— Я приду завтра.
И тот равнодушно повёл плечами.
Но уж кто-кто, а я совсем не был равнодушным. Что бы ни говорила Медуза, я всё-таки совершил научное открытие! Меня так распирало от новостей, что я едва не выпалил всё сразу: и что медведь совсем не агрессивный, а, напротив, очень даже контактный, и что он знает английский, всё понимает, его надо изучать, конечно, зоопсихологам профессора Сухотина, а не разбирать на запчасти в лаборатории Громова, и что анализатор, скорее всего, сломался, так как по показателям медведь в норме, тогда как выглядит и чувствует себя он очень плохо.
Но когда я вошёл в кабинет, увидел их плоские, усталые лица…
Впервые в жизни мне стало понятно, что правда, вся правда, высказанная смело и честно, далеко не всегда приводит к успеху.
— Медведь, — сказал я, — по-моему, он чем-то всё-таки болен.
Алёна заглянула в смарт, продвинула пальцем экран до нужных показаний.
— Всё в норме, температура, давление, пульс, показатели крови немного пониженные, но всё равно в границах.
— И всё-таки, — я не хотел сдаваться, — на кулаке у него не заживают ссадины. Пётр Симеонович сказал, что уже видел такое у него в том же самом месте.
Алёна вздохнула и со значением посмотрела на Вилли:
— Петру Симеоновичу ещё не то может привидеться.
Вилли пояснил:
— Кажется, я видел, как он жевал плюсну.
— Ерунда, — перебил его я, — кулак-то у зверя и вправду разбит.
— Это называется «стереотипия», Ёжик, — ровным тоном продолжил Ви, и я сразу вспомнил, что Маша раньше частенько называла его чересчур высокомерным, — в любом учебнике написано. Он от скуки стучит кулаком в стену: садится поближе к ней на корточках и долбит, я сам видел.
— Ты видел, как он сам долбит в стену кулаком? — Я помотал головой. — А худой он такой почему, по-твоему?
— Вес в норме, — сказала Алёна, всё ещё глядя в смарт.
— Ну что ты хочешь, может быть, ему и не хватает еды здесь, — ответил мне Вилли. — Он огромный. Но осталось всего несколько дней. Если профессора Громова не будет удовлетворять его состояние, то они его сами…
— Нет, — сказала Алёна, грустно на нас с Вилли глядя. — Я увеличу рацион твоему медведю, Ёжик, и проколю витамины. И даже скажу Саве, чтобы он перестал его фиксировать каждый раз, а то он этим увлекается.
— Спасибо.
— Теперь идите домой, мальчики. Уже можно.
— А вы, Алёна Алексеевна? — спросил Вилли.
— Сегодня не надо меня провожать, Вильямс, — ответила она. — Я ещё посижу тут, с бумагами.
— Провожать? — спросил я Вилли, когда мы вышли из блока и направились в общагу. Дождь стал по-вечернему редким, серым и противным, но не страшным, таким, на который не хотелось обращать внимание, поэтому я сбросил с головы капюшон дождевика.
Вилли смутился и начал мямлить что-то про тяжёлую сумку, тёмный поздний вечер и прочее. Я великодушно не стал его добивать.
— Ты знаешь, что Алёна хотела взять Чарли себе в качестве пета? — спросил меня Вилли после того, как мы довольно долго шли в молчании. — Но ничего не вышло. Она снимает квартиру, и хозяева категорически против зверя. Теперь пытается найти другое жильё, с более сговорчивыми людьми, но, видимо, уже не успеет.
— А тебе не кажется, Ви, что это несправедливо? — Я резко остановился перед дверью общежития.
— Что?
— Что Чарли прекрасный пёс, добрый и ласковый, и вы — ты, Алёна — хотите его спасти. А другие звери? Чем хуже оставшаяся енотка? Она так скучает по погибшей сестре, и может быть, лучше было бы, чтобы она умерла от пироплазмоза или от смертельной инъекции, чем от каких-нибудь мучительных опытов?
— Ёжик, — сказал мне Вилли очень спокойным голосом, — эксперименты нужны, это двигает науку вперёд и в конце концов спасает человечество. Животные погибают, но это случается и в дикой природе. А здесь их жизни и смерти имеют цель и смысл. Да что я тебе объясняю! — Он вдруг отчаянно махнул рукой и пошёл вперёд, в общежитие.
— Постой, Ви, — остановил я его. — Я это правда знаю. Вовсе не хотел тебя обвинять. Я просто должен тебе кое-что рассказать. Как другу.
Вилли обернулся и посмотрел на меня с вызовом:
— Что ещё ты задумал?
— Я не задумал, — ответил я. — Говорю тебе чистую правду. Слушай.
И я рассказал Вилли всё про мои разговоры с медведем, письмо к доктору Доббс и мои догадки.
Глава 8. Вилли
— Я тебе верю, — сказал Вилли после того, как мой рассказ закончился, — но, пожалуйста, зайдём внутрь, я совсем промок.
Мы и в самом деле стояли с ним под дождём, который, как назло, усилился и лил теперь сплошным потоком — густые чёрные волосы Вилли обмякли и прилипли ко лбу, очки он и вовсе снял и убрал в карман.
Сам я ничего не замечал — так разволновался!
Пока мы поднимались по лестнице, пока снимали с себя мокрую одежду, пока Вилли грелся в душе, я всё перебирал в голове свой рассказ, разбирал по косточкам — что и как можно было сказать лучше и точнее, подобрать слова поубедительнее. Хотя Ви и сказал, что верит мне, видно, я сам не мог поверить себе до конца.
Когда Ви вышел из душа — в чистых трусах и футболке с Джейком из «Времени приключений», — я уже весь извёлся.
— Ну, что ты скажешь? — спросил я, едва ли не подпрыгивая от нетерпения. — Ведь надо что-то делать?
Вилли сел напротив меня на кровать и нахмурился:
— Я тебе верю, Ёжик. Но прежде чем составлять план действий, прежде чем принимать решение и рассказывать обо всём кому-то ещё, надо собрать больше информации. Доказательств, понимаешь?
Я едва не застонал, когда это услышал. Составлять план? Собирать доказательства?
— Вилли, что ты несёшь! У нас же совсем нет времени! Через сколько там дней карантин закончится? Громов заберёт его в лабораторию — и уж он-то так за этого медведя сражался, не выпустит его из рук, что ни делай!
— Ты не горячись, Ёжик, — остановил меня Ви. — Во-первых, до конца карантина ещё четыре дня и… — он поглядел на наручные часы, — и пять с половиной часов. Можно многое успеть, если действовать с умом. Во-вторых, доказательства всё равно нужны, хоть какие-то. Ведь ты, я надеюсь, не выкрасть его собираешься из Конторы?
Честно говоря, именно это я и собирался сделать. Почему-то мне это казалось единственной возможностью и даже не слишком невероятной.
Вилли поглядел на меня и всё понял.
— Это самый крайний случай, — сказал он твёрдо. — Сначала надо испробовать все законные способы. Алёна… Алёна Алексеевна тебя бы поняла, но точно так же потребовала доказательств. Надо попробовать заснять твоего говорящего медведя на смарт для начала.
— Да, — я кивнул, — это хорошая идея. Но только завтра дежурит Сава, он, думаешь, нас пустит к медведю одних? После того, что мы устроили, он даже на обеденный перерыв не ходит.
— Тут надо поразмыслить… — сказал Вилли и лёг на кровать, вытянув длинные босые ноги на спинку. — Между прочим, твоя очередь готовить ужин.
Ужин! Вы только подумайте, он думал о еде в такой момент! Я хотел было возмутиться, но всё-таки сдержался из благодарности, что Ви меня выслушал, понял и даже встал на мою сторону. Он теперь был моим единственным другом.
Я вздохнул, взял сковородку и упаковку яиц из холодильника и потащился на общую кухню, надеясь, что ответственный Вилли действительно поразмыслит и придумает что-нибудь толковое, пока меня не будет.
Но в кухне, как назло, у плиты стояла Цейхман и крутила там что-то в кастрюльке. Хотя была ещё одна свободная конфорка, я отошёл к окну, забрался с ногами на подоконник и положил сковороду и яйца рядом.
— Ты можешь готовить, Ёжик, — сказала Маша, задрав подбородок и глядя на меня с гордым видом.
— Не могу, — ответил я. — Боюсь, яйца протухнут от такого соседства.
Она усмехнулась:
— О, какие мы высокочувствительные и высокоморальные! Как хочешь, можешь голодать, я ещё минут двадцать буду варить этот рис.
И она как ни в чём не бывало стала помешивать в кастрюльке. Понимаете? Тут-то меня и прорвало!
— Знаешь что? — Я спрыгнул с подоконника — от моего прыжка даже кастрюля с её рисом зашаталась. — Думаешь, ты вышла сухой из воды? Думаешь, что наврала с три короба, тебя даже и ругать не стали, да? Думаешь, никто не понял, какая ты… какая ты…
— Какая? — Маша опустила руку, в которой держала ложку, и с той закапало на пол склизкое варево.
— Подлая! — выпалил я. — Не только я так думаю, плевать на меня! И Алёна, и Медуза, и все остальные поняли, что ты специально в блок пришла, специально вызвала скандал! Подлая лгунья ты и есть, больше никак!
Маша стала бледная как полотно. Губы её обиженно дрожали, а глаза светились злыми слезами. «Ну и пусть, — подумал я. — Я только сказал правду».
В дверь общей кухни заглянула Анка (или это была Ксанка, трудно сказать) да так и застыла с раскрытым ртом, нас с Цейхман разглядывая.
— Да, я лгунья, — наконец ответила Маша, проглотив слёзы. — И сделала всё специально. Но ты, Ёжик, просто ещё маленький и не понимаешь. Не по возрасту маленький… Не понимаешь, какое это счастье — быть причастной, делать что-то настоящее! Не упражнения, не опыты с мышами в школе, а самую настоящую большую науку. Я ведь говорила тебе…
Тут её рисовая каша вспенилась над кастрюлей шапкой и зашипела, стекая на огонь.
Она быстро повернулась и выключила плиту.
— Можешь жарить свою яичницу, — сказала она глухо, махнула рукой и уже хотела уйти.
— Постой, Цейхман, — остановил я её. — Договори, я хочу знать, почему ты солгала всем, подставила меня, — «и медведя», подумалось мне, но вслух я этого не сказал. — Ради какой такой науки?
— Что же, — Маша снова повернулась ко мне и выпрямилась даже, словно древняя героиня перед страшным врагом, — я попытаюсь. Лаборатория Громова сейчас — это самый передовой отряд ксенотрансплантологии. Ещё лет десять назад, до массового открытия Bestia humanoid, трансплантологи бились с невозможностью снизить отторжение тканей. Ты только представь, учёные уже умели вырастить в генно-модифицированной свинье новую печень, или поджелудочную железу, или глазное яблоко. Но всё это были полумеры, приживляемость и неотторжимость всё равно была низкой. Оборотни перевернули эту страницу! Профессор Громов много изучал их. Ты знаешь, что его даже выдвигали на Нобелевскую премию? Некоторые опыты уже в завершающей стадии, остались только штрихи. Работай он где-нибудь в другом месте, ему бы были созданы все условия, все возможности для завершения труда, который может привести человечество к победе над раком или диабетом и вообще к бессмертию! А у нас ему за паршивого медведя приходится сражаться! Эх!