— Ну да! А потом спустился вниз в погреб, пришел с бутылкой. Раскупорил ее! Выпили мы ее быстро, потому как спешил я! Вот и все! Да я у него же только два раза и был! Один раз занес сюртук, второй раз забрал!
Самсон даже попрощаться не успел, как дверь перед его носом закрылась, и услышал он и повешенную на крючок цепочку, и лязгнувший засов.
«Ну да, — подумал, вспомнив слова дворника об этом типе. — Понятненько!»
А когда спускался по каменным ступенькам лестницы, догнала его мысль о том, что этот Лаврентий совсем его нагана и кожаной куртки не испугался. И, казалось, отрубленного уха не заметил. И вообще вел себя так, как в нынешнее время мало кто себе позволить может — надменно и сухо.
Вытащил Самсон засов с внутренней стороны входной двери и сразу скрип двери раздался. Снова дворник вышел.
— Ну, — спросил он пытливо, — показали ему, где раки зимуют?
— А почему вы думаете, что ему надо это показать?
— Да как же! У него ж там буржуазная малина! В карты играют, женщин на пролетках привозят легко одетых! Это что же, ради этого мы под царские пули ходили?
— А вы ходили? — с сомнением спросил Самсон, глядя на круглое, мясистое и щекастое бородатое лицо дворника.
— Ну а что такое? — рассердился дворник. — Я говорю о народе, о тех, кто силы прикладывал!
— Ну я пока по другому делу приходил, — решил Самсон успокоить дворника, не зная, чего от него ожидать. — Его портного убили, вот я и пришел ему сказать…
— О как! — опять лицо дворника приветливым стало, словно новость ему показалась интересной. — Стало быть, было за что?
— Пока не знаю, — признался Самсон и вышел на улицу.
За спиной лязгнул закрывающий двери засов. В лицо ударил прохладный влажный воздух. И откуда-то сверху донесся тонкий, назойливый лай мелкой собачонки.
Удивленный Самсон задрал голову, осмотрел все шесть балконов на фасаде восьмого номера. Никакого движения на них не заметил.
Глава 31
Вдова дворника открыла парадное быстро, по первому стуку. В руке держала керосиновую лампу с выкрученным вниз до минимума фителем. В ее свете бросила взгляд на лицо жильца.
— Что-то ты не в духе, — сказала. — Наденька уже два часа, как пришла! Тоже уставшая!
Самсон не ответил. Молча поднялся на второй этаж, переступив через первую ступеньку. В квартире было тихо. Электрический свет отсутствовал. Но с улицы светила луна и ее синие пятна лежали на полу под окнами.
Оставив сапоги в коридоре, Самсон подошел к двери в спальню родителей. Прислушался, почти прильнув к двери правой ушной раковиной, словно хотел услышать всё: и случайные шумы, и те звуки, которые могли бы подсказать ему, спит ли Надежда или еще бодрствует, думая о чем-то и глядя в потолок.
Зажег свечу, набрал стакан воды из медного таза на кухне. Пригубил ее — вкус был обычным. Видимо, Надежда набрала ее для чая и еды, когда вернулась в квартиру. К восьми вечера водопровод обычно уже не работал.
Кипятить воду для чая у Самсона не было ни сил, ни желания. Нет, керосина в керосиновой печке хватало, но возиться и полчаса ждать, пока вода закипит? Нет! Ему и так плохо! Плохо и стыдно! Почему его сразу не отправили на настоящие курсы по расследованию преступлений? Почему только на курсы стрельбы? Почему его совершенно не испугался этот Лаврентий Говда, не только не испугался, но и не выказал ни малейшего уважения! Продержал его в дверях и потом перед носом эту же дверь захлопнул? Почему он сам не подумал, что надо снимать отпечатки пальцев на месте преступления? Почему он даже дом на Бассейной не осмотрел и не изучил полностью? Не проверил: живет ли там кто-нибудь еще? Не подумал спуститься в подвал, откуда Бальцер приносил бутылку рейнского вина?
С кружкой воды уселся Самсон за стол в гостиной. Горящую свечу поставил чуть дальше, на расстоянии вытянутой руки. Сделал глоток, и вода словно остановилась в горле, застряла в нем, как кусок холодного льда. Он пощупал шею, будто думал найти эту застрявшую воду на ощупь и нажать, протолкнуть ее дальше.
А мысли теперь путались. И на языке словно возник привкус белого рейнского вина, того самого, наверное, которым Бальцер угощал богатого клиента в швейной мастерской!
«Почему богатого? — засомневался вдруг Самсон. — Богатый закажет новый сюртук или френч, а не будет просить переоблицовать старый? Значит, не богатый! А если не богатый и такой высокомерный, то значит жулик, мелкий аферист! Да что там, он же картежник! Он держал в руке три карты!»
Правая рука словно заныла, видимо, неудобно он упер ее локтем в столешницу. И тут почему-то, видимо, опять же из-за напрашивающегося в мысли и чувства самобичевания Самсон уронил открытую ладонь на стол, хлопнул громко и сам того звука испугался. Оглянулся на дверь в спальню родителей.
— Надо идти спать, — твердо приказал себе и не сдвинулся с места.
И тут дверь в спальню родителей открылась и в проеме он увидел ангельское лицо Надежды, немного испуганное, немного вопросительное.
— Ты не спишь? — спросила она.
Желтый вельветовый халат она подтянула за край рукой, видно, забыла взять и завязать пояс, когда поднялась и набросила его.
Присела рядом на стул.
— Что с тобой?
— Да я запутался, — признался Самсон. — Чувствую себя дураком, да и другие меня дураком видят!.. Понимаешь, мне учиться надо! На курсах! Сейчас же все учатся! Никто не может вот так просто без учебы прийти на должность и исполнять ее хорошо! А меня учиться не посылали! А теперь я понимаю, что у меня все из рук валится. Из рук и из головы! Я же вот честно того, кто Семена убил, найти хотел! Нельзя такое прощать. Да, он и портного Бальцера убил, и был у портного в мастерской, когда мы с Семеном туда пришли. И я думаю, что через портного можно его найти! Даже через убитого портного! Но одновременно сомневаюсь! Знаешь, у меня пропало чувство правоты!
— Правоты? А в чем ты не прав?
— Нет, не той правоты! У меня такое ощущение, что я глуп! Что я не вижу чего-то важного и очевидного! Просто не обращаю внимания! Не умею думать так, как надо! Чтобы все сразу становилось понятно! Ну, чтобы возник конкретный план: что делать?
— Надо записывать, — произнесла Надежда и нежно протянула руку к его лицу. Дотронулась холодными пальцами до щеки, до левого уха, виска, шеи. — Надо все записывать! Ты, наверное, полагаешься на память или интуицию… А надо записывать. Как мы! Вот как во время переписи в марте! Триста человек с сумками переписных карточек, с карандашами, и все вносят в карточки, все графы заполняют. Только так можно быть уверенным в своей правоте, в результате! В правильном подсчете!
Самсон вздохнул.
— Но перепись — она же легче! Там уже все понятно: что спрашивать, куда записывать! У меня нет карточек… Точнее, есть правила, и я уже кое-что могу делать по этим правилам. Допрос записывать: вопрос и ответ! Но как мне мысленно найти ответ на вопрос, который я полностью не вижу и не понимаю?.. У меня нет таких карточек, понимаешь?
— Самсончик, дорогой, — Надежда зевнула, отпустила край халата, прикрыла рот ладонью левой руки. — Ты просто устал. Попробуй понять, что тебе надо делать завтра, и сразу захочется спать, чтобы завтра быть готовым ко всему!
— Завтра? — повторил Самсон и задумался. — Завтра мне надо обязательно в подвал! Надо к Нестору Иванычу.
— Завтра уже очень скоро! Иди отоспись, чтобы быть свежее всех живых!
Самсон медленно замотал головой. Скорбно опустил ее.
Надежда ладонями приподняла его голову и повернула к себе. В его глазах играло симметричное отражение огонька свечи.
— Пойдем, — сказала она нежно. — Я тебя присплю!
На ватных ногах Самсон зашел следом за ней в спальню родителей. Она сняла с него одежду, посадила на правый край кровати, потом нежно, сильными руками положила, проследив, чтобы затылок утонул в мягкой подушке. Сама зашла и легла с другой стороны кровати под то же одеяло.
Пару минут тишины и темноты несколько оживили его. Он лег на бок лицом к ней. Увидел нечеткую линию ее профиля — она лежала на спине. Ровное дыхание поднимало и опускало грудь, накрытую одеялом. Она, должно быть, спала.
— Наденька, — прошептал Самсон. — Выходи за меня!
Его шепот не сбил ее ровного дыхания. И ничего не дрогнуло в ее профиле. Она точно спала.
Он перевернулся на живот. Справа зажужжал комар, и Самсон вытащил руку и хлопнул себя по ушной раковине, по зарубцевавшейся ране. Хлопок понесся внутренним эхом куда-то в сокровенные далекие уголки мозга. И тут подумал он о том, что рано еще комарам появляться! Холодно для них пока! И еще подумал, что это его ухо отрубленное в отцовском кабинете что-то услышало. Но ведь оно в жестянке, а жестянка может какие-то звуки искажать. Это только человеческие голоса она не искажает, но добавляет их звучанию железности и звонкости.
— Все будет хорошо! — прошептал он уже сам себе.
Шум от хлопка в голове затих, и снова царствовали вокруг тишина и темнота. И ровное дыхание Надежды являло собой в этот момент самую сладкую часть тишины, именно ту ее часть, под которую ему тут же захотелось заснуть.
Глава 32
По приходе в участок Самсона ожидал такой камуфлет, что, зайдя в свой кабинет, он остолбенел. За столом отца в полумраке плохо освещенного помещения сидел кто-то, разложив перед собой какие-то карточки. А на левом крыле стола лежал открытый чемоданчик.
— Что это вы тут? — после того, как остолбенение прошло, спросил Самсон.
— Ах, здравствуйте! Меня Васыль впустил! Говорит: садись да тут его подожди! — ответил знакомый голос.
Самсон вздохнул с облегчением.
— Сидите, сидите, Нестор Иваныч! Я думал к вам вечером зайти, но так даже лучше!
Самсон по привычке снял ремень и с ним в руках прошел к ближнему креслу. Уселся, опустив ремень рядом. Кобура гулко стукнулась о деревянный пол.
— Так с чем вы пришли? — спросил Самсон, понимая, что такой ранний визит мог обозначать что-то важное.