«А он хорош», – сказал новый преследователь. Этот бегал куда быстрее первого. Норимицу понял, что не сможет расправиться с ним так же, как с предыдущим, и, внезапно изменив свой план, присел на корточки. Преследователь налетел на него и упал. Тут Норимицу вскочил и, прежде чем человек успел встать на ноги, рассек ему голову.
Вот так, подумал Норимицу. Но был еще один, который прокричал: «Он действительно хорош! Я не дам ему уйти!» И тоже бросился на него.
«На этот раз мне конец! Да помогут мне божества и Будда!»
Вознося молитвы, Норимицу выставил меч вперед, держа его обеими руками, как копье, и так резко повернулся навстречу преследователю, что их тела почти столкнулись. У преследователя также был меч, и он пытался ударить Норимицу с плеча. Но они оказались так близко, что ему не удалось рассечь даже одежду Норимицу. Меч же Норимицу, который тот держал как копье, пронзил тело преследователя. Когда же Норимицу выдернул меч, человек начал падать назад. И в этот момент Норимицу отсек по плечо его руку, державшую меч.
Норимицу отбежал на какое-то расстояние и прислушался, не преследует ли его еще кто-нибудь. Но не было слышно ни звука. Он двинулся вперед, прошел через средние ворота и, остановившись у колонны, стал ждать своего пажа. Мальчик шел по улице Омия, громко плача. Норимицу позвал его, и тот подбежал к нему. Норимицу велел ему отправиться за новой одеждой, а потом приказал спрятать окровавленную одежду и никому ничего не говорить. Затем он тщательно вытер кровь с меча, облачился в новую одежду и, как ни в чем не бывало, вернулся в свою комнату и лег спать.
Всю ночь он страшно беспокоился о том, что могут узнать, кто совершил убийства. Наутро только и говорили:
«Троих молодцов нашли мертвыми на улице Омия, около входа в императорскую кухню. Их зарубили рядом друг с другом».
«Какое великолепное владение мечом!»
«Кто-то говорил поначалу, что эти люди передрались между собой. Но, посмотрев повнимательнее, он убедился, что каждый был убит одним-единственным ударом».
«Может быть, их убили враги».
«Эти люди явно похожи на разбойников».
Даже некоторые знатные особы приглашали друг друга пойти посмотреть на убитых. Самого Норимицу также несколько раз просили пойти. Поначалу он не хотел делать этого, но потом решил, что если он не пойдет, то люди, быть может, начнут подозревать его. Наконец, с явной неохотой, он отправился вместе со своими друзьями.
Все не смогли вместиться в повозку, поэтому Норимицу пошел рядом. Когда повозка остановилась около убитых, тела все еще лежали нетронутыми. Рядом стоял человек лет тридцати с густой бородой. На нем была какая-то бесформенная одежда, плащ цвета индиго, протершийся от стирки, и такая же выношенная желтая рубаха. Его меч лежал в ножнах, украшенных щетиной кабана, а на ногах у него была обувь из оленьей шкуры. Он стоял, указывая пальцем на убитых, и что-то говорил.
Пока Норимицу гадал, кто бы это мог быть, подбежал слуга из тех, что сопровождали повозку, и доложил: «Господин, этот человек говорит, что он убил их, ибо они были его врагами».
Норимицу страшно обрадовался. Кто-то из воинов сказал с повозки: «Скажи этому человеку, пусть подойдет сюда. Мы хотим узнать все поподробнее».
Подошедший человек обладал удивительной внешностью: у него оказались высокие скулы, нижняя челюсть выступала, нос был плоским, а волосы – красного цвета. Глаза у него были налиты кровью, как будто он очень долго тер их. Держа меч за рукоять, он опустился на одно колено.
«Что случилось?» – спросил кто-то.
«Господин, около полуночи я шел здесь, направляясь по своим делам, как вдруг трое человек бросились на меня с криками: “Как ты смеешь проходить мимо нас!” Я подумал, что это разбойники, и зарубил их. Но когда взглянул на них утром, я узнал в них тех, кого я искал все эти годы. Я обрадовался, что наконец покончил со своими врагами, и намеревался отрубить им головы».
Говоря все это, он продолжал указывать пальцем и беспокойно оглядываться по сторонам. А поскольку знатные люди продолжали задавать вопросы, человек еще более возбудился и лепетал что-то без умолку.
Норимицу развеселился. Что ж, подумал он, если он хочет взять это на себя, я ничего не имею против. И принял невинный вид.
Говорят, что он рассказал обо всем своим детям, когда был уже дряхлым стариком.
Норимицу в этом рассказе (как и в другом, где описывается, как он поймал грабителя) предстает мужчиной среди мужчин. Женщина пишет о нем несколько иначе.
Норимицу был близким другом Сэй Сёнагон (даты жизни неизвестны), написавшей знаменитые «Макура-но соси», «Записки у изголовья». Они действительно были настолько близки, что придворные подтрунивали над ними, называя Норимицу старшим братом, а Сэй Сёнагон – младшей сестрой. Наверное, поэтому госпожа Сэй оставила в своей книге впечатляющее описание Норимицу.
Рассказ никоим образом не связан с воинским искусством.
Когда я проводила дни в деревне, люди говорили, что придворные навещают меня. Но раз для моего отъезда не было особых причин, эти сплетни не должны были доставлять беспокойство кому-либо. Если кто-то приходит навестить меня, как я могу сказать, что меня нет дома, и озадачить человека? Даже те, с кем я не знакома близко, навещают меня.
Последний раз я покинула двор, не сказав никому, где я собираюсь быть. Об этом знали только господин Цунэфуса, Средний капитан стражи Внутреннего дворца, и господин Наримаса.
Как-то пришел офицер Левого крыла стражи Внешнего дворца, Норимицу. Он сказал: «Вчера господин советник[18], Средний капитан приходил ко мне и спрашивал:
“Не может быть, чтобы вы не знали, где находится ваша сестра. Скажите же мне”. Я продолжал утверждать, что не знаю, но как же настойчив он был.
“Странно, – продолжал он, – что вы не говорите то, что на самом деле знаете”. Я едва не улыбнулся. Хуже того, в это время там присутствовал и Средний капитан, который напустил на себя столь невинный вид, что я бы рассмеялся, если бы наши глаза встретились. Я уже не знал, что и придумать, поэтому схватил лежащие на столе водоросли и стал жевать их. Люди, должно быть, подумали, что это странно – есть между трапезами. Но это позволило мне не сказать им, где ты находишься. Все было бы бесполезно, если бы я не сдержался и улыбнулся. Более же всего меня смешит то, что он решил, будто я на самом деле не знаю, где ты».
«Пожалуйста, – сказала я, – не говори ему».
Прошло несколько дней.
Однажды поздно ночью кто-то постучался в ворота так громко, что я подумала: каким бы ни было срочным дело, так ломиться в ворота неразумно, тем более что дом рядом. Как бы то ни было, я послала слугу узнать, кто там. Это оказался кто-то из Такигути[19]. Он сказал, что принес письмо «от офицера Левого крыла стражи Внешнего дворца». Хотя все спали, я принесла лампу, чтобы прочесть письмо.
«Завтра – последний день Священных чтений, – говорилось в письме. – Господин советник, Средний капитан, опять будет допытываться. Если он не отстанет от меня и будет спрашивать о тебе, я не смогу отвертеться снова. Я не сумею скрыть это. Должен ли я сказать ему правду? Что ты думаешь? Я сделаю так, как ты велишь».
Я не стала писать ответ, просто завернула маленький кусочек морской водоросли в бумагу и отослала его.
Какое-то время спустя он пришел и сказал: «Он не отставал от меня, так что целую ночь я был вынужден ездить с ним по тем местам, в которых, я заведомо знал, тебя нет. Он спрашивал так искренне, что мне было больно поступать так. Почему же ты не написала мне ответ, а вместо этого отправила какой-то завернутый в бумагу кусочек водоросли! Как можно заворачивать в бумагу что-нибудь подобное и посылать кому-либо. Ты перепутала?»
Я расстроилась, видя, что он не понимает, в чем дело. Не говоря ни слова, я написала на клочке бумаги, что лежал на чернильном камне:
И подала ему. Но он воскликнул: «Так ты написала стихотворение! Я не буду читать его!» Он отбросил клочок бумаги в сторону и убежал.
Так, хотя мы много говорили друг с другом и заботились друг о друге, наши отношения стали несколько натянутыми. Потом он написал мне: «Даже если случится несчастье, не забывай, пожалуйста, что мы поклялись друг другу. Надеюсь, что люди по-прежнему будут считать меня твоим братом».
Он любил повторять: «Тот, кто любит меня, не должен писать мне стихов. Любого, кто сделает это, я буду считать своим врагом. Только если ты решишь, что между нами все кончено, напиши мне стихотворение».
Поэтому я послала ему стихи:
Наверное, он так и не прочитал их. Он даже не ответил мне.
Вскоре он получил пятый ранг и был назначен губернатором Тотоми. Так, на плохой ноте, закончились наши отношения.
Норимицу, хотя и не любил тех, кто пишет стихи, чтобы выразить свои чувства и мысли, сам, тем не менее, назван в официальных летописях поэтом, ибо одно его стихотворение было включено в пятую императорскую антологию «Кинъёсю» (№ 371). Стихотворение предваряется заглавием, в котором говорится, что оно было составлено у заставы Осака по пути в Муцу и отправлено обратно в Киото. Норимицу был назначен губернатором Муцу в 1006 г., четыре года спустя после назначения в Тотоми, поэтому можно с уверенностью сказать, что оно не было адресовано госпоже Сэй.
Я думал, что спешу на восток один,
Но цветы сливы над изгородью