С большим трудом мне удалось добиться разрешения Самого на то, чтобы звонить по телефону жене, – и то в строго отведенные дни и часы и с массой всевозможных ограничений. Я не мог ничего сказать жене, я не мог ответить правду ни на один из тех бесчисленных вопросов, которыми она меня обычно засыпала… На первых порах мне было достаточно слышать ее такой родной, но такой далекий голос и неразборчивое милое лопотание сынишки, который в мое отсутствие потихоньку рос, начал ходить, а затем и говорить… Но такое общение на расстоянии все больше стало угнетать меня, и я уже проклинал тот день, когда согласился быть втянутым в эту сверхсекретную затею…
А вскоре я окончательно сломался. И произошло это в конце восемьдесят второго, после смерти Брежнева. Находясь в этом году, я решил нарушить запрет. Я только хотел позвонить жене и узнать, что теперь стало с ней и с сыном, как они живут и… и, наконец, что стало со мной самим к тому времени. Не буду описывать технические ухищрения, на которые пришлось пуститься, чтобы обмануть своих невидимых контролеров… Скажу лишь, что мне удалось, и с неописуемым волнением я смог набрать дрожащей рукой телефонный номер, словно выгравированный в моем мозгу. В этот момент я был сам не свой…
Простите, можно закурить? Черт, спички ломаются… Благодарю вас… Нет-нет, со мной все в порядке, сейчас это пройдет…
Мне тогда ответил незнакомый мужской голос, и у меня в душе сразу возникло сосущее предчувствие тревоги. Человек, ответивший на мой звонок, что-то жевал и явно куда-то торопился, но мне все же удалось вытянуть из него самое главное. Мои жена и сын были давным-давно мертвы… Они погибли в автомобильной катастрофе, куда-то ехали на такси, что ли, я так и не понял толком, да это, в сущности, было не очень важно… Погибли они мгновенно, не мучаясь, и случилось это девять лет назад… Всего через четыре месяца после начала моей работы в Проекте…
Уже потом, когда я, задыхаясь, ничего не видя, не слыша и не соображая, метался по этому, чужому мне, городу, стало, наконец, ясно и остальное.
Руководители Проекта сделали близких мне людей заложниками. Это была, по их мнению, твердая гарантия того, что ни в будущем, ни в настоящем я не выкину какой-нибудь фортель. С помощью этого рычага они крутили и вертели мной, как им было угодно. А после катастрофы придумали выход из положения, используя монтаж из записи голоса моей жены. Ну а с голосом ребенка им было еще проще организовать фальсификацию…
Меня дурачили все это время, потому что я был им нужен.
Они дурачили меня и в отношении работы. Они вовсе не собирались предавать гласности существование Проекта и полученные результаты. Зачем? Им самим нужна была информация о будущем, чтобы быть застрахованным от каких-либо политических сюрпризов, угрожающих их положению "рулевых в государстве". Они хотели во что бы то ни стало сохранить ту бесчеловечную социальную систему, в которой каждой личности была уготована учесть пешки и в которой отдельные люди обманывали целые народы… Они хотели увековечить свою власть…
О многом я передумал в тот черный день. Первой моей мыслью было – не возвращаться, остаться и затеряться в этом неуютном, полном хаоса и проблем, но все-таки более свободным, чем раньше, времени… Но потом я решил отомстить Им. Я решил отплатить своим шефам их же монетой. Долгое время они, извините за выражение, пудрили мне мозги, и я решил, что настал мой черед вводить Их в заблуждение…
С этого момента я стал снабжать руководство Проекта самой настоящей дезинформацией о будущем. Я намеренно менял весь ход событий в стране после восемьдесят второго года. Я сам сочинил сценарий, выдавая его за реальность. Естественно, в этой моей выдумке не было ни Горбачева, ни перестройки, ни Ельцина…
И еще одна деталь не давала мне покоя. Я тщательно просмотрел всю прессу будущего, перерыл горы документации в архивах и спецхранах, но нигде так и не нашел даже намека на Проект-90. Будто его никогда не существовало… Что с ним стало после апреля восемьдесят пятого? Были возможны два варианта: или Проект каким-то образом прекратил свою деятельность еще до указанного времени, не оставив после себя ни следа, или же… Или он действует и поныне, но ушел в такое "глухое подполье", что найти его невозможно.
И тогда я решил, что в любом случае потомки должны знать правду, чтобы их никто не смог водить за нос красивыми сказками о "светлом будущем". Я позвонил в редакцию вашей газеты… Почему именно вам? В других местах мне могли не поверить, а вы любите печатать подобные вещи, уж извините за откровенность…
У меня остается еще немного времени, так что я мог бы ответить на ваши вопросы… Как? У вас нет ко мне вопросов?! И вы не собираетесь писать на эту тему?! Так какого тогда черта?!.. Подождите, подождите… Что за абракадабру вы несете? Странно. Очень хочется спать, а ведь мне еще обратно… Спать… спать… Я уже сплю и ничего не…
– Значит, вы считаете, что эксперимент прошел успешно?
– Как по маслу, Александр Михайлович! Во-первых, "объект" усвоил заложенную в него программу так, будто это все с ним было на самом деле… Во-вторых, он совершенно не подозревал, что это – именно программа… А в-третьих, он сумел, так сказать, творчески подойти к этой программе, в результате чего был создан эффект психологической достоверности. Взять, например, историю с гибелью его жены и ребенка. В первоначальной "легенде" этот вариант отсутствовал…
– Ну что же, отлично. От имени руководства выражаю лично вам благодарность… Теперь ничто не мешает нам приступить к главной работе. Назовем ее… ну, скажем, "Проект-2005", а? Сценарий готов?
– На днях я вам его представлю, Александр Михайлович.
– Кстати, постарайтесь больше внимания уделить в нем деталям. Именно детали создают достоверность… Ну вот, на сегодня – все… Вопросы?..
– Что будем делать с "объектом"?
Как – что? Где вы его взяли на этот раз? Опять из камеры приговоренных к высшей мере?.. Нет, Александр Михайлович. В психиатрической больнице номер два… Главврач там – полностью наш человек, к тому же на всякий случай мы взяли с него подписку о неразглашении… А у этого "объекта" диагноз был что-то вроде вялотекущей шизофрении… Ну и отправьте его обратно к психам! Так даже лучше: если у него что-нибудь и останется в памяти из нашей программы, то потом это всегда можно списать на… как ее?.. шизофрения, говорите?.. Еще что-нибудь? Да не мнитесь вы, говорите прямо, что вас смущает?
– Видите ли, Александр Михайлович… Только сейчас мне пришла в голову одна мысль… Дело в том, что перед вводом программы "объекту" тщательно стерли всю оперативную память. Иными словами, у него не должно было остаться воспоминаний о том, как развивались события в действительности после семьдесят третьего года… Каким же образом ему стало известно о смерти Брежнева в 1982 году, о перестройке, Горбачеве и прочих фактах? Ведь мы ему это не вводили!..
– Что вы хотите этим сказать?
– Я вот думаю… А не задели ли мы случайно другую программу? Программу, которая была в него заложена кем-то до нас?!..
Черновик
Мы были узники на шаре скромном…
По утрам над озером висит молочно-белый туман. Тихо. Только где-то далеко крякают, переговариваясь, дикие утки – наверное, обсуждают предстоящий перелет на юг…
Лес стоит – не шелохнется ни одна ветка, лишь, шурша, на землю и на воду падают разноцветные листья. Лес будто ждет чего-то, но это что-то все никак не может произойти…
Я один в этом глухом уголке природы. У меня здесь – дом, выращенный мной за полдня из стандартного эмбриона. Он стоит почти на самом берегу, и из окна видна узкая тропинка, зигзагом уходящая к озеру между могучими кленами и высокими березами.
Времени у меня вполне достаточно, торопиться абсолютно некуда, и я мог бы весь день напролет бродить по берегам озера, любоваться осенней природой или, скажем, сидеть с удочкой у тихой заводи и философски ждать, когда какая-нибудь глупая рыба героически пожертвует собой, чтобы доставить мне несколько минут азарта и удовлетворения.
Но вместо этого каждый день, наспех позавтракав, я сажусь лицом к псевдобревенчатой стене единственной комнаты своего "бунгало", завариваю кофе побольше да покрепче, надеваю на виски присоски биокристаллов, закрываю глаза и начинаю создавать тот мир, который существовал до этого момента лишь в моей голове в виде неясных образов…
Раньше, в древности, была литература, и были писатели – творцы книг, и читатели – их потребители. Было также кино, и одни люди делали фильмы, а другие их смотрели. В наше время эти виды искусства заменило биотворчество. С помощью биокристаллов каждый человек теперь может создать любое произведение: картину, музыку, книгу или фильм. Потом он регистрирует свой опус в БИПЗе, и, в случае телепатического запроса потребителя, достаточно настроить биоизлучение кристаллов на мысленную волну клиента чтобы кристаллозапись автоматически передавалась кристаллоридеру, сокращенно – кридеру…
Теперь этим занимаются многие, хотя лично я никогда не понимал, как можно совмещать созидание и потребление – по моему убеждению, и то и другое требует максимальной самоотдачи. Когда-то это называлось странным словечком "хобби"… В наше время это не называется никак, потому что любая деятельность человека – а каждый волен заниматься чем хочет – рассматривается как общественно-полезный труд. Разумеется, если она приносит нужные людям результаты.
И всякий раз, когда я надеваю биокристаллы, у меня почему-то возникает такое же ощущение, какое, наверное, присуще беременным женщинам перед родами. Словно рвется из меня наружу некая всепоглощающая сила, и не будет мне ни сна, ни покоя, пока я наконец не разрешусь от этого мучительного, но в то же время сладкого бремени…
Сначала появляется идея, мысль, и чтобы воплотить ее в конкретные формы, приходится изрядно помучиться.
Вот, например, сейчас у меня имеется некая,