Мицухиса, узнав об этом, разгневался. Во-первых, он был возмущен явно провокационным поступком Гонбэ. Во-вторых, он корил себя за то, что последовал совету Гэки и сделал то, что не должен был делать. Мицухиса только исполнилось двадцать четыре года, он был молодым и импульсивным и не умел контролировать чувства и сдерживать желания. Он не отличался великодушием оказывать милости в ответ на неповиновение и тут же приказал взять Гонбэ под стражу. Узнав об этом, Ягобэ и другие члены семьи Абэ закрыли ворота – для того, сказали они, чтобы ждать дальнейших указаний господина. Ночью же они тайно собрались вместе и говорили о своем будущем.
В конце концов было решено обратиться к настоятелю Тэнъю, который прибыл для проведения церемоний в честь первой годовщины смерти господина и все еще оставался здесь. Итидаю отправился на постоялый двор, где остановился священнослужитель, поведал ему всю историю и попросил его уговорить Мицухиса проявить снисходительность к Гонбэ. Тэнъю все внимательно выслушал и сказал: «Я искренне сожалею о том, что случилось с вашей семьей. Но я не имею права вмешиваться в действия господина Мицухиса. Если же Гонбэ будет приговорен к смерти, я, конечно, попытаюсь уговорить господина сохранить ему жизнь. Тем более что теперь, обрезав волосы, Гонбэ по сути стал монахом. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить ему жизнь».
Воодушевленный, Итидаю отправился домой. Узнав новости, члены семьи решили, что нашли спасительный выход.
Время шло, и настоятель Тэнъю уже должен был скоро возвращаться в Киото. Встречаясь с Мицухиса, Тэнъю все время старался вывести разговор на поступок Абэ Гонбэ, но ему не удавалось. Тому было объяснение. Мицухиса понимал, что священнослужитель будет просить его помиловать Гонбэ, если он приговорит того к смерти, пока Тэнъю находится здесь. Просьбу Тэнъю, настоятеля большого храма, невозможно было бы проигнорировать. Мицухиса просто ждал, когда он уедет, чтобы затем решить дело. В конце концов Тэнъю покинул Кумамото, так ничего и не добившись.
Как только Тэнъю уехал, Мицухиса приказал отвезти Абэ Гонбэ в Идэнокути и повесить. Было дано и официальное объяснение такому наказанию: Гонбэ вел себя непочтительно по отношению к мемориальной табличке покойного господина и всем своим поведением бросил вызов властям.
Ягобэ и остальные члены семьи Абэ вновь собрались на совет. Отношение к Гонбэ было вопиющим. Их покойного отца Яитиэмона, по крайней мере, назвали в числе тех, кто последовал за Тадатоси. Гонбэ же являлся его наследником. Они бы согласились со смертным приговором, если бы Гонбэ приказали покончить с собой, как и подобает самураю. Но его повесили, как простого вора. Из этого, говорили члены семьи, можно заключить только одно – нас не оставят в покое. Даже если Мицухиса и не предпримет против них дальнейших действий, как могут члены семьи, глава которой повешен, продолжать служить бок о бок с другими самураями и не подвергаться при этом насмешкам? Теперь бессмысленно обсуждать, что правильно, а что нет. Яитиэмон, должно быть, предвидел нечто подобное, когда советовал сыновьям быть вместе, что бы ни случилось. Семье не оставалось иного выбора, кроме как сражаться с войсками, которые пошлет сёгунат, и умереть всем вместе. Никто не высказал иного мнения.
Все члены семьи Абэ собрались с женами и детьми и заперлись в доме Гонбэ в Ямадзаки. Весть об этом возмутительном поступке дошла до властей. На разведку послали тайных агентов. В доме Ямадзаки было тихо, ворота заперты, а дома Итидаю и Годаю оказались пусты.
Собрали карательную армию. Такэноути Кадзума Нагамаса командовал отрядом, который должен был штурмовать главные ворота, под его началом находились командиры Соэдзима Кухэ и Номура Сёбэ. Кадзума, даймё с 1150 коку, возглавлял отряд из тридцати стрелков. Его сопровождал наследный вассал Сима Токуэмон. Соэдзима и Номура получали в то время жалование в 100 коку. Отрядом, который должен был штурмовать западные ворота, командовал Таками Гонъэмон Сигэмаса, хозяин земель в 500 коку. У него тоже было тридцать стрелков. Под его началом находились инспектор Хата Дзюдаю и личный слуга Кадзума Тиба Сакубэ, тоже получавший жалование в 100 коку.
Выступить против Абэ было решено на двадцать первый день четвертого месяца. Накануне ночью вокруг Ямадзаки выставили дозорных. Глубоко за полночь какой-то самурай в маске перелез через стену, но Маруяма Саннодзё, пехотинец из дозора Сабури Кадзаэмона, убил его. Более ничего заслуживающего внимания не произошло.
Соседям дали два официальных приказания. Во-первых, всем, даже караульным, велели оставаться в домах и сохранять бдительность, чтобы не возникло пожара. Во-вторых, тем, кто не должен был участвовать в штурме, строго воспрещалось входить в дом Абэ. В то же время им дозволялось убивать всех беглецов, на случай, если кто-нибудь попытался бы спастись.
В семье Абэ узнали о назначении дня нападения накануне. Дом был вычищен, а все неприглядные вещи – сожжены. Затем все члены семьи, молодые и старые, собрались на ужин. Они ели и пили вино. Потом детей убили, а женщины и старики покончили с собой. В саду выкопали большую могилу и спустили в нее тела. Остались только молодые и сильные воины. Ягобэ, Итидаю, Годаю и Ситинодзё проследили за тем, чтобы убрали все раздвижные ширмы и перегородки. Вассалам было приказано собраться, громко возносить молитвы, сопровождая их ударами в гонги и барабаны, и ожидать рассвета. Сыновья объяснили, что молитвы нужны, чтобы умиротворить души стариков, жен и детей, но на самом деле они хотели изгнать страх из сердец слуг.
Семья Абэ заперлась в доме, в котором потом жил Сайто Кансукэ. Напротив стоял дом Яманака Матадзаэмона, слева жил Цукамото Матаситиро, а справа – Хираяма Сабуро.
Семья Цукамото вместе с семьями Амакуса и Сики владела уделом Амакуса. Когда Кониси Юкинага[232] правил половиной провинции Хиго, Амакуса и Сики совершили преступление и были приговорены к смерти. Осталась лишь семья Цукамото, которая служила Хосокава.
Матаситиро был в хороших отношениях с Абэ Яитиэмоном и его семьей. Не только главы домов, но и жены с детьми часто посещали друг друга. Второй сын Яитиэмона, слывший хорошим копьеносцем, и Матаситиро, также неплохо владевший этим оружием, любили хвастаться в добродушной манере, говоря: «Вы, может, и хороший копьеносец, но не сравнитесь со мной», или: «О нет, как вы можете победить меня».
Поэтому Матаситиро, еще с тех пор, как услышал, что Яитиэмону отказано в разрешении покончить с собой, сочувствовал ему, ибо прекрасно понимал его состояние. Когда же он стал свидетелем обрушившихся на семью Абэ несчастий и упадка самой семьи – самоубийства Яитиэмона без разрешения, поведения его наследника Гонбэ в Коё-ин, его казни и, наконец, неповиновения властям со стороны оставшихся членов семьи, запершихся в доме, – он жалел их еще больше, как если бы был их родственником.
Как-то ночью Матаситиро послал к Абэ свою жену. Абэ находились на положении мятежников, восставших против властей, поэтому Матаситиро не мог открыто связаться с мужчинами семьи. Но те, кто, как он, знали историю Абэ с самого начала, не могли считать их врагами и злодеями. Кроме того, он, Матаситиро, находился в близких отношениях с прежним главой дома. Он полагал, что посетившую семью женщину впоследствии простят, даже если узнают об этом. Жена была рада услышать его слова и поздно ночью отправилась к Абэ, взяв с собой то, в чем, по ее мнению, они могут нуждаться. Она была самоотверженной женщиной и твердо решила, что если в последующем о ее визите узнают, она возьмет всю ответственность на себя и не навлечет беду на мужа.
В семье Абэ ей обрадовались. Еще бы: когда мир полон цветов и певчих птиц, божества, будды и люди покинули их, и вот они вынуждены запереться в доме. И все же нашелся человек, который набрался смелости и послал к ним свою жену, и она пришла, повинуясь его словам.
Все члены семьи Абэ чувствовали глубокую благодарность по отношению к Матаситиро и его жене. Женщины в слезах просили ее молиться за них, ибо они осуждены на смерть как преступники, и более никто не сделает этого. Дети, которым запретили выходить из дома, окружили женщину и ползли к ней слева и справа, не давая уйти.
Наступила последняя ночь перед штурмом. Цукамото Матаситиро еще раз тщательно все обдумал. Я – друг семьи Абэ. Поэтому, невзирая на возможное наказание, я отправил к ним свою жену. Следующим утром войска сёгуната нападут на них. Послать карательные войска – это то же самое, что начать сражение с мятежниками. Закон велит не вмешиваться и позаботиться о том, чтобы не возникло пожара, но самураю не подобает оставаться в стороне и смотреть. Сострадание состраданием, справедливость справедливостью, но я тоже могу что-то сделать, думал Матаситиро. Поздней ночью он с заднего хода тихо вышел в полутемный двор и перерезал веревки, связывавшие бамбуковый забор между двумя домами. Затем он вернулся в дом, переоделся, вытащил из-за поперечной балки под потолком короткое копье, достал его из ножен, украшенных перьями ястреба, и стал ждать рассвета.
Такэноути Кадзума, командующий карательными войсками, родился в семье, известной своими боевыми подвигами. Среди его предков был Симамура Дандзё Таканори, прославившийся при Хосокава Такакуни как великолепный лучник. В четвертый год Кёроку [1531], когда Такакуни потерпел поражение при Амагасаки, в провинции Сэтцу, Дандзё бросился в море, схватив двоих врагов, и утонул. Его сын Итибэ служил семье Ясуми из Коти и какое-то время носил имя Ясуми. Но когда он получил в удел Такэноути-гоэ, он взял имя Такэноути. Сын Такэноути Итибэ Китибэ служил Кониси Юкинага и за подвиг при осаде замка Ота в провинции Кии был награжден Тоётоми Хидэёси походным плащом с алым солнцем, нарисованным на глянцевом шелке. Во время похода в Корее он в течение трех лет оставался заложником Кониси. После гибели семьи Кониси его пригласил на службу Като Киёмаса[233]