[102], потерявшие своих отцов или сыновей, кипели от ярости: «Какой прок ждать здесь! Мы сами пойдем на них и умрем!» Многих убедили эти слова, и они помчались вперед.
С востока над замком Акасака террасами поднимались рисовые поля, и атаковать замок с этого направления казалось невозможным. С трех же других сторон местность была ровной и защищенной, казалось, только рвом и частоколом в один ряд. Воины, шедшие в атаку и оценивавшие положение, думали так: «Даже демоны или боги не смогли бы долго продержаться в этом замке». Они подошли к замку, спустились в ров, выбрались на другую сторону и, преодолев все препятствия, уже готовы были карабкаться вверх. Но из замка не раздавалось ни звука.
«Это означает, – решили воины, – что они замышляют, как вчера, стрелять в нас, а когда мы побежим, они нападут на нас с тыла, чтобы создать хаос в наших рядах».
Тогда атакующие разделились на две армии. Одна, численностью в 100 000 человек, пошла к горе, возвышавшейся сзади, а остальные 200 000 окружили замок. Но и теперь из замка не было выпущено ни одной стрелы, и ни одного человека не было видно. Ободренные этим, воины начали карабкаться по частоколу. На самом же деле частокол оказался двухрядным, и внешний ряд был подрублен и обрушен. Защитники замка одновременно перерезали веревки, державшие частокол, и все 1000 атакующих, уже забравшихся на него, рухнули вниз. Придавленные частоколом, они ничего не могли поделать. Обороняющиеся же бросали на них огромные бревна и камни. В итоге в этот день погибло 700 нападавших.
Воины восточных провинций, после того как два дня подряд терпели поражение, более не хотели штурмовать замок. Они осадили крепость и лишь на довольно большом расстоянии от нее разбили лагерь. Так они провели четыре или пять дней, а потом задумались: «Держать пассивную осаду недостойно воина. Замок стоит на равнине, в окружности он меньше четырехсот ярдов, а защищают его всего четыреста-пятьсот человек. Если мы, воины восьми восточных провинций, не сможем атаковать его и закончим дело простой осадой, это станет позором для нас, за что люди потом будут насмехаться над нами. Нельзя допустить такого. Если правильно рассудить, то мы были столь безрассудны, что шли в атаку без щитов и без всяких вспомогательных приспособлений. Поэтому мы сами создавали себе трудности. Теперь же мы поступим по-другому».
В следующий раз воины пошли на штурм, держа над головой щиты, обитые прочной кожей, чтобы их нельзя было проломить. И хотя залезть на частокол не составляло труда, ибо ров был неглубоким, а берег – низким, они не стали безрассудно карабкаться на него, опасаясь, что он опять обрушится. Вместо этого они попытались снести его длинными крючьями, стоя на дне рва. Когда, казалось, частокол вот-вот упадет, защитники замка стали лить на них кипящую воду ковшами в три-шесть ярдов длиной. Кипящая вода проникала в отверстия шлемов атакующих, под их плечевые доспехи и обжигала их. Не в силах вынести это, они побросали крючья и щиты и бежали, всем на посмешище. Хотя никто из нападавших не умер, у одних были так обожжены руки и ноги, что они не могли стоять, у других тело покрылось волдырями. Всего таких оказалось около двухсот человек.
Атакующие каждый раз штурмовали по-новому, а защитники замка придумывали новую стратагему. Совет решил, что не остается ничего, как ждать, когда у противника закончатся припасы. Приняв такое решение, воины восточных провинций отказались от мысли о сражении, поставили в каждом лагере наблюдательную башню, построили укрепления и стали держать осаду. Таким образом, защитников замка более никто не беспокоил, и они постепенно теряли боевой пыл.
Кусуноки строил замок в большой спешке и не имея времени на то, чтобы запасти достаточно провианта. Через двадцать дней после начала осады в замке остался запас продовольствия лишь на четыре – пять дней. Тогда Масасигэ сказал своим людям:
«Мы выиграли несколько сражений. Но врагов так много, что это не имеет никакого значения. Тем временем у нас кончаются припасы и нам неоткуда ждать подмоги. Я был первым воином в этой стране, решившим поднять армию и помочь его величеству объединить земли, поэтому в должное время и в должном месте я без колебаний отдам свою жизнь. Но храбрый воин – это тот, кто предусмотрителен и рассудителен. Поэтому я, Масасигэ, предпочел бы, чтобы враги захватили этот замок и решили бы, что я покончил с собой. Объясню почему.
Если воины восточных провинций узнают, что я мертв, они обрадуются и вернутся в родные земли. Когда они сделают это, я появлюсь снова и буду сражаться. Если они опять появятся здесь, я скроюсь в горах. Если я проделаю это четыре-пять раз, воины обязательно истощат свои силы. Вот как, сохранив себя, я планирую уничтожить врага. Что вы думаете об этом?»
Воины полностью согласились с ним. Сразу же они вырыли в замке большую яму глубиной в десять футов, вытащили из рва несколько десятков трупов и бросили их в яму. Затем набросали сверху древесного угля и хвороста и стали ждать ветреной и дождливой ночи. Наверное, само Небо благоволило Масасигэ. Внезапно налетевший ветер вздымал тучи песка, а с неба, как подрубленный бамбук, хлынули потоки дождя. Ночь стояла очень темная, и все закрылись в своих шатрах.
Лучшего нельзя было и желать. Масасигэ оставил в замке одного из воинов и приказал ему: «Когда увидишь, что мы ушли на пятьсот ярдов отсюда, поджигай замок». Затем воины сняли доспехи и тихо пошли мимо шатров командиров врага и спящих воинов.
Когда Масасигэ проходил перед конюшней офицера императорской полиции Нагасаки Такасада, кто-то из воинов заметил его и спросил: «Господин, почему вы тайно крадетесь мимо покоев нашего господина и не называете своего имени?»
«Я – вассал командующего, и я заблудился», – сказал Масасигэ и быстро пошел прочь. Воин, который пытался остановить его, закричал: «Разбойник! Это конокрад, я уверен. Убейте его!» Он бросился за Масасигэ и выстрелил в него. Стрела попала Масасигэ в локоть и, казалось бы, должна была войти глубоко. Но этого не произошло – стрела отскочила. Потом Масасигэ обнаружил, что стрела попала в то место, где он носил талисман с сутрой бодхисаттвы Авалокитешвары, в которую он верил и которую читал много лет. Действительно, каким бы это ни показалось удивительным, но молитва из двух строк, восхваляющая бодхисаттву, преградила путь стреле.
Чудесным образом избежав смерти, Масасигэ прошел еще 2000 ярдов и обернулся. Как и было договорено, человек, оставленный им, поджег замок. Осаждавшие увидели огонь и закричали: «Замок пал! Не дайте никому ускользнуть!» Поднялась страшная суматоха. Наконец огонь затих, они вошли в замок и увидели в огромной яме сожженные тела, перемешанные с древесным углем. Не было никого, кто бы не восхвалял Масасигэ и не говорил: «Несчастный! Он покончил с собой. Хоть он и враг, но он встретил смерть достойно, как и подобает самураю».
Пятого дня третьего месяца второго года Гэнко [1332] офицер Левого крыла стражи Внутреннего дворца Токимасу и губернатор Этиго Накатоки получили назначение в Рокухара и прибыли из Канто к месту службы. До этого, в течение трех-четырех лет, оба поста в Рокухара занимал губернатор Токива Норисада, но он твердо решил подать в отставку.
В предыдущий год Кусуноки Масасигэ из стражи Среднего дворца инсценировал свою гибель. Его сожженное тело было якобы найдено в замке Акасака. Камакура Бакуфу приняло это как свершившийся факт, назначило на его место Юаса Магороку и пребывало в уверенности, что впредь в провинции Кавати не случится никаких волнений. Однако третьего дня четвертого месяца Кусуноки вдруг воскрес из мертвых и с отрядом в 500 всадников атаковал замок Юаса.
У Юаса оказалось мало провианта. Поэтому он приказал доставить припасы из Адзэгава, своего поместья в провинции Кии, намереваясь ночью тайно впустить несколько сот носильщиков в замок. Кусуноки разгадал его хитрость, расставил в стратегических местах своих воинов, забрал весь провиант и наполнил мешки из-под риса оружием и доспехами. Затем двести его воинов погрузили оружие на носильщиков и лошадей и, якобы охраняя их, пошли следом. Уже перед самым замком Кусуноки вдруг бросился на них и стал изображать погоню.
Юаса увидел это и решил, что воины, несущие провиант, сражаются с Кусуноки. Он приказал открыть ворота и впустить их. Люди Кусуноки, оказавшись, как и планировалось, в замке, потихоньку достали из мешков доспехи и оружие и подняли боевой клич. В ответ воины Кусуноки обрушились на замок извне, атакуя ворота и стены. Юаса, окруженный врагом и внутри, и снаружи, понял, что сражаться бесполезно, и быстро сдался.
Кусуноки взял в свой отряд людей Юаса. Теперь у него было около семисот всадников. С ними он пронесся по провинциям Идзуми и Кавати и набрал еще воинов. Семнадцатого дня пятого месяца он подошел к храмам Сумиёси и Тэнно и занял позиции к югу от моста в Ватанабэ.
Тем временем из Идзуми и Кавати один за другим мчались гонцы, сообщая, что Кусуноки собирается идти на Киото. В столице началась паника. Воины скакали на запад и на восток: и верхи, и низы были в замешательстве. Несмотря на это, около Рокухара собралось огромное множество воинов из области Кинаи и других мест. Все они ожидали, что Кусуноки вот-вот нападет на Киото. Но ничего не произошло. Тогда воины в Рокухара решили, что слухи о силе войска Кусуноки преувеличены и что они сами могут идти вперед, атаковать и сокрушить мятежника. Двое командующих Рокухара поставили во главе армии Суда и Такахаси и, объединив гарнизоны сорока восьми «сигнальных постов», воинов, находившихся в Киото, и воинов из области Кинаи, отправили их к храму Тэнно. Всего выступило около 5000 человек. Двадцатого дня того же месяца они покинули Киото и заняли позиции в Амагасаки, Кандзаки и Хасиромото. Ночью они разожгли сигнальные костры и с нетерпением стали ждать рассвета.
Узнав об этом, Кусуноки разбил 2000 своих всадников на три отряда. Главные силы он спрятал в храмах Сумиёси и Тэнно, а к югу от моста Ватанабэ он оставил лишь 300 воинов, приказав им зажечь два больших сигнальных костра. Он заявил, что намеревается заманить врага на мост и решить исход битвы одним броском.