Мне впервые довелось наблюдать за десантной операцией американцев. Я не верил своим глазам. По меньшей мере семьдесят кораблей направлялись к побережью под прикрытием десятка миноносцев. А на горизонте виднелись другие суда, но находились они слишком далеко, чтобы можно было сосчитать их количество или разобрать типы кораблей.
Тем временем бомбардировщики стали медленно разворачиваться для захода на цели. Прямо перед ними на высоте 13 000 футов плыли небольшие облака. Солнце находилось справа над нами, его ослепительные лучи скрывали все вокруг. Мне стало не по себе, я боялся, что мы не заметим приближения истребителей противника. Вскоре мои страхи оправдались. Внезапно шесть истребителей вынырнули из яркого сияния. Сразу бросилось в глаза, что очертаниями они отличаются от тех американских самолетов, с которыми нам уже приходилось сражаться. Они имели коричневато-зеленую окраску, и лишь нижняя часть крыльев была белой. Это были первые увиденные мной истребители «Грумман F4F Уайлдкэт».
Не обращая внимания на наши Зеро, истребители противника ринулись вниз на бомбардировщики. Наши истребители устремились вперед, многие из них открыли неприцельный огонь в надежде отвлечь самолеты противника на себя. Вражеские истребители атаковали строй бомбардировщиков, все вместе выполнили переворот и, войдя в пике, скрылись. Над акваторией у острова Саво бомбардировщики нанесли удар по большому конвою кораблей. Я наблюдал, как бомбы во время долгого падения отклоняются от целей. На поверхности воды появились фонтаны брызг, но вражеские корабли беспрепятственно продолжали движение.
Явно глупо было пытаться попасть в движущиеся корабли с высоты четыре мили. Я не мог понять, почему отказались от торпед, чье использование в прошлом не раз оказывалось эффективным. Боевое задание обернулось провалом, все наши усилия пропали впустую из-за неточности бомбометания.
На следующий день бомбардировщики вернулись, на этот раз они несли торпеды для нанесения ударов с малой высоты. Но было уже слишком поздно. Десятки истребителей противника обрушились на бомбардировщики, и многие из них, так и не успев добраться до целей, были сбиты над океаном.
Строй бомбардировщиков, сделав вираж, ушел влево и начал набирать скорость, направившись обратно в Рабаул. Мы сопроводили их до острова Рассел, где уже не было истребителей противника, и повернули обратно к Гуадалканалу. Было 1.30 дня. Восемнадцать готовых к бою Зеро кружили в небе над Лунгой. Истребители противника вновь атаковали нас, заходя от солнца. Мне единственному удалось заметить пикирующие на нас самолеты, и я сразу начал резкий набор высоты, ведя за собой остальных. Истребители противника снова рассредоточились и начали пикировать в разных направлениях. Их тактика уклонения от боя была непонятна, ни та, ни другая сторона ничего этим не выигрывала. Видимо, американцы просто не собирались сегодня сражаться.
Я обернулся, чтобы проверить своих ведомых. Они исчезли! Все обернулось иначе, чем мне казалось: противник все-таки решил сражаться. Я продолжал искать глазами Ёнэкаву и Хатори, но их нигде не было. Самолет Сасаи с двумя голубыми полосами на фюзеляже вернулся в строй, еще несколько самолетов заняли позицию позади меня. Но моих ведомых не было.
Наконец я заметил их, они находились на 1500 футов ниже. У меня отвисла челюсть. Один «уайлдкэт» преследовал тройку Зеро, ведя огонь короткими очередями по мечущимся из стороны в сторону японским самолетам. Четверка самолетов вела яростный бой. Казалось бы, Зеро без труда могли справиться с одним самолетом, но стоило одному из наших истребителей выйти на позицию для открытия огня, истребитель противника успевал отскочить и вновь заходил в хвост Зеро. Такого мне еще видеть не приходилось.
Подавая сигнал Сасаи, я покачал крыльями и начал пикировать. «Уайлдкэт» вцепился в хвост одному из Зеро, трассирующие очереди вырывали куски металла из его крыльев и хвоста. Я в отчаянии открыл огонь. «Грумман», сделав переворот, резко ушел вправо, повернул и, взмыв вверх, оказался прямо под моим самолетом. Ни разу я не видел, чтобы пилот противника летал так быстро и умело, с каждой секундой его очереди оказывались все ближе и ближе к моему истребителю. Я сделал резкий переворот, пытаясь сбросить его с себя. Но не тут-то было. Он использовал мой излюбленный прием – заходил снизу.
Я сбросил газ, и мой Зеро, теряя скорость, задрожал. Это сработало: пилот противника, помедлив, отвернул. Я прибавил газу и сделал вираж влево. Три раза я делал вираж, а затем, бросив свой Зеро в штопор, вышел из него, уходя по спирали влево. Истребитель противника в точности повторял мои маневры. Левые крылья обоих самолетов находились перпендикулярно раскинувшемуся под нами морю, а правые смотрели в небо.
Ни одному из нас не удавалось добиться преимущества. Мы продолжали набирать высоту по спирали, сила тяжести вдавливала нас в кресла. Сердце у меня бешено колотилось, а голова, казалось, стала весить целую тонну. Перед глазами висела серая пелена. Я стиснул зубы: если пилот противника может выдержать подобное, то смогу и я. Того, кто сдастся первым и повернет, чтобы уменьшить перегрузки, ждет неминуемая гибель.
На пятом витке самолет противника слегка занесло. У меня мелькнула мысль, что я выстоял. Но «грумман» опустил нос и набрал скорость, самолет снова стал послушен пилоту.
Но в следующее мгновение он все же допустил ошибку. Вместо того чтобы сделать шестой виток, он увеличил мощность двигателя и начал выполнять петлю. Это был решающий момент. Я ринулся за ним, пересек траекторию его полета и вышел прямо в хвост. Я достал его. Он продолжал выполнять петли, стараясь уменьшить их радиус. Я же с каждым разом все больше сокращал расстояние между нашими самолетами. При выполнении подобных маневров Зеро не было равных.
Когда я находился всего в 50 ярдах от него, «уайлдкэт» вышел из петли и, к моему изумлению, полетел по прямой. На таком расстоянии мне даже не потребовалась пушка, я выпустил длинную очередь из пулемета по кабине, наблюдая, как пули превращают ее в обломки металла и стекла.
Я не верил своим глазам: «уайлдкэт» продолжал лететь так, словно ничего не произошло. Зеро, получивший такую порцию свинца по кабине, давно превратился бы в огненный шар. Я ничего не мог понять. Я прибавил газу и приблизился к американскому самолету как раз в тот момент, когда скорость его упала. Через секунду я уже вырвался на 10 ярдов вперед, стараясь сбросить скорость. Втянув голову в плечи, я со страхом ждал огня его пушек. Я оказался в ловушке.
Выстрелов не последовало. Пушки истребителя противника молчали. Не верилось, что это происходит на самом деле. Скорость упала, и вскоре наши самолеты уже летели крылом к крылу. Я открыл окно кабины и выглянул. Сквозь фонарь кабины истребителя противника я смог рассмотреть пилота. Это был крупный мужчина с круглым лицом. На нем была легкая форма защитного цвета. Вопреки моим предположениям он оказался совсем не молодым.
Несколько секунд мы летели рядом в этом странном строю, не отрывая друг от друга глаз. Истребителю противника сильно досталось. Крылья и фюзеляж были покрыты пробоинами. Обшивка руля поворота исчезла, металлические шпангоуты торчали, как ребра у скелета. Теперь я понял, почему пилот летел по прямой и не открывал огонь. Правое плечо у него было в крови, и я заметил, как пятно крови расползается на груди. Казалось невероятным, что его самолет все еще держится в воздухе.
Но хладнокровно убить человека я не мог! Получив ранение, он оказался беспомощным, а его самолет превратился в развалину. Я поднял левую руку и, погрозив ему кулаком, крикнул, хотя и понимал всю бесполезность своей затеи, чтобы он сражался. Американец встревожился, он с трудом поднял руку и слабо помахал мне.
Столь странных чувств я еще не испытывал. Я убил много американцев в воздушных боях, но сейчас я впервые видел человека, который прямо на глазах слабел от нанесенных ему мной ран. Я никак не мог решиться положить конец его мучениям. Глупо, конечно, было так думать. Пусть и раненный, но он был врагом, едва не убившим трех моих товарищей всего несколько минут назад. Но у меня не поднималась рука прикончить его. Мне нужен был самолет, а не летчик.
Я снизился и снова зашел ему в хвост. Американец, видимо, собрал остаток сил, и его самолет взмыл вверх, выполняя петлю. Этого я и ждал. Нос самолета оказался вверху. Я тщательно прицелился в двигатель и слегка надавил на гашетку. Языки пламени и клубы дыма вырвались наружу из двигателя. «Уайлдкэт» опрокинулся на крыло, а пилот выпрыгнул с парашютом. Далеко подо мной, прямо над побережьем Гуадалканала, парашют раскрылся. Летчик не держался за стропы, его обмякшее тело висело под куполом. В последний раз, когда я увидел его, он медленно приближался к берегу.
Три других Зеро вскоре заняли свое место рядом со мной. Ёнэкава улыбнулся мне из кабины. Мы набрали высоту и направились обратно к острову на поиски других самолетов противника. Вокруг нас загрохотали разрывы зенитных снарядов. Прицел был неточен, но сам факт, что тяжелые зенитные орудия успели оказаться на берегу спустя всего несколько часов после вторжения, огорчал. Я знал, что нашим силам потребовалось после высадки около трех дней для установки зенитных орудий. Темпы переброски техники американцами поражали.
Много позже наш командир Накадзима сообщил мне о подробностях произошедшего с остальными четырнадцатью Зеро. Истребители морской авиации противника владели инициативой в сражении над Гуадалканалом. Группами от шести до двенадцати самолетов они продолжали атаковать, все время заходя от солнца, и сеяли панику в боевых порядках наших истребителей. Еще никогда Накадзиме и его летчикам не приходилось встречать столь решительного и упорного сопротивления противника.
Каждый раз истребители противника пикировали и открывали огонь, а затем резко отворачивали и исчезали внизу, не позволяя нашим Зеро использовать в полной мере свое превосходство в маневренности. Подобная тактика оказалась разумной, но точность стрельбы американцев оставляла желать лучшего. Только один Зеро оказался жертвой их атак.