгласа на записку вдова.
— Почти случилось! — ответил он и ушел в себя, пытаясь понять, когда он завтрашним днем может Надежду увидеть. Когда и где?
— Раз вы уж этих красных арестовали, то, значит, можете Наденьку у себя поселить! — сказала вдруг вдова. — Оно и ей приятно будет, ведь работа рядом! Ну а про ваше удовольствие я вообще молчу!
Последняя фраза чуть было не разозлила Самсона. О каком его удовольствии эта старая вдова подумала! Но что касается проживания Надежды рядом, то тут она права, и хорошо, что напомнила! Надо только с утра, на свежую голову об этом подумать! Да, впрочем, можно еще перед сном написать Надежде записку и оставить ее у дежурного красноармейца, который на входе в их советское учреждение стоит. Так он ей уже с самого утра сообщит, что все ее опасения напрасны и что он только о ней думает в каждую свободную минуту. Просто минут этих в последние три дня не было!
В квартире все еще пахло керосином. Холод присутствовал в воздухе тоже, но не был таким злым, как еще неделю назад. Затопив ближнюю к спальне печку четырьмя березовыми дровами, Самсон забрался под одеяло, и тут же понесло его течением усталости к Морфею. Только и вспомнить успел о желании записку Надежде написать, но глаза уже закрылись, и тело налилось тяжелой, оловянной теплотой, не позволявшей шевелиться или другим способом от глубокого сна отвлекаться.
Утром, как только проснулся, он вспомнил о Надежде и о записке. Попросил в послании своем заранее прощения, что зайдет к ним домой довольно поздно. Но пообещал постараться, чтобы даже поздний его визит прошел в рамках приличия. Объяснил, что теперь он полностью принадлежит службе, и она, Наденька, как сама советская служащая, должна его хорошо понимать.
Дежурный красноармеец взял записку так привычно, словно на почте работал. Видимо, этот способ коммуникации в статистическом бюро был весьма распространен.
В участке Самсон первым делом доложил Найдену о допросах и выводах. Не забыл упомянуть и о том, что нашел некоторых пострадавших.
— Вот что, — остановил его Найден, сидя на кушетке и разминая пальцами здоровой руки пальцы левой руки, подвешенной ремнем к шее. — Ты дурью не майся! Столовое серебро возвращать не будем, пойдет в казну! Ткани и кожу можешь вернуть, если они сами придут и предъявят свою опись украденного. Все остальные твои мысли забудь! Есть два преступления у этих крестьян: грабеж и подготовка к дезертирству. Дезертирство смывается кровью, а грабеж… Ну без войны это три года тюрьмы! А с войной, так и расстрелять можно!
— Но мне кажется, ими кто-то руководил! — вставил Самсон. — И они его очень боятся. Какой-то Якобсон! Который приказывал воровать только серебро!
— Чушь! — отмахнулся здоровой рукой Найден. — Может, кто и давал наводку! Но мы его искать не будем! Я завтра посоветуюсь! Скорее всего предложим им кровью смыть свои преступления! Фронт-то все ближе!
— И что, могут снова Киев захватить? — осторожно спросил Самсон.
Найден вздохнул.
— Нет, не захватят! — сказал после паузы уверенным голосом. — Кишка у них тонка с нами бороться!
— Товарищ Найден, а можно еще вопрос?
— Ну?
— А зачем человек может приказывать воровать только серебро и не воровать золото и бриллианты? — В глазах Самсона загорелось искреннее любопытство, и Найден не мог этого не заметить.
— Может, ему слитки нужно серебряные лить… или пули, — пожал он плечами.
— Серебряные пули? — удивился Самсон.
— Ну это вряд ли! Суеверные люди думают, что серебряной пулей можно вампира убить, — Найден усмехнулся.
— А вы верите в вампиров? — осторожно спросил парень.
Найден отрицательно мотнул головой.
— Ты лучше у Холодного спроси! — посоветовал он. — Может, в церковных книгах что-то про вампиров и серебряные пули есть? Я их не читал и читать не буду! А в тех книгах, которые я читаю, о такой чепухе не пишут!
Глава 22
Сапожника Голикова со спины можно было легко принять за юнца лет шестнадцати. Щуплый, низкорослый и сутулый, даже когда он стоял, то лоб его нависал над носками ботинок так, словно он именно носками своих ботинок в этот момент пристально интересовался. Все становилось на место, когда он садился в своей мастерской за сапожную лапу. Тут уже сразу становился понятен постоянный наклон его головы.