Хотя и ответил так, но даже Ви я не мог бы рассказать, как зол на профессора Громова, Лайлу Доббс, Медузу, даже на Алёну за то, что они, такие умные и опытные, не могут или не хотят ничего сделать! Да, вчера, когда Громов произнёс своё «способность говорить не пострадает», мне очень, очень хотелось его ударить. Я бы, наверное, и попробовал сделать это, если бы Цейхман не удержала меня за рукав.
Мы наконец добрели до главного корпуса, где погрузились в лифт и доставили Помидорку в лабораторию Сухотина на третьем этаже. Здесь было куда уютнее, чем внизу. Большие окна пропускали достаточно света, между офисными столами стояли милые диванчики и стойки с цветочными горшками. Даже запах, шедший из клеток мини-зверинца, казался не таким яростным, как в лаборатории Громова, — пахло шерстью и влажными опилками.
Нас встретила улыбчивая лаборантка, которая первым делом угостила Помидорку яблоком. В общем, всё было совсем не так мрачно, как мне представлялось.
Зато когда мы вернулись в наш блок…
У крыльца снаружи стоял Пётр Симеонович с петельной палкой в одной руке и поводком в другой. По его лицу стекала вода, видно было, что стоит он тут уже довольно долго.
— Вы чего тут, Пётр Симеонович? — спросил я. — Где Алёна Алексеевна?
Он не ответил, только скривил лицо и неопределённо махнул рукой на дверь блока.
Вилли бросился вперёд, влетел в блок и сразу же побежал к боксу Чарли.
Алёна, когда я вошёл, сидела на полу, обняв руками Чарли в аниме, а тот, ничего, очевидно, не понимая, возил по полу лохматым хвостом и весело улыбался нам во весь рот, вывалив розовый язык.
— Алёна Алексеевна, — начал Вилли, — мы…
— У меня всё хорошо, Вильямс, — сказала она, поднимая голову и глядя на нас. — Всё в порядке.
Хотя очевидно было, что ничего не в порядке, потому что глаза у неё были красные, а щёки — мокрые от слёз. Даже Чарли это почувствовал и, повернувшись к ней, стал слизывать слёзы с её лица.
Мы с Вилли молчали, не зная, что ещё сказать и что сделать…
— Ну ладно, ладно, — сказала Алёна, слегка отстраняя Чарли от своего лица, — хватит тебе, дурашка. Хватит.
— Алёна Алексеевна, — сказал вдруг Вилли, поправив очки на переносице, — я напишу маме, мы возьмём Чарли, выкупим его у Конторы. Они согласятся. А потом, когда вы сможете, возьмёте его себе.
Алёна поднялась с пола, отряхнула полы халата. Чарли, услыхав своё имя, подбежал к Вилли и лизнул его руку.
— Не стоит, Вильямс, — вздохнула Алёна. — Через неделю привезут новую партию зверей, там будет кто-то ещё. В каждой партии есть кто-то, поверь мне.
— Когда его… убьют? — спросил я. И Вилли обернулся на меня, скрипнув зубами от возмущения.
Алёна посмотрела на меня хмуро.
— Через пару дней или через неделю. Какая разница? Пойдём, Чарли. Гулять, — сказала Алёна и нажала на кнопку двери.
Чарли весело потрусил к выходу. Алёна подобрала с пола ошейник и поводок, который так и не надела на собаку, и пошла к выходу. Вилли поплёлся за ней.
Я остался.
К вечеру моё настроение совсем испортилось. Ушло в минус, сказала бы мама. Я сидел на своей кровати, забравшись на неё с ногами, шарил по Сети, стараясь удержаться от того, чтобы проверять почтовый ящик каждые пять минут в надежде, что доктор Доббс мне напишет. Вилли пару раз попытался отвлечь меня разговорами, но выходило плохо.
Наконец, тихонько поскрёбшись в дверь, пришла Маша Цейхман.
— Я сразу, как только рабочий день закончился, к вам.
— Что там? — спросил я, глядя на неё исподлобья.
— Операция прошла хорошо, успешно, — сказала она, осторожно присев на край кровати. — Материал взяли отличный, профессор Громов сказал, что это будет, если всё удастся, прорыв в науке.
— С Самсоном что? — спросил я, перебив этот поток восторгов.
— Он хорошо себя чувствует, — сказала он и потупилась. — Сносно.
— Да говори же ты уже, — не выдержал Вилли.
— Взяли глазное яблоко, — едва слышно пролепетала Маша. — Левый глаз. Глазницу обработали, но не зашили. Мне разрешили наблюдать…
Меня затошнило. И теперь мне захотелось побить Цейхман, хоть она и не была особенно виновата, но всё же! Я вскочил и поскорее отвернулся к окну, чтобы не видеть её.
— Он поправится, — сказала Маша. — Дарий Александрович говорит, что сила оборотня — в его способности регенерировать клетки. Поэтому, если удастся создать дедифференциацию клеток в раневой поверхности, то, возможно, регенерирует новое глазное яблоко. Это уже Евгений Евгеньевич предположил, и Громов согласился.
Вилли завозился за моей спиной и вздохнул. Ему стало интересно.
— Если опыт удастся, — продолжала Маша всё громче и увереннее, — вы только представьте, какое это будет чудо! Добиться регенерации можно при помощи индукции и раздражения. Это уже известный опыт, давно проводится на амфибиях. На раневую поверхность воздействуют слабым током и солевыми растворами, и орган регенерирует. Чудо! Чудо науки и жизни!
Глава 13. Вилли снова
— Я должен его спасти! — сказал я Вилли, когда Маша ушла. — Ты же понимаешь это? А?
Мне не хватало кислорода, я с треском открыл старую раму и вдохнул влажный вечерний воздух. Вилли молчал, хотя спиной я ощущал его взгляд.
— Понимаешь, — я снова обернулся к нему, чувствуя, как предательски дрожит у меня подбородок и нижняя губа, — это всё равно как если бы на мне проводили очень нужный и важный эксперимент. Ты бы пошёл на это?
— Конечно нет, Ёж, о чём ты говоришь!
Вилли выглядел потерянным. Его чёрные глаза за стёклами очков смотрели на меня отчаянно и грустно.
— Поэтому я должен. Даже если медведь вырастит им глаз, думаешь, они на этом остановятся? Нет, потом они вырежут ему ещё что-нибудь, потом ещё. Они его убьют. Да, ради науки, ради человечества и чуда жизни, как говорит Цейхман, но они его убьют.
— Но наука не может обойтись без экспериментов, — ответил Вилли глухо. — Ты же не предлагаешь остановить научный прогресс?
— Знаю, что не может. — Я упрямо помотал головой. — И пусть не может. Но не в этот раз, понимаешь? Так нельзя!
— Но что же нам делать? — спросил Ви.
— Мы должны украсть его.
— Тю-ю-ю, — присвистнул Вилли, — ну ты только подумай, какая это глупость. Нас в два счёта вычислят и поймают.
— Не в два счёта, — сказал я. — Какое-то время поищут. Но ждать нельзя, послезавтра конец нашей практики. Цейхман и ты остаётесь — пусть, но у меня и близнецов уже не будет доступа, а тем временем этот Громов ещё что-нибудь у медведя отрежет! Ждать нельзя!
— Да как ты собираешься вообще это провернуть?
Я ненадолго задумался.
— Проверну, — сказал я. — Только мне понадобится твоя помощь. И близнецов ещё, если они согласятся. Давай, зови их.
Через пару минут, вызванные Ви смарт-сообщением, близнецы сидели у нас в комнате: Анка в джинсовых шортах — на кровати рядом с Вилли, а Ксанка в красной футболке взгромоздилась с ногами на стул.
— Давай, — потребовала Анка, — рассказывай, чего придумал, как медведя будем красть.
— Украсть его просто как вещь не выйдет, слишком тяжёленький, — заметила Ксанка.
— Я и не предлагаю как вещь. Он не как вещь, в том-то и дело. Он… как человек. Мы его выведем в гомункуле.
— Да тут же всякий поймёт, что это зверь. Твой медведь в гомункуле страшный как чёрт, кроме того, ошейник и роба…
— Нет, нам придётся вывести его без ошейника, — сказал я. — И одеть по-человечески. Знаешь, Вилли, люди бывают не менее страшные… Придумал. Сава почти одного роста с медведем, они даже похожи по страшноте-то. Мы возьмём старый Савин комбез, он в боксе висит, я видел. Если надеть на медведя человеческую одежду и капюшон, его запросто с Савой можно спутать.
— Это не безнадёжно, — одобрила Анка. — А как за территорию его выведем? Нужен элключ.
— Да, это проблема, — сказал я, помрачнев.
— Если проворачивать это в дежурство Петра Симеоновича, можно взять его ключ тайком, — сказал Вилли. — Он своей плюсны нажуётся и уснёт мёртвым сном. А элключ у него всегда в нагрудном кармане лежит.
— Фу, — сказала Ксанка, — не думала, что у тебя, Ваня Вильямс, такие криминальные наклонности.
Вилли пожал плечами, мол, предложи что получше.
— Можем отгрызть себе лапу, — заявила Анка.
— Это как?
— Ну, или отбросить хвост.
— Да говори ты толком!
— Ну вы даёте, а ещё биологи! — ухмыльнулась Ксанка. — Ящерица в опасности отбрасывает хвост, жертвует им и спасается сама.
— Предлагаешь пожертвовать кем-то?
Элключи для проходной были у нас всех, и мы в самом деле могли бы оставить кого-то внутри Конторы, а медведя вывести.
Я немного поразмышлял над этим. Всё равно, конечно, очень скоро станет известно, что это мы похитили зверя. Для себя я решил, что не оставлю его, что бы ни случилось, плевать на практику и школу, плевать, даже если притянут полицию… Но остальные ещё могут счастливо вывернуться.
— Нет, — сказал я. — Если вы будете отрицать, что знали о том, что я готовлю побег медведю, вас ещё можно будет отмазать. Главное, всё отрицайте. Мы не будем отгрызать лапу, мы украдём элключ у Петра Симеоновича. В конце концов, кража медведя и кража элключа — уж не знаю, что криминальнее.
— Погоди, — снова нахмурилась Ксанка, — мы его, допустим, наружу выведем. Но нам сначала надо внутрь войти. Ты же не предлагаешь, надеюсь, взламывать лабораторию Громова — это даже похлеще будет, чем кража элключа.
— Поэтому нам понадобится Цейхман, — сказал я.
Конечно, я немного опасался посвящать Машу в наш план. Но выхода другого не было, так я ей и сказал после того, как всё изложил.
— У тебя, Маша, нет другого выхода. Только помочь нам, своим друзьям.
— Об этом очень быстро станет известно. — Она нахмурилась. — И о том, что вы украли ценного зверя из лаборатории, и о том, что я вам помогла. Тогда меня моментально выгонят и больше никогда и ни за что не возьмут обратно.
Она замолчала. И мы молчали, нам особенно и нечего было возразить.