Важнейший аспект при выковывании японского меча заключается в том, что лезвие имеет закалку, отличную от остального тела клинка, причем сами клинки выковываются обычно из двух частей: сердцевины и оболочки. Для оболочки кузнец выбирал железную пластину из мягкой стали и обкладывал ее кусками стали твердой. Затем этот пакет раскаляли на огне из соснового угля и сваривали путем проковки. Получившийся брусок складывали вдоль и (или) поперек оси клинка и снова сваривали, что впоследствии как раз и давало характерный узор. Этот прием повторяли примерно шесть раз. Во время работы пакет и инструменты неоднократно чистили, поэтому получалась особо чистая сталь. Вся хитрость при этом заключалась в том, что при наложении друг на друга разных по прочности слоев металла крупные кристаллы углерода разбиваются, отчего количество загрязнений в металле с каждой проковкой уменьшалось.
Здесь следует отметить, что, в отличие от европейской дамасской стали, смысл здесь не в сваривании различных по качеству сталей между собой, а в гомогенизации всех их слоев. Впрочем, некоторая часть несвязанных слоев в металле все равно оставалась, но она обеспечивала дополнительную вязкость и удивительные узоры на стали. То есть японское складывание, так же как и дамасская ковка, является процессом облагораживания металла, цель которого – улучшение качества исходного материала. Для оболочки японского меча изготовляют три или четыре таких куска, которые в свою очередь вновь проковываются и многократно заворачиваются один в другой. Различные методы складывания дают многообразие типов узоров на готовом клинке. Так и возникал кусок стали, состоящий из тысяч прочно сваренных друг с другом слоев, причем сердцевина его была из чистого железа или из мягкой стали, которую тоже предварительно складывали и проковывали несколько раз.
Следующий этап состоял в том, чтобы оболочку сварить с сердцевиной. Стандартный процесс заключался в том, что сердцевину вкладывали в оболочку, согнутую в форме буквы «V», и проковывали до получения желаемой формы и толщины. Готовый, по сути дела, клинок теперь ожидала наиболее сложная операция – закаливание. Здесь мы отмечаем существенное отличие от европейского меча. Тот опускали в раскаленном состоянии в воду или масло целиком. А вот заготовку японского меча покрывали смесью из глины, песка и древесного угля, причем слоями разной толщины – точные рецептуры этой смеси кузнецы хранили в строгой тайне. На будущее лезвие наносили очень тонкий слой глины, а на боковые и тыльные стороны – напротив, почти в полсантиметра толщины. На острие также оставляли свободным маленький участок тыльной стороны, чтобы закалить и эту его часть. После этого клинок лезвием вниз укладывали на огонь. Чтобы кузнец смог по цвету накала точно определить температуру, кузницу затемняли или же вообще работали в сумерках, а то и ночью. Этот цвет в некоторых исторических источниках указан как «февральская или августовская луна».
Когда этот накал достигал необходимой величины, клинок немедленно погружали в ванну с водой. Часть клинка, покрытая предохранительным слоем, естественно, остывала медленнее и, соответственно, оставалась мягче лезвия. В зависимости от метода сразу после закаливания следовал отпуск. Для этого клинок вновь нагревали до 160 градусов по Цельсию, а потом опять резко охлаждали. Отпуск по необходимости можно было повторять несколько раз.
В процессе закаливания кристаллическая структура стали сильно изменяется: в теле клинка она слегка стягивается, а на лезвии вытягивается. В связи с этим кривизна клинка может измениться на величину до 13 мм. Зная про этот эффект, кузнец должен до закаливания задать клинку меньшую кривизну, чем та, которую он хочет получить у готового изделия, то есть сделать его сначала менее изогнутым. Несмотря на это, в большинстве случаев клинку все равно могла требоваться доработка. Ее проводили, положив клинок тыльной стороной на раскаленный докрасна медный блок, после чего снова охлаждали в холодной воде.
Готовый клинок с большой осторожностью подвергали шлифовке и полировке (на что нередко уходило до 50 дней!), в то время как другие ремесленники делали для него монтировку. Здесь часто возникает путаница в терминах – «шлифовка» и «полировка» в Японии понятия тождественные, и это нераздельный процесс.
А вот так самураи использовали свой меч, чтобы прикончить поверженного противника.
Причем если европейские клинки обычно состоят из двух фасок, а лезвие у них образует еще одна узкая внешняя фаска, то японский клинок имеет только одну фаску с каждой стороны, то есть их всего две, а не шесть. Таким образом, при «затачивании» необходимо обрабатывать всю поверхность клинка, вот почему и затачивание и полировка являются единым процессом. Эта технология дает действительно очень острое лезвие, подобное лезвию опасной бритвы, и придает ему геометрию, великолепно подходящую прежде всего для резки. Но есть у нее и один большой недостаток: при каждом затачивании снимается поверхностный слой со всего клинка и он «худеет» и становится все тоньше и тоньше. Что же касается остроты такого клинка, то существует легенда, что когда мастер Мурамаса, гордясь непревзойденной остротой сделанного им меча, воткнул его в быстрый ручей, то плывущие по течению листья наталкивались на лезвие и разрезались надвое. Другой столь же прославленный в смысле остроты меч назывался «Боб» только из-за того, что падающие на лезвие этого меча работы мастера Нагамицу свежие бобы также рассекались пополам. В годы Второй мировой войны один из мастеров отрубил мечом ствол пулемета, о чем был вроде бы даже снят фильм, однако впоследствии как будто бы удалось доказать, что это не более чем пропагандистский трюк, рассчитанный на подъем боевого духа японских солдат.
При полировке японские мастера обычно использовали до двенадцати, а иногда и до пятнадцати шлифовальных камней с различной зернистостью, пока клинок не получал своей знаменитой остроты. При каждой полировке обрабатывается весь клинок, при этом класс точности и качество клинка с каждой обработкой повышается. При полировке применяются различные методы и сорта полировочного камня, но обычно полируют клинок так, чтобы на нем различались такие кузнечно-технические тонкости, как хамон – полоса закалки поверхности клинка из особо светлой кристаллической стали с пограничной линией, которая определяется глиняным покровом, нанесенным кузнецом; и хада – зернистый узор на стали.
Продолжая сравнивать европейские и японские клинки, мы заметим также, что они различаются не только своей заточкой, но и поперечным сечением клинков катаны, рыцарского длинного меча и различных сабель. Отсюда у них и совершенно разные режущие качества. Еще одно различие заключается в дистальном сужении: если клинок длинного меча от основания к острию становится существенно тоньше, японский клинок, и так существенно более толстый, практически не утончается. Некоторые катаны у основания клинка имеют толщину почти 9 (!) мм, а к ёкоте становятся тоньше только лишь до 6 мм. Напротив, многие западноевропейские длинные мечи имеют в основании толщину семь миллиметров, а к острию становятся тоньше и там имеют толщину всего лишь около 2 мм.
Клинок после ковки и закалки до полировки.
Клинок с хорошо заметной волнистой линией закалки хамон.
Хвостовик клинка с подписью кузнеца.
Были известны в Европе и двуручные сабли, и вот они-то ближе всего подходили к японским мечам. В то же время, сколько ни сравнивай японский нихонто и европейские сабли и мечи, однозначного ответа, что лучше, получить невозможно, ведь в боях-то они не встречались, проводить опыты на сегодняшних репликах вряд ли имеет смысл, а ломать ради этого ценные старинные мечи никто не осмелится. Так что здесь остается обширное поле для домыслов, и в данном случае заполнить его достоверной информацией скорее всего не удастся. Это как с мнением ряда историков относительно низкой или же, напротив, очень высокой эффективности японского меча. Да, мы знаем, что мертвые тела он рубил хорошо. Однако в то же время японский историк Мицуо Курэ пишет о том, что самурай, вооруженный мечом и одетый в доспехи о-ёрой, не мог ни рассечь им доспехи врага, ни прикончить его!
Кузнецы в Японии ковали не только мечи, но и множество других видов оружия, например топоры и секиры. Японская секира тэ оно. XIX в.
В любом случае для японца-самурая именно меч был мерилом всего, а клинки известных мастеров представляли собой самое настоящее сокровище. Соответственным было и отношение к тем, кто их ковал, так что социальное положение кузнеца в Японии определялось главным образом тем, какие мечи он ковал. Существовало множество школ, трепетно относившихся к разработанным у себя технологиям и бережно хранивших их тайны. Имена известных оружейников, таких, как Масамунэ или его ученика Мурамаса, были у всех на слуху, и обладать мечами их выработки мечтал едва ли не каждый самурай. Естественно, что, как и все таинственное, японский меч породил немало легенд, так что сегодня подчас просто невозможно отделить вымысел от правды и определить, где выдумка, а где реальный исторический факт. Ну, например, известно, что клинки Мурамаса отличались величайшей остротой и прочностью лезвия, но также и способностью мистическим образом притягивать к владельцам несчастья.
Мастер-полировщик работает над отделкой клинка. Фотография из фондов библиотеки университета Вермонт. Барлингтон, США.
Но Мурамаса – это не один мастер, а целая династия кузнецов. И точно неизвестно, сколько было мастеров с таким именем – три или четыре, но это исторический факт, что качество их мечей было таково, что обладать ими считали за честь самые выдающиеся самураи. Несмотря на это, мечи Мурамаса подвергались гонениям, и это был едва ли не единственный случай за всю историю холодного оружия. Дело в том, что клинки Мурамаса – и это также документально подтверждено – приносили несчастья членам семьи Токугава Иэясу, объединителя раздробленной феодальной Японии. Его дед погиб от такого клинка, отец получил серьезное ранение, сам Токугава порезался в детстве мечом Мурамаса; а когда его сына приговорили к сэппуку, то именно этим мечом его помощник отрубил ему голову. В итоге Токугава решил уничтожить все клинки Мурамаса, принадлежавшие его семье. Примеру Токугава последовали многие даймё и самураи того времени.