С весны 1903 года они стали встречаться наедине у Блока дома. Он жил с матерью и отчимом в довольно большой квартире в Гренадерских казармах на берегу Большой Невки. А после Пасхи назначили день свадьбы. Важная деталь. Александр Львович Блок обеспечивал сыну-студенту содержание в размере 600 рублей в год. А учился молодой человек довольно долго. С юридического факультета перевелся на филологический и закончил его только в 1906 году. Дмитрий Иванович Менделеев тоже пообещал содержать замужнюю дочь на такую же сумму. Жить более-менее можно.
В мае 1903 года Александра Андреевна снова поехала лечиться в Бад-Наухайм и зачем-то потащила Сашу с собой. На прощание подержать рядом с собой маменькиного сынка? Теперь уже необходимая переписка снова полна влюбленного блоковского бреда. «Сейчас я получил Твое восьмое письмо. Или Ты не видишь, что со мной?.. Неужели Ты будешь меня успокаивать? Неужели Тебе это делать! Неужели я не перенесу Твоих страданий!» Не правда ли, напоминает переливание из пустого в порожнее в разговорах героев «Дома 2», только в более возвышенных формах?
Наконец, 17 августа 1903 года Александр Блок и Любовь Менделеева обвенчались. Решили это сделать ровно на полдороге между Шахматовым и Бобловым в церкви села Тараканово. Свадьбу играли в Боблово. Символично, что здесь не обошлось без Соловьевых по той простой причине, что они с Бекетовыми состояли в родстве. Сын Михаила Сергеевича Сергей Михайлович доводился Блоку троюродным братом (их матери двоюродные сестры) и стал шафером на свадьбе. Он и свел их немного позже с Андреем Белым. Молодые начали совместную жизнь в квартире его матери и отчима, где им выделили две большие комнаты.
Во всем виноваты Соловьевы. Ведь это Михаил Сергеевич Соловьев оказался «крестным отцом» поэта Андрея Белого. Его жене, своей тетке Ольге Михайловне Блок послал в Москву свои стихи в 1902 году. Авторитетный муж порекомендовал их в альманах Брюсова «Северные цветы», а чуть раньше они с его же подачи появились в журнале Зинаиды Гиппиус «Новый путь». Незадолго до этого случилась трагедия. 16 января 1903 года М. С. Соловьев скоропостижно скончался от воспаления легких в возрасте 41 года. В тот же день любящая супруга Ольга застрелилась.
Михал Сергеич повернется
Ко мне из кресла цвета «бискр»;
Стекло пенснэйное проснется,
Переплеснется блеском искр;
Развеяв веером вопросы,
Он чубуком из янтаря, —
Дымит струями папиросы,
Голубоглазит на меня;
И ароматом странной веры
Окурит каждый мой вопрос;
И, мне навеяв атмосферы,
В дымки просовывает нос,
Переложив на ногу ногу,
Перетрясая пепел свой…
Так о нем писал Андрей Белый. Старший брат Михаила Сергеевича Владимир Сергеевич, уже неоднократно поминавшийся в этой книге, тоже не отличался долгожительством и умер в 1900 году в возрасте 47 лет. Его философия и стихи сильно повлияли на Блока. Он сам вспоминал: «Всем существом моим овладела поэзия Владимира Соловьева… и я отдал дань этому новому кощунственному „веянью“».
В числе прочего В. С. Соловьев проповедовал два типа любви, покровительницами которых назначил греческих богинь Афродиту Площадную и Уранию Небесную. Грубо говоря, секс и духовность несовместимы. И Блок эту философию принял всей душой. Кроме того, Блока сразу, с первых публикаций приняли в свою компанию символисты. Валерий Брюсов у них уже считался певцом телесной любви, а Блока провозгласили певцом духовной. В 1903 году троюродный брат Сережа Соловьев писал Блоку: «Пускай Бог благословит тебя и твою невесту, и пускай никто ничего не понимает, и пускай „люди встречают укором то, чего не поймут…“. Из хорошего может выйти только хорошее… Не убив дракона похоти, не выведешь Евридику из Ада. Ты — поэт, это первый залог бессмертия твоей Евридики».
Не стоит только думать, что Александр Блок этакий тютя, пусть и гениальный, которому добрые товарищи подсказали: «Ты, Саша, стихи пиши, а Любу свою похотью не тревожь. Ибо какая она тогда Прекрасная Дама?» Нет, он сам этого хотел. И простая в общем-то женщина Люба с этим согласилась, когда поняла, что живет с человеком, которому уготовано почетное место в вечности. Но вначале еще «никто ничего не понимал». Когда к паре присоединился Белый и получился треугольник, непонимание только увеличилось.
А теперь простите за длинную цитату из «Былей, небылиц» Любови Менделеевой-Блок. «…Я до идиотизма ничего не понимала в любовных делах. Тем более не могла я разобраться в сложной и не вполне простой любовной психологии такого не обыденного мужа, как Саша. Он сейчас же принялся теоретизировать о том, что нам и не надо физической близости, что это „астартизм“, „темное“ и бог знает еще что. Когда я ему говорила о том, что я-то люблю весь этот еще неведомый мне мир, что я хочу его — опять теории: такие отношения не могут быть длительны, все равно он неизбежно уйдет от меня к другим. А я? „И ты также“. Это приводило меня в отчаяние! Отвергнута, не будучи еще женой, на корню убита основная вера всякой полюбившей впервые девушки в незыблемость, единственность. Я рыдала в эти вечера с таким бурным отчаянием, как уже не могла рыдать, когда все, в самом деле, произошло „как по писаному“».
Молодость все же бросала иногда друг к другу живших рядом. «В один из таких вечеров неожиданно для Саши и со „злым умыслом“ моим произошло то, что должно было произойти, — это уже осенью 1904 г. С тех пор установились редкие, краткие, по-мужски эгоистичные встречи. Неведение мое было прежнее, загадка не разгадана, и бороться я не умела, считая свою пассивность неизбежной. К весне 1906 г. и это немногое прекратилось…»
Если верить Любови Дмитриевне, то… Зачем же Блок снимал комнату, зачем так горячо уверял невесту, что у него дома им никто не помешает? Не помешает стихи читать?
Знакомство Блока и Белого началось, естественно, со стихов. Александр в Петербурге уже мог прочитать в журнале стихи Андрея. Андрей же в Москве мог познакомиться с рукописью Блока, которую собирался издавать Брюсов. Оба пришли в восторг от чтения. Причем Блок в умеренный, а Белый — в неумеренный. Разница темпераментов. Белый начал писать Блоку длинное письмо. И пока писал, до Блока дошла эта новость. И он принялся сочинять ответное послание, еще не получив первого письма! «Вы точно рукоположены Лермонтовым, Фетом, Соловьевым, продолжаете их путь, освещаете, вскрываете их мысли…» — писал Белый. Обмен комплиментами продолжался неожиданно долго. В августе 1903 года Блок пригласил Белого к себе на свадьбу сразу шафером со стороны невесты. Но у Белого умер отец. Это не остудило накал письменных любезностей. Только вот очно заочные друзья встретились ровно через год после начала переписки. В январе чета Блоков приехала в Москву и прямо с вокзала отправилась к Андрею Белому. Он вспоминал: «Все в нем было хорошего тона… вид его был визитный; супруга поэта, одетая с чуть подчеркнутой чопорностью… Александр Александрович с Любовью Дмитриевной составляли прекрасную пару: веселые, молодые, распространяющие запах духов…»
Во время этого двухнедельного вояжа супруги с Белым и Сергеем Соловьевым практически не разлучались. Блоков поселили в пустующей квартире хороших соловьевских друзей на Спиридоновке. Но там они появлялись, валясь с ног от усталости, только переночевать. Хотя пару раз сами устраивали в квартире домашние обеды и попойки. Белый и Соловьев, как ретивые гиды, взялись за петербуржских гостей, чтобы показать им Москву по полной программе, как в некоторых современных интенсивных туристических поездках, справедливо именуемых «зомби-тур». Художественный и прочие театры, Третьяковка и прочие галереи, Воробьевы горы, Новодевичий монастырь и панихида на могилах Соловьевых. Но главное — визиты ко всем московским символистам и им сочувствующим, совместные обеды в ресторанах, выступления и обсуждения. Белый раскручивал Блока как опытный пиарщик. И Блок становился все популярнее.
Только надо заметить, что эта ранняя слава была не такой уж широкой, как и слава остальных символистов. Русская интеллигенция со времен народников и Некрасова была в массе своей отравлена революционностью и критическим реализмом. «Черная роза в бокале» не всегда выдерживала конкуренцию с «Вихрями враждебными» и «Гордо реющим буревестником». А литераторы, объединявшиеся вокруг журнала «Сатирикон», с удовольствием пародировали символистов.
В Москве, как и в Петербурге, среди людей литературы и искусства было принято регулярно собираться в богемных салонах. По вторникам у Бальмонта, по средам у Брюсова, по четвергам в издательстве «Скорпион», по воскресеньям у Андрея Белого. Участников встреч у себя Белый именовал аргонавтами по своему известному стихотворению «Арго». Вряд ли, конечно, находились такие энтузиасты, которые успевали посещать все эти вечера, видеть знакомые лица чуть ли не каждый день и находить свежие темы для разговоров.
Александр Блок и его жена успели побывать на всех этих встречах, вынести весь ужас московского гостеприимства. Но наградой зато были бурные аплодисменты, предложения считать Блока первым поэтом России. Доставалась своя доля восторгов и скромной, но обаятельной Любочке. Бальмонт написал о ней:
Я сидел с тобою рядом,
Ты была вся в белом.
Я тебя касался взглядом —
Робким, но несмелым…
В молодежном кружке аргонавтов Блоком восхищались больше, чем где-либо, провозглашали чуть ли не пророком новой эры высокой духовности, не стесняясь при этом лезть в личную жизнь все с теми же соловьевскими идеями о том, что любовь отдельно, секс отдельно. Особенно усердствовали племянник автора этой теории и Белый. Люба краснела, Блок злился на бесцеремонность, но в принципе не возражал. Он вообще не любил четких «да» и «нет», любил неопределенность — довольно странная черта характера. Позднее дух их любовного треугольника и дух этой московской экзальтации нашли отражение в пьесе «Балаганчик», произведении довольно непонятном.