новил меня Ви.
— Пока я поняла только, что ты, Никитенко, — сказала Алёна, хмурясь, — входил к медведю без зоотехника, снова в нарушение всех инструкций.
— Это не важно! — воскликнул я. — На смарте у Ви есть запись. Вы только посмотрите, и всё будет ясно.
— Мне некогда смотреть никакие записи, — сказала Алёна строго. — Да и не нужны они. Если ваш медведь владеет человеческой речью, это легко выяснить.
Она нажала на кнопку открытия двери.
— Мы просто поговорим с ним. — И она решительно шагнула в бокс.
Гризли в гомункуле сидел на корточках на полу, пристёгнутый к кушетке за одну, правую руку, костяшки пальцев на которой были раздолбаны в кровь. Голова его была опущена, и он не пошевелил и мускулом, когда мы вошли.
— Ты умеешь разговаривать? Ты понимаешь меня? — спросила Алёна, повышая голос и выговаривая слова почти по слогам.
— На английском, — подсказал я, — он знает английский. И его зовут Самсон.
— Самсон, — позвала Алёна и продолжила на английском: — Ты понимаешь меня?
Медведь не пошевелился, только его дыхание стало более частым.
— Самсон, — сказал я. — Поговори со мной! Скажи, что понимаешь!
Я бросился к медведю и, если бы Алёна не удержала меня, наверное, ударил бы его, так меня напугало и разозлило молчание.
Медведь поднял голову. Его лицо было ещё уродливее и мрачнее, чем обычно. Щёки ввалились, сделав скулы острее, а под глазами залегли тёмные глубокие круги.
— Ты понимаешь, — сказал я, едва не плача, увидев в его взгляде только горькую ненависть, — что от этого зависит твоя жизнь, тебя просто убьют, если ты не заговоришь.
Медведь посмотрел на меня секунду-другую, равнодушно отвернулся, стал глядеть в стену, как бессмысленный зверь.
Позади нас, в коридоре блока, послышалось какое-то движение и голоса.
— Это из главного корпуса, — сообщил Вилли, выглянув в коридор, — Меду… Маргарита Николаевна.
— Значит, так, — сказала Алёна, серьёзно глядя на меня, — любую проблему, какой бы она ни была, мы решим позже. А сейчас идите в мой кабинет и сидите там тихо, как мыши. Всё понятно?
Вилли положил руку мне на плечо, точно беря под стражу. Тоже мне, верный пёс! Я дёрнул плечом и сбросил его руку, но из бокса всё-таки вышел. Медуза была не одна, вместе с ней пришёл широкоплечий, коренастый дядька с круглой лысиной и мясистым, похожим на клюв носом.
— Здравствуйте, Алёнушка, — пропел он густым басом, увидав нас и Алёну, — и братья Иванушки тут как тут. А мы за вашим Михайло Потапычем, чай, думаю, даром отдадите? Ан нет, так за мной бутылка лучшего игристого, не заржавеет.
— Даром отдам, Евгений Евгеньевич, — натужно улыбнулась Алёна.
Она снова прошла в бокс к Самсону, а этот курлыкающий Евгений Евгеньевич, у которого в Конторе было прозвище Женьшень, и Медуза, испепелившая нас с Вилли взглядом, последовали за ней.
— Пойдём в кабинет, — сказал мне Вилли вполголоса.
— Ну уж нет, я не уйду.
Я сам не знал, что хочу сделать. Не дать им забрать медведя всё равно не мог. Несмотря на свою очевидную глупость, даже я понимал, что, если сейчас устроить скандал, меня просто выгонят и никто не станет слушать.
Но уйти и спрятаться в кабинете тоже было немыслимо. Так мы и остались с Вилли стоять в коридоре у стенки. Через некоторое время мимо нас прошёл Пётр Симеонович с пет-ошейником, робой, верёвками и палками с петлями на конце, затем Женьшень и Медуза вышли из бокса и направились к выходу.
— Конечно, это не лучший экземплярчик, Маргарита Николаевна. Но нам ведь выбирать не приходится.
— Да уж, будьте довольны, Евгений Евгеньевич, — ответила Медуза, — мне Сухотин до конца жизни теперь этого медведя будет припоминать.
— Зато Дарий Александрович на вашей стороне, Маргаритушка Николаевна, — проворковал тот в ответ, и они вдвоём вышли из блока.
Я бросился в бокс гризли. Там Пётр Симеонович как раз надевал на Самсона пет-ошейник. Тот равнодушно подставлял шею и даже не взглянул на меня.
— Самсон, — взмолился я, — ну почему, почему ты молчишь? Я напишу Лайле Доббс, она наверняка захочет тебя вызволить, и всё прояснится. Но всё могло бы быть проще — и никаких ошейников и клеток не понадобилось бы.
При имени доктора Доббс медведь глянул на меня, и в его взгляде сверкнуло на мгновение что-то живое, но потом он сжал челюсти и снова отвернулся с равнодушным видом.
Пётр Симеонович, кроме ошейника, препятствующего переходу в аниму, накинул на голову Самсона ещё и верёвочную петлю на длинной палке. И только потом отстегнул фиксатор.
— Давай, парень, не мешайся иль помогай. Возьми вон на койке шокер на всякий случай.
Я машинально взял в руки шокер, но даже не взвёл его, так и проходил с ним в руке всё время, пока Вилли и Пётр Симеонович выводили Самсона из блока, сажали в клетку, в которой он едва поместился.
На улице к тому времени дождь лил как из ведра. Самсон послушно сел в клетке на корточки. Его волосы облепили голову, обнажая выпуклости черепа и совсем закрывая глаза. Он не убирал их, хотя руки его оставались свободными. Пётр Симеонович захлопнул дверцу клетки и забрался на водительское сиденье погрузчика.
— Ну всё, — сказала Алёна за моей спиной. — Там есть кому встретить, можно уйти под крышу.
Мотор погрузчика взрыкнул, и машинка дёрнулась.
— Пойдём, Ёжик, — сказал Вилли за моей спиной, но я бросился вслед за медленно отъезжающим погрузчиком.
Я подбежал к платформе и схватился за прут клетки.
— Самсон! — крикнул я, стирая свободной рукой воду с лица. — Я тебя вытащу, вытащу всё равно.
Мне пришлось бежать за машиной, хотя Пётр Симеонович и притормозил, ругаясь на чём свет стоит. Зато медведь меня услышал. Услышал и понял, потому что поднял голову, убрал с лица прилипшие волосы и посмотрел с той самой своей ухмылкой, что, теперь я понял, предназначалась только мне.
Когда я вернулся в блок, мы с Вилли всё-таки показали Алёне видео доктора Доббс, но, как ни странно, её оно не убедило.
— Это может быть другой медведь, — сказала она, отодвигая смарт Вилли в сторону, — этот же не разговаривает. Само это видео может быть фальсификацией, иначе непонятно, почему доктор Доббс до сих пор не опубликовала результаты своих исследований, почему, в конце концов, она не послала в Контору официального письма. Всяко это было бы аргументом при распределении животных…
— Этот медведь разговаривает, — сказал я, — через два дня починят смарт, и у меня будут доказательства.
Алёна посмотрела грустно.
— Ёжик, — сказала она, — ты мне нравишься. Мне нравится, что ты, кажется, очень неравнодушен к животным. Но если так пойдёт дальше, ни учёного, ни даже ветеринара из тебя не выйдет — зоопсихологи тоже иногда ради науки ставят эксперименты, в которых животным грустно и даже больно. Это только доктор Айболит лечил зверят при помощи шоколадок и градусников…
Я прямо почувствовал, как уши у меня разгораются от её отповеди. Вот ведь! Хоть она и не упрекнула меня в трусости, а всё-таки от её печальных слов так и веяло чем-то вроде этого.
Не то чтобы я обиделся, но больше решил с Алёной про медведя не заговаривать.
Зато она натолкнула меня на важную мысль, и вечером, когда мы собрались наконец снова все вместе на что-то вроде совещания в нашей с Вилли комнате, я сказал:
— Надо написать этой Лайле Доббс новое письмо, рассказать всё как есть, всю правду. Она за Самсона переживает, это было понятно по её разговору с ним. Так что думаю, она очень быстро напишет письмо в Контору, может быть, сразу профессору Громову, чтобы успеть, прежде чем… станет поздно.
Цейхман меня поддержала. До этого она уже рассказала всем нам, что Самсона вполне сносно устроили в лаборатории в просторной клетке, причём разрешили постоянно быть в аниме, потому что для эксперимента была совсем не важна дисциплина и поведение животного.
Вилли протянул мне смарт.
— Давай, пиши. Я потом проверю твой английский, если хочешь. Но, если честно, это и в самом деле странно выглядит, что она сама до этого не додумалась, и, как ты помнишь, именно она подписывала его определения в дисциплинатор…
— Мутная тётка, — согласилась с ним Ксанка. — Не стоит на неё сильно надеяться. Завтра мы надавим на Алекса, чтобы он побыстрее твой смарт чинил.
— Пусть хотя бы видеофайл оттуда вытащит, — сказала Маша. — Можно на любой носитель записать. Если у нас будет видео, мы сможем с ним хоть к кому пойти. Хоть к Медузе, хоть к самому Громову — это в любом случае подействует.
Я слушал их и чувствовал себя очень счастливым. Ну, если у вас есть такие друзья, вы меня понимаете!
Глава 11. Женьшень
Часто бывает, я заметил, что строишь планы на одно, а бац — случается совсем другое, и приходится всё быстро-быстро перестраивать.
Ещё вечером я написал письмо Лайле Доббс, в котором изложил всю правду, как она есть, и особенно упирал на то, что без её вмешательства мы, как ни верти, дети, ничего не сможем для Самсона сделать. И почему-то рассчитывал, что она тут же ответит. И мигом напишет руководству Конторы. Вилли сомневался, но он-то не видел, не слышал, как она с Самсоном по слайпу разговаривала!
Поэтому утром, едва проснувшись, я потребовал у Ви смарт, чтобы почтовый ящик проверить. Письма не было.
— Наверное, ей просто некогда, — сказал я, возвращая смарт. — Наверняка уже официальное письмо настрочила и с Медузой теперь переписывается.
Но Алёна ничего не знала ни про какое письмо доктора Доббс, наоборот, велела нам выбросить глупости из головы и заняться текущими делами.
— Завтра всех животных переводим. Забот полон рот!
Нужно было обойти боксы с анализатором, накормить и вымыть животных, оформить необходимые бумаги, а ещё подготовить клетки, ошейники и всё прочее.
— Чарли и енотку, думаю, можно так перевести, на поводке, а остальных только в клетках, — сказала Алёна, хмуря красивые брови.
Мне ужасно хотелось спросить её, как она себя чувствует, зная, что её любимчик Чарли скоро умрёт, но я понимал, конечно, что это слишком подло будет с моей стороны.