Все четверо молча выпили по очереди из одной чаши. Когда чаша обошла круг, мать сказала: «Тёдзюро, я знаю, что ты любишь сакэ. Почему бы сегодня не выпить побольше?»
«Вы правы, матушка», – сказал Тёдзюро и начал пить чашку за чашкой. На лице его сияла улыбка, он явно пребывал в хорошем расположении духа.
Чуть позже он сказал матери: «Я насладился сакэ и даже немного опьянел. Сакэ ударило в голову сильнее, чем обычно, возможно потому, что последние несколько дней были очень тяжелыми. Позвольте, я немного отдохну».
Тёдзюро встал, прошел в спальню и улегся посредине. Вскоре послышался храп. Когда жена, тихо последовавшая за ним, положила ему под голову подушку, он застонал и перевернулся на другой бок, не переставая храпеть. Жена какое-то время смотрела ему в лицо, потом резко поднялась и вышла из комнаты. Она знала, что не имеет права плакать в его присутствии.
В доме стояла тишина. О решении господина знали заранее не только мать и жена, но и слуги и служанки. Ни из конюшен, ни из кухни не раздавалось ни звука.
Мать, жена и брат – каждый находился в своей комнате и пребывал в глубокой задумчивости. Хозяин храпел в спальне. Через открытое окно было видно, как колышутся на ветру подвешенные к карнизу стебли папоротника синобу.
Прошло два часа, потом еще два. Минул полдень. Жена приказала служанке приготовить обед, хотя не была уверена, что свекровь захочет есть. Она боялась подойти к свекрови, ибо полагала, что если она спросит о еде, свекровь с негодованием решит, что лишь она одна может думать об этом в такой час.
Пришел Сэки Кохэидзи, которого Тёдзюро попросил быть помощником. Мать позвала жену. Та, склонившись, ожидала, что пожелает свекровь.
«Тёдзюро сказал, что отдохнет немного, – сказала мать. – Но уже пришел господин Сэки. Думаю, пора будить его».
«Да, вы правы. Не следует тянуть», – ответила жена. Она поднялась и пошла будить мужа.
В спальне она опять взглянула в лицо мужу, как в тот раз, когда принесла подушку. Ее не покидала мысль о том, что вот сейчас она разбудит его к смерти, и какое-то время она не решалась заговорить.
Даже во сне он закрывался от яркого света: он лежал к окну спиной, а его лицо было обращено к ней.
«Вставай, милый», – сказала жена.
Тёдзюро не просыпался.
Жена встала перед ним на колени и прикоснулась к его плечу. Тёдзюро зевнул, потянулся, открыл глаза и сел.
«Ты хорошо поспал, – сказала жена. – Я разбудила тебя, ибо мать сказала, что уже поздно. Господин Сэки пришел».
«Понятно. Уже, должно быть, полдень. Я хотел немного отдохнуть, но был такой пьяный и уставший, что не заметил, как пролетело время. Думаю, пора поесть рису, попить чаю и отправляться в Токо-ин. Скажи матери, что я готов».
Самурай идет на смерть с пустым желудком. Но он не мог совершить самый главный в своей жизни поступок, не подкрепившись. Тёдзюро хотел лишь немного вздремнуть, но проспал гораздо дольше, чем ожидал. Уже минул полдень, поэтому он предложил поесть. Все четверо членов семьи уселись за обеденный стол, как это всегда было в обычные дни.
Затем Тёдзюро спокойно собрался и отправился вместе с Сэки в семейный храм Токо-ин, чтобы там покончить с собой.
В то время когда Тёдзюро просил у господина разрешения последовать за ним, другие вассалы Тадатоси, которым хозяин оказывал всяческие милости, тоже, каждый по-своему, просили его разрешить им покончить с собой. Таковых оказалось восемнадцать, вместе с Тёдзюро. Всем им Тадатоси верил и в глубине души хотел, чтобы они защитили его сына Мицухиса. К тому же он прекрасно понимал, что заставить их умереть вместе с ним – жестоко. Но каждому из них он ответил согласием, ибо обстоятельства не позволяли поступить иначе, хотя при этом он чувствовал глубокую боль.
Тадатоси знал, что его близкие слуги будут счастливы отдать за него жизнь. Он также знал, что они с радостью последуют за ним после его смерти. Если же он не дал бы на это своего согласия и приказал бы им остаться в живых, что бы тогда произошло? Все остальные вассалы стали бы говорить, что самураи не умерли, хотя должны были это сделать, что они не исполнили свой долг, что, наконец, они просто трусы. Если бы этим все и ограничилось, то они могли бы смириться и отдать жизни за Мицухиса. А что если кто-нибудь сказал бы, что он, уже покойный господин, держал на службе таких людей и не понимал, что они – лишенные чувства долга трусы. Такое они вряд ли смогли бы вынести, и их горю не было бы предела. Поразмыслив так, Тадатоси не мог не дать своего разрешения. Вот почему он сказал: «Согласен», – хотя горевал об этом еще больше, чем о собственной болезни.
Когда число самураев, получивших разрешение, достигло восемнадцати, Тадатоси, видевший за свои пятьдесят с лишним лет и войны, и мир, с болью подумал о смерти своей и восемнадцати своих слуг. Ни одно живое существо не в силах избежать смерти. Рядом с засыхающим и умирающим старым деревом распускают листья и цветут молодые деревья. Молодым самураям, окружающим его старшего сына, Мицухиса, старые слуги, которыми он, Тадатоси, окружил бы его, показались бы лишними. Более того, они даже могли бы стать препятствием. Конечно, он желал бы, чтобы его самураи служили Мицухиса так же, как они служили ему, но вокруг сына много новых людей, готовых сделать то же самое и, должно быть, с нетерпением ждущих, когда настанет их черед. Его слуги, столь долго исполняя свои обязанности, уже, возможно, накопили ненависть или стали предметом зависти. В таком положении заставлять их оставаться в живых было бы неразумно. Позволить им умереть – значит проявить милость к ним. Решив так, Тадатоси почувствовал облегчение.
Восемнадцать самураев, попросившие позволения последовать за Тадатоси и получившие согласие, были: Тэрамото Хатидзаэмон Наоцугу, Оцука Кихэ Танэцугу, Наито Тёдзюро Мотоцугу, Ота Кодзюро Масанобу, Харада Дзюдзиро Юкинао, Мунаката Кахэ Кагэсада, Мунаката Китидаю Кагэёси, Хаситани Итидзо Сигэцугу, Ихара Дзюдзабуро Ёсимаса, Танака Итоку, Хондзё Кисукэ Сигэмаса, Ито Тадзаэмон Масатака, Мигита Инаба Мунэясу, Нода Кихэ Сигэцуна, Цудзаки Госукэ Нагасуэ, Кобаяси Риэмон Юкихидэ, Хаяси Ёдзаэмон Масасада и Миянага Кацудзаэмон Мунэсукэ.
Прямым предком Тэрамото был человек по имени Тэрамото Таро, из Тэрамото, что в провинции Овари. Сын Таро, Наидзэнносё, служил семье Имагава. У Наидзэнносё был сын Сахэ, у Сахэ был сын Уэмонносукэ, а у Уэмонносукэ был сын Ёдзаэмон. Во время войны в Корее[226] Ёдзаэмон служил в армии Като Ёсияки и прославился. Сын Ёдзаэмона Хатидзаэмон в ходе осады замка Осака находился под началом Гото Мотоцугу[227]. После того как Хатидзаэмон поступил на службу семье Хосокава, он получал 1000 коку и был назначен командиром отряда в пятьдесят стрелков. Он покончил с собой в храме Анъё на двадцать девятый день четвертого месяца в возрасте пятидесяти трех лет. Помощником был Фудзимото Идзаэмон. Оцука служил управляющим полиции и получал 150 коку. Он покончил с собой на двадцать шестой день четвертого месяца. Помощником был Икэда Ядзаэмон.
О Наито я уже говорил.
Дэндзаэмон, дед Ота, служил Като Киёмаса. Когда Тадахиро[228] лишили его владений, Дэндзаэмон и его сын Гондзаэмон стали ронинами, самураями без господина. Кодзюро был вторым сыном Бидзаэмона и поступил на службу к Тадатоси в качестве слуги. Он получал 150 коку. Он покончил с собой в храме Касуга в семнадцатый день третьего месяца в возрасте восемнадцати лет и стал первым, кто последовал за Тадатоси. Помощником был Модзи Гэнбэ. Харада получал 150 коку и всегда находился рядом с Тадатоси. Он покончил с собой в двадцать шестой день четвертого месяца. Помощником был Камада Гэндаю.
Братья Мунаката, Кахэ и Китидаю, были потомками Среднего советника Мунаката Удзисада. Служить семье Хосокава начал их отец. Они оба получали по 200 коку. Во второй день пятого месяца старший брат покончил с собой в Рютё-ин, а младший – в храме Гэнсё. Помощником старшего брата был Таката Дзюбэ, младшего – Мураками Итиэмон. Хаситани был родом из провинции Идзумо и являлся дальним потомком клана Амако. Он поступил на службу к Тадатоси в возрасте четырнадцати лет, получал 100 коку и всегда первым пробовал приготовленную для господина пищу, чтобы господина не отравили. Когда Тадатоси заболел, он иногда клал голову на колени Хаситани и спал. В двадцать шестой день четвертого месяца Хаситани покончил с собой в храме Сэйган. Когда он уже приготовился вспороть себе живот, из замка послышались слабые звуки барабана, отбивавшего время. Он приказал одному из своих слуг выйти и узнать точно, который час. Слуга вернулся и сказал: «Я слышал четыре удара, но не уверен, что их было именно четыре». Хаситани и все присутствовавшие улыбнулись. Потом Хаситани произнес: «Благодарю, что рассмешили меня в последние мгновения жизни», – отдал слуге свое официальное одеяние и вспорол себе живот. Помощником был Ёсимура Дзинтаю.
Ихара получал 10 коку и содержание на трех слуг. Его помощником был Хаяси Сахэ, вассал Абэ Яитиэмона[229]. Танака был внуком Окику, оставившего нам «Историю Окику»[230], и другом детства Тадатоси с тех самых пор, когда они учились в храме на горе Атаго. Тогда он тихо отговорил юного Тадатоси от пострижения в монахи. Он имел содержание в 200 коку и являлся личным советником Тадатоси, который использовал его знания в математике. В старости ему было позволено сидеть в присутствии Тадатоси в головном уборе, скрестив ноги. Он просил Мицухиса позволить ему последовать за Тадатоси, но получил отказ. В девятнадцатый день шестого месяца он ранил себя в живот коротким мечом и вновь послал Мицухиса петицию. Тот наконец дал разрешение. Помощником был Като Ясудаю.
Хондзё родился в провинции Танго. Ронин, он стал слугой Хондзё Кюэмона, личного телохранителя господина Сансаи. После того, как он поймал в Накацу разбойника, ему было установлено жалованье в 15 коку и содержание для пяти слуг. Именно тогда он принял имя Хондзё. В двадцать шестой день четвертого месяца он покончил с собой.