только на куцые гонорары либо на случайные гранты и пособия.
В сентябре 1928 года Мережковские приняли участие в первом съезде русских писателей-эмигрантов, организованном в Белграде королем Югославии Александром I Карагеоргиевичем. Тогда же сербский монарх наградил писателя орденом Святого Саввы первой степени за заслуги перед культурой. Мережковский и Гиппиус выступили с публичными лекциями, организованными Югославской академией, после чего при Сербской академии наук стала издаваться «Русская библиотека», в которую вошли произведения Бунина, Мережковского, Гиппиус, Куприна, Ремизова, Шмелева, Бальмонта, Северянина. Гонорары были небольшими, к югославскому ордену премия не прилагалась.
Трудно сказать, чем больше — убеждениями или материальными трудностями объясняется резко уронившее реноме супругов сотрудничество с фашистами. И тем, и другим. В июне 1936 года правительство Бенито Муссолини предложило семидесятилетнему Мережковскому большую стипендию для работы над книгой о Данте. Дуче показалось, что русская книга возрождаемому им итальянскому величию не повредит. Супруги переехали в Италию почти на три года, лишь наездами бывая теперь в Париже. Сняли виллу в Риме. Писательская чета и диктатор несколько раз встречались. И постепенно в мозгу Мережковского возникла иезуитская мысль о том, что цель оправдывает средства. Для великой цели свержения большевизма на родине годится и фашизм. В беседах писатель высказывался за священную войну с СССР.
Теперь даже Зинаиде Николаевне иногда казалось, что ее богоданный муж потихоньку выживает из ума. Вот, например, что он писал Муссолини: «…Лучшее из всех свидетельств о Данте, самое правдивое и самое живое — это Вы. Дабы понять Данте, надо им жить, но это возможно только с Вами, в Вас… Ваши души изначально и бесконечно родственны, они предназначены друг для друга самой вечностью. Муссолини в созерцании — это Данте. Данте в действии — это Муссолини…» Чем это отличается от советских формул «Сталин — это Ленин сегодня» или, там, «Ленин — это Сталин вчера»?
Мережковский, однако, понимал, что у фашистской Италии недостаточно сил для того, чтобы возглавить крестовый поход против коммунистов. Еще меньше сил у Испании, с диктатором которой Франциско Франко он также пытался войти в контакт. Единственная фигура, которая могла устроить Дмитрия Сергеевича, — Адольф Гитлер. А он по системе Мережковского подходил на роль Антихриста ничуть не меньше, чем Сталин. Пришлось писателю бороться с собой и даже с собственной половиной, которая называла Гитлера «идиотом с мышью под носом». Борьба с собой продолжалась до самой смерти.
В начале июня 1940 года, к удивлению всех умиротворителей Гитлера, немцы начали наступать на Западном фронте, бомбардировать Париж. Мережковские перебрались на юг Франции, в зону, которая вскоре оказалась подконтрольной коллаборационистскому правительству Петэна и Лаваля. 14 августа в Биаррице чествовали Мережковского, которому исполнилось 75 лет. Из видных лиц присутствовали писатели И. А. Бунин, М. А. Алданов, бывшие политики П. Н. Милюков, В. А. Маклаков. Самым большим подарком юбиляру стали собранные в складчину 7 тысяч франков, которые позволили семье экономно существовать почти год.
В июне 1941 года Мережковские вернулись в Париж. Выселенные из своей квартиры за коммунальные долги, они были вынуждены снимать комнатку. И вот тут нужда и укоренившиеся убеждения толкнули старика Мережковского на самую большую ошибку в своей жизни. Русские эмигранты, оставшиеся в Париже во время оккупации Германией, относились к новой власти в подавляющем большинстве враждебно. Большевизм, от которого они бежали, сам пришел к ним в форме национал-социализма. К тому же оккупанты закрыли все русские газеты и журналы. Но некоторые эмигранты сотрудничали. В частности, неутомимый Владимир Злобин. Вскоре после нападения Германии на Советский Союз Злобин со своей новой немецкой подругой привели старенького Мережковского на германское радио Парижа. Причем, говорят, без ведома Зинаиды Гиппиус. Выступление Дмитрия Сергеевича, озаглавленное «Большевизм и человечество», услышала вся Европа. В ней он благословлял германские войска в их крестовом походе против коммунистов. Приветствовал освобождение русского народа от власти Сталина. Желание освобождения от большевиков понять было можно. Но ведь он знал, какими методами действуют нацисты. Гитлера Мережковский сравнил с Жанной д’Арк. Тоже мне, деву нашел.
После этой речи Гиппиус сказала: «Нам конец». Действительно, от них отвернулись почти все. И Мережковский умер 7 декабря 1941 года, аккурат в день атаки японцев на Перл-Харбор, от кровоизлияния в мозг. Из уважения к былым заслугам отпевание в православном храме и похороны на знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа прошли за счет русской общины. На надгробный камень с барельефной иконкой и надписями скинулись парижские издатели. Эпитафия из молитвы получилась какой-то двусмысленной: «Да приидет Царствие Твое».
Зинаида Николаевна сразу поняла, что одна, вне комбинации из троих или двоих она долго не просуществует. Андрогины при потере части себя страдают больше других. Вначале она пыталась покончить с собой, выбросившись из окна. Потом потихоньку стала сходить с ума, рассказывать посещавшим ее, что Дмитрий Сергеевич не умер, часто появляется в квартире и она с ним ведет долгие беседы. При этом она писала вполне здравые воспоминания о Мережковском. Закончить не успела.
Она дожила до победы. Умерла в освобожденном Париже 9 сентября 1945 года. На похороны пришло еще меньше народа, чем к ее мужу. Но интересно, что Иван Бунин, боявшийся похорон и старавшийся их избегать, явился и не отходил от гроба. Зинаиду Николаевну погребли рядом с Дмитрием Мережковским.
И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело — воздаянье
Само в себе, таясь, таит.
И путь наш чист, и долг наш прост:
Не надо мстить. Не нам отмщенье.
Змея сама, свернувши звенья,
В свой собственный вопьется хвост.
Простим и мы, и Бог простит,
Но грех прощения не знает,
Он для себя — себя хранит,
Своею кровью кровь смывает,
Себя вовеки не прощает —
Хоть мы простим, и Бог простит.
Александр Блок
• первые стихи написал в 5 лет
• высокий, молчаливый, слегка рассеянный
• красивый, обожающий театр
• беспомощный в быту
• и в дружбе, и в любви всегда сохраняющий дистанцию
• женился на Любови Менделеевой, дочери известного химика
•создал в духе символизма «Стихи о Прекрасной Даме»
• не был постоянен в амурных делах
• музыкальность стихов Блока убаюкивала аудиторию, погружала ее в некий сомнамбулический сон
• считал, что должен быть с Россией в трудное время
Любовь Блок
• дочь Д. И. Менделеева
• была человеком душевно здоровым, трезвым и уравновешенным
• чужда всякой мистике и отвлеченным рассуждениям
• мечтала о сказочном принце на белом коне
• муза, жена, Прекрасная Дама Александра Блока
• всех очаровала своей красотой, скромностью, простотой и изяществом
• актриса театра
• выступает в кабаре «Бродячая собака» с чтением поэмы «Двенадцать»
• сестра милосердия во время Первой мировой войны
• автор книги «Классический танец. История и современность»
Андрей Белый
• красивый и странный
• огромные, широко разверстые глаза, бушующие костры на бледном, изможденном лице
• непомерно высокий лоб, с островком стоящих дыбом волос
• порой кажется великолепным клоуном
• когда он рядом, — тревога и томление, ощущение какого-то стихийного неблагополучия овладевают всеми
• вместе с Эллисом и Сергеем Соловьевым организовал «Братство аргонавтов»
• называл себя «дитя Шопенгауэра»
• постоянно влипал в любовные истории — скандальные, нелепые, смешные
• склонен к истерикам
• русский писатель, поэт, критик, стиховед
Глава 3Непонятный треугольник
Некоторые любят накапливать вещи в чуланах, сараях, антресолях. Некоторые не любят этого и постоянно все вычищают. Но что делать с чуланом памяти? Мысли, образы, поэтические строчки, хранимые про запас, что с ними делать?
Не без помощи телевидения почти каждый россиянин может извлечь из своего чулана памяти ассоциацию, оказавшись ночью возле аптеки, освещенной уличным фонарем. И помнит короткую фамилию автора этого словосочетания — Блок. Даже тот, кто был удален с первого же урока химии в школе, успел заметить непременное украшение кабинета в виде таблицы элементов с портретом бородатого дядьки. Первым в Периодической системе имени Менделеева идет всегда H, водород, а последним… пусть это заботит специалистов. Еще большинство мужчин нашей страны убеждено, что обязано именно Дмитрию Ивановичу тем, что в водке 40 градусов. А до него пили что-то другое. И только среднестатистические отличники хранят в чуланах своей головы имя Андрей Белый, и не путают с его современником Сашей Черным, и помнят наизусть хотя бы одну строчку из Белого, хотя бы такую: «В небеса запустил ананасом».
А кто же знает о том, что связывало Блока, Белого и Менделеева?
Что поэт в России больше, чем поэт, это знает каждый ученик. Но времена меняются, и вопрос, когда он был больше и насколько, кажется довольно интересным. Во времена Пушкина, когда читатели нетерпеливо ждали появления очередной главы «Евгения Онегина»? А ведь главы выходили отдельными брошюрами с 1825 года в среднем по одной в год. Ждали не только из соображений поэтического наслаждения, но просто хотели узнать, чем дело кончится. Роман все-таки читали. Или в 60-е годы XX века, когда поэты собирали стадионы? А может, в 1906 году, когда напечатали «Незнакомку» Александра Блока. Когда строчками «По вечерам над ресторанами» грезили курсистки и гимназисты, это еще не популярность. Образованная публика должна увлекаться подобным.