ать на высокой скорости, и поспешно открытый мной огонь дал возможность «P-36» оторваться на 200 ярдов. Я никак не мог приблизиться к нему.
Пилоту противника, вероятно, удалось бы успешно ускользнуть, начни он пикировать с большей высоты, но приближающаяся земля заставила его выйти из пике и продолжить полет в горизонтальном положении. Теперь я мог использовать преимущество Зеро в скорости.
Голландец неистово петлял на бреющем полете. При каждом повороте я бросался ему наперерез, сокращая расстояние между нашими самолетами. Предпринимая отчаянную попытку уйти, он опускался все ниже и ниже, едва не задевая верхушки деревьев и крыши домов в надежде оторваться от преследования до того, как недостаток топлива заставит меня прекратить атаку.
Но я уже был близок к цели. Стремясь увеличить скорость, я выжимал все из двигателей своего истребителя, хотя вдали уже показалась расположенная в Маланге авиабаза противника. Сократив расстояние до 50 ярдов, я поймал в прицел кабину «P-36» и нажал на спуск. У пушки кончился боезапас, но две пулеметные очереди превратили вражеского летчика в кровавое месиво. Его истребитель рухнул на рисовое поле и перевернулся вверх брюхом.
Я оказался последним из тех, кто присоединился к остальным истребителям, продолжавшим кружить на высоте 13 000 футов в 20 милях к северу от острова Мадура.
Мы потеряли лейтенанта Асаи и еще двух летчиков. По докладам вернувшихся в Баликпапан пилотов, ими в общей сложности было сбито и уничтожено сорок истребителей противника. После столь яростных сражений, как над Сурабаей, я всегда был склонен уменьшать количество приписываемых себе летчиками побед на 20–30 процентов. В царящей неразберихе воздушных схваток два-три летчика зачастую вели огонь по одному и тому же самолету противника, и каждый из них приписывал победу себе. Но на этот раз, пожалуй, количество уничтоженных самолетов не было завышено, ибо начиная с этого дня мы практически не встречали сопротивления со стороны голландских истребителей.
Нас ждала еще одна удача. Офицеры разведки отправили группу бомбардировщиков для нанесения удара по секретной авиабазе в Джомбанге, и этот неожиданный налет уничтожил большую часть оставшихся у противника самолетов – «P-40», «буффало» и британских «харрикейнов» – на земле.
На следующий день мы вернулись на Яву с задачей атаковать любой встреченный нами самолет, а также для нанесения ударов по наземным целям. Молчавшая накануне зенитная артиллерия противника открыла в отместку ураганный огонь, и мы потеряли три из наших восемнадцати самолетов.
Каждый вечер мы слышали сообщения союзников, где утверждалось, что в течение дня в боях было сбито пять-шесть истребителей Зеро. Это вызывало удивление, поскольку вылеты в этот район совершала эскадрилья только наших Зеро, и наибольшее количество потерь мы понесли 19 и 20 февраля, когда было сбито шесть самолетов.
25 февраля восемнадцать истребителей Зеро вылетели из Баликпапана, получив приказ уничтожить являвшуюся последним рубежом обороны островов авиабазу в Маланге, где, по сведениям разведки, противником было организовано обслуживание нескольких бомбардировщиков союзников. По пути в Маланг мы натолкнулись на голландский гидросамолет, и я, покинув строй, превратил его в обломки, упавшие в океан.
Если у голландцев и оставались истребители в Маланге, они предпочли не ввязываться в бой. Покружив минут шесть над летным полем, наш командир повел нас в атаку с бреющего полета на три находящихся на земле «B-17». Зенитки вели интенсивный огонь, но мы видели, как все три бомбардировщика оказались объяты пламенем. Голландским зенитчикам удалось оставить пробоины на нескольких истребителях, но ни один Зеро не был сбит.
Свой следующий – тринадцатый по счету – самолет я сбил в последний день февраля. Я находился в составе группы из двенадцати истребителей, сопровождавших из Макассара двенадцать наших бомбардировщиков, которые должны были нанести удар по силам союзников, вынужденным эвакуироваться из Чилачапа. Корабли противника покинули гавань до нашего прибытия, и нам пришлось медленно кружить в воздухе, пока бомбардировщики бомбили порт. Для нас этот налет событиями отмечен не был, поэтому, сопроводив бомбардировщики назад к Яванскому морю, мы повернули к Малангу на поиски самолетов противника.
В тот день нам сопутствовала удача. Четыре истребителя, чей тип нам был незнаком, кружили в небе среди огромных туч, висевших на высоте 25 000 футов. Приблизившись, мы определили тип самолетов, ими оказались находящиеся на вооружении у голландцев истребители «буффало». Меня всегда поражала беспечность голландских летчиков. Они не подозревали о нашем присутствии, а мы уже шли на сближение, и один из наших Зеро длинной очередью поджег вражеский «буффало». Я ринулся за вторым истребителем, начавшим делать резкий вираж, – он горел желанием сражаться! Я с легкостью вписался в его вираж и, взмыв вверх, стал выходить из него в 200 ярдах от самолета противника. Я редко открывал огонь на вираже, но на этот раз я поспешил нажать на спуск. Несколько пуль попали в двигатель «буффало», и дым потянулся за самолетом. Было похоже, что пилот тоже получил ранение, потому что самолет медленно сделал несколько переворотов и скрылся в густой облачности. Поврежденному истребителю вряд ли удалось уцелеть в восходящих потоках теплого воздуха внутри облаков, но, поскольку я своими глазами не видел падения самолета, он числился за мной, как «вероятно сбитый».
Следующие несколько месяцев нас перебрасывали с одной авиабазы на другую. Мы вернулись на Филиппины и выполняли задачи по поддержке сухопутных сил, осуществлявших прорыв обороны у Коррехидора. Затем нашу часть перевели на остров Бали в Индонезии, где шла подготовка к крупному наступлению на юге.
Я никогда не мог понять предлагаемой американцами интерпретации событий тех дней. Особенно поражает доклад подполковника Джека Д. Дейла, утверждавшего, что его эскадрилья истребителей «P-40» сбила семьдесят один японский самолет, потеряв за сорок пять дней сражений на Яве всего девять пилотов. Такая цифра наших потерь вызывает скептицизм, ибо на самом деле в тот период мы потеряли в боях менее десяти истребителей.
По словам Дейла, его пилоты использовали особый маневр, когда при встрече с нашими Зеро они разбивались на группы и снижались до высоты 6000–8000 футов, а затем вновь занимали боевой порядок. По его утверждениям, таким образом его шестнадцать самолетов могли производить впечатление, что их в три раза больше. Во всех своих боях с американскими истребителями «P-40» мне ни разу не довелось столкнуться с маневром, описываемым подполковником Дейлом. В частности, действуя против истребителей «P-40», заметно уступавших по своим летным качествам нашим Зеро, наша эскадрилья неизменно одерживала крупные победы.
Также неправдоподобным выглядит рассказ Дейла о том, что «в один из вечеров мы услышали, как „Радио Токио“ сообщило: „Появившиеся ниоткуда сотни истребителей „P-40“ атаковали наши силы. Это самолеты нового типа, имеющие на вооружении шесть пушек“». Возглавлявший в те дни на «Радио Токио» службу коротковолнового вещания на английском языке Кацутаро Камия заверил меня, что цитируемых американским подполковником сообщений никогда не было. По словам Кацутаро, в таких заявлениях не было необходимости, ибо кроме как о победах сообщать было не о чем.
В словах подполковника Дейла о победах в воздухе правды ничуть не больше, чем в сообщениях о «потоплении» линкора «Харуна» капитаном Келли.
Глава 11
В начале марта 1942 года 150 летчиков из авиагруппы «Тайнань», которые были разбросаны по всем Филиппинам и Индонезии, вновь собрались вместе на острове Бали. Полная оккупация Индонезии казалась неизбежной. На Бали в качестве оккупационных сил находилась всего одна рота японских сухопутных сил. Термин «оккупация», пожалуй, не совсем уместен здесь, ибо обитатели Бали относились к японцам вполне дружелюбно.
Бали казался настоящим раем. Стояла великолепная погода, местный ландшафт был самым живописным из всех, что мне доводилось видеть на Тихом океане. Вокруг нашего аэродрома все утопало в буйной зелени, а сами мы с огромным наслаждением купались в горячих источниках. На какое-то время полеты были отменены, и мы решили провести хотя бы короткий период с пользой для себя.
Однажды днем мы мирно отдыхали в своем клубе, и вдруг гул тяжелого бомбардировщика, приближавшегося к аэродрому, заставил нас насторожиться. Один из летчиков подбежал к окну и тут же с расширившимися от изумления глазами повернулся к нам:
– Ого! «B-17»! И он заходит на посадку!
Бросившись к окну, мы столпились возле него. В увиденное было трудно поверить! Огромная «Летающая крепость» с выпущенными шасси и закрылками, снизив скорость, заходила на посадку. Я протер глаза, не верилось, что это происходит на самом деле. Откуда мог здесь взяться этот самолет?
Но… он находился прямо перед нами, слегка подскакивая после соприкосновения колес с землей. До слуха донесся визг тормозов. В следующую секунду мы ринулись через дверь наружу, предвкушая воочию убедиться и изучить слабые места в защите мощного американского бомбардировщика. Наверняка это был самолет, ранее захваченный кем-то из наших!
Раскаты пулеметных очередей заставили нас застыть на месте. Огонь вели пулеметчики из роты сухопутных сил! Выходит, самолет не был захвачен! Его пилот по ошибке приземлился на наш аэродром, а какой-то болван из наиболее рьяных солдат открыл по нему огонь еще до того, как он остановился.
Не успели пулеметчики дать и десятка очередей, как оглушительный рев четырех двигателей, запущенных на полную мощность, разнесся над аэродромом. «B-17» пронесся по взлетной полосе и взмыл в воздух, оставив за собой облако пыли. Вскоре он исчез из вида.
Мы оторопели. «B-17», целехонький, уже почти у нас в руках, и такой шанс оказался упущенным из-за какого-то слишком воинственного кретина-пулеметчика! Все вместе мы побежали к армейским укрытиям. Некоторые летчики едва сдерживались. Один из них вышел из себя и заорал: