Мама умерла от рака четыре года назад, и я до сих пор перебираю каждый свой поступок, каждое слово, пытаясь понять, есть ли в этом моя вина.
Один Мальчик стоял рядом со мной на ее похоронах. Он так и не вырос.
Сейчас мне тридцать шесть. Я никогда в жизни не напивался с друзьями. Ни разу не был на свидании. У меня дома нет ни одного острого ножа.
По утрам я иду на работу, вот как сейчас. По вечерам возвращаюсь домой и ложусь спать. Раз в неделю закупаюсь продуктами. Раз в месяц получаю зарплату.
Не знаю, приходит ли Один Мальчик, пока я сплю. Я перестал открывать глаза, чтобы проверить, еще в четырнадцать.
На дворе пыльный городской июль. Я шагаю на работу – отпуск только в ноябре. До офиса – полчаса пешком по парку и мосту над дорогой.
Я ходил здесь тысячу раз, но сегодня все не так.
У ограждения моста толпится народ. Гудит испуганно и тревожно.
Я останавливаюсь поодаль, смотрю вниз и вижу женщину.
Она лежит там, поломанная, как птица, врезавшаяся в оконное стекло. Лица не видно, но стрижка у нее свежая, и одежда приличная. Не бездомная, не какая-нибудь наркоманка.
Может, просто упала?
И тогда я замечаю ее.
Маленькую, толстую фигурку со спутанными волосами. Неумело размалеванное косметикой личико в страшных синяках, надутые для плача губы разбиты. Юбка совсем короткая. На внутренней стороне пухлого бедра – засохшие потеки крови.
Она стоит неподвижно, глядя на разбившееся о землю тело, и я отчетливо, как наяву, слышу голос чьей-то чужой мамы – бабушки, тети, – говорящий о том, как Одна Девочка ела слишком много сладкого, потолстела, и ее никто не взял замуж. Как Одна Девочка сказала что-то наперекор папе, и тот ударил ее и был прав. Как Одна Девочка оделась как шлюха, и ее изнасиловали в подворотне.
Одна Девочка там, внизу, поднимает голову, и мы с ней встречаемся глазами.
Я поворачиваюсь и вижу Одного Мальчика, стоящего у моего плеча. Он тоже смотрит на меня.
И тогда я вдруг понимаю, какой же это простой и изящный выход. А главное – какой очевидный. И почему это не приходило в голову мне самому?
Я бросаю портфель на асфальт и перекидываю ногу через ограждение.
Вдалеке слышна сирена спешащей скорой. Зеваки на мосту замечают меня, и ко мне бросается сразу несколько человек.
Они не успеют.
Один Мальчик стоит, не двигаясь с места, и мне кажется, что я впервые вижу в его взгляде тень страха.
Я улыбаюсь ему и делаю шаг.
Евгения РусиноваПроделка
Аня сидела на краю кровати и с умилением смотрела на сына. Когда он только успел вырасти? Страшно подумать – первоклассник! Ее защитник, ее единственная опора…
В квартире было тихо, лишь в ванной подтекал кран. Конечно, его уже сто лет в обед пора было заменить на новый, с удобными смесителями. Но лишних денег не было. Аня неохотно поплелась в ванную. Вот что значит – в доме нет мужчины. Все приходится делать самой. Может, чем-то заткнуть? Она огляделась – на полу валялись грязные Темкины носки. Ну сколько можно повторять, что носки надо класть в корзину для белья?!
Аня подняла носки, подошла к корзине. Сверху небрежно лежала ее желтая ночнушка. Аня присмотрелась. Что это? Ажурная ткань на груди была порвана. Точнее, из нее будто вырезали два неровных кругляша на тех местах, где должны быть соски. Вот же дрянь!
Недаром она удивлялась, что дверь вечером оказалась закрыта всего на один замок, хотя она точно помнила, что запирала на два. Все это проделки мужа. Теперь уже бывшего! Хотел отомстить за то, что она не дает ему видеться с сыном? Заладил на суде как попугай: «Сыну нужен мужской контроль!» Никакой контроль ее Темику не нужен! Аня в сердцах швырнула испорченную ночнушку в мусорку. Ничего, купит новую!
А с краном-то что делать? Она согнулась буквой зю и заглянула в трубу. Естественно, ничего там не увидела. Все беспросветно, как и ее жизнь! Зачем-то сунула в трубу палец. Раздалось мерзкое «кр-р-р!»
– А-а-а-а! – Аня резко одернула руку.
– Что случилось, мамочка? – В ванную зашел сонный Темик.
– Извини, дорогой, – Аня виновато улыбнулась. – Не хотела тебя будить. Кажется, я сломала ноготь…
Так и есть. Ноготь надломился очень неудачно, прямо посередине. Было больно.
– Иди спать. Я сейчас.
Придется теперь отстричь. Аня взяла маленькие ножнички и срезала все ногти под корень. Покрытые зеленым лаком обрезки лежали горкой на краю раковины. Надо бы еще заклеить пульсирующий палец пластырем… Кажется, он был на кухне в аптечке.
Через минуту Аня вернулась в ванную протереть раковину и выключить свет. Что-то не так… Что-то… Ногти. Исчезли! Неужели она сама выбросила их на автомате? Надо больше спать!
Аня легла в кровать и с наслаждением закрыла глаза. Наконец этот бесконечный день закончился. Она перевернулась, и ей в бок уперлось что-то холодное. В ужасе Аня включила ночник и быстро одернула одеяло. На простыне лежал… нож. Настоящий нож! В ее кровати! Это было уже слишком! Он псих! Его в психушке держать надо! Правильно сделала, что с ним развелась. Завтра же вызовет полицию и обо всем расскажет!
Трясущимися руками Аня вернула на кухню нож и тут же провалилась в сон, удушающий и тревожный. На рассвете она проснулась от саднящей боли во рту. С трудом оторвала голову от подушки. По белой наволочке расплывалось красное пятно – густое и липкое. О боже! Боже! Аня потрогала щеку, ощупала голову… Откуда кровь? Метнулась к зеркалу… Оттуда на нее смотрела какая-то полубезумная тетка с серым лицом, выпученными глазами и… без двух передних зубов.
Только не заорать! Не напугать снова Темика! Сердце колотилось, как бешенное. В груди было туго и тесно. С ней явно происходит что-то страшное – зубы просто так не выпадают. Только без паники… Сперва она вызовет скорую, потом полицию… Или наоборот? Надо еще придумать, кто отведет Темика в школу. Кстати, где он? Его кровать была пуста.
– Артем! – из горла вырвался отчаянный крик.
– Я здесь, мамочка.
Аня влетела на кухню, опрокинув по дороге Темкин собранный с вечера портфель. Сын сидел спиной к ней, низко склонившись над столом.
– Что ты делаешь?
Аня никак не могла вытрясти из головы туман.
– Мамочка, я вспомнил, нам еще задали сделать на сегодня поделку.
Темик обернулся. Аня пустым взглядом смотрела на альбомный лист. По его краю, имитируя рамку, были неровно приклеены пряди ее волос. Ажурный кругляш в углу, видимо, обозначал солнце. Зеленые обрезки ногтей изображали траву.
– Это что? – Аня непонимающе ткнула пальцем в нечто белое в центре листа.
– Это зайчик.
Вместо ушей у зайчика торчали два пожелтевших от кофе зуба.
– Тебе нравится, мама? А здесь я хочу приклеить цветочки. Помнишь, ты мне про них рассказывала? Анютины глазки.
И Темик вопросительно заглянул в мамины голубые глаза.
Оксана ЗаугольнаяХорошая
Автомобиль последний раз чихнул и затих.
– Что за ерунда, – Пашка нехотя выбрался из-за руля и открыл капот. Смотрел он так долго и вдумчиво, что Света почти поверила, что он понимает в моторах. – Никогда такого не было.
Он достал из кармана телефон.
– Вызову помощь, – неловко произнес он.
Света тоже вышла из машины.
– Не надо, тут до поселка пара километров, а там разберемся, – уверенно произнесла она и поправила сумку на плече. Она проследила за его печальным взглядом на автомобиль и добавила: – И ничего тут с ним не случится. Пойдем, надо успеть до темноты.
С этим Пашка спорить не собирался, и вскоре они уже двигались по обочине.
– Я здесь родилась и училась, а потом уехала поступать в город, сейчас бываю дома очень редко, как там мама без меня, – ни на минуту не замолкая, щебетала Света. – Ты ей понравишься, точно говорю!
– Ага, – буркнул Пашка, поддевая пальцы под лямки рюкзака. А ведь хотел взять чемодан, да Светка отговорила. Будто знала.
Хорош бы он был с чемоданом!
За этими мыслями он не сразу заметил, что Света на ходу копается в сумке. Остановился, лишь когда вместо бутылки с водой она вытащила молоток. Со Светой он встречался уже полгода, и последние два месяца они даже жили вместе, но все равно первая мысль была недостойная любящего парня. Просто навевало: пустая дорога, мрачные ели вдоль нее и Светка с молотком. Пашка попятился.
– Господи, ну ты чего. – Светка разок взмахнула молотком. – Это на всякий случай.
– Успокоила, – буркнул Пашка, но пошел за Светой чуть в отдалении. Зачем он поехал? Жениться он не собирался, к чему ему Светкины родители? Но девушка была очень убедительна, а теперь Пашка жалел себя и свои уставшие ноги.
Впрочем, это не помешало ему первому увидеть крыши домов, а потом их.
Серые, слишком высокие и даже на вид склизкие, они обладали двумя руками и ногами, но на этом их сходство с людьми заканчивалось. Вместо пальцев у них были подобия щупалец, а на голове не было ничего кроме рта, который у некоторых существ беспрестанно открывался, как у рыбок в аквариуме. И как у тех рыбок, рты были безгубые, с прозрачной каймой. А внутри лишь чернота. И эта чернота напугала Пашку сильнее всего прочего.
Непонятно как оказавшаяся рядом Светка крепко схватила его за руку.
– Быстрее, – шепнула она. – Они медленно двигаются, но проворно хватают. Нужно успеть к дому.
И она взмахнула молотком.
Твари отступили. Теперь, когда они были так близко, Пашка к отвращению и ужасу обнаружил, что под серым скользким налетом угадываются человеческие лица. С закрытыми глазами, плотно прижатыми ушами и вздернутыми носами, но они были.
– Идите, дядя Витя, идите, – Светка быстро шагала по дороге, волоча за руку Пашку. Вторая рука была занята молотком. – Вы его не получите. А тете Зине так и скажите, пусть Стасика ждет. Не дождется, правда. Стасик-то ку-ку, с катушек слетел, в дурке отдыхает! Подающий надежды отличник, не то что Светка, да?
Пашка едва поспевал за Светой, пытаясь удерживать в поле зрения всех тварей. А их становилось все больше.