Июль 1994 года. Санкт-Петербург. НИИ чего-то там имени кого-надо имени.
Самые интересные ситуации бывают в организациях типа НИИ летом в пору отпусков. Помнится, в 1990 году я работал на "Позитроне" инженером-разработчиком. Официально я числился инженером еще с четвертого курса Политеха (учился на вечернем отделении), но именно в том году я получил диплом и одновременно был повышен в должности до инженера 1-й категории. Половина инженеров нашей лаборатории была в командировках, другая половина – в отпусках. Коридоры, лаборатории и испытательные стенды обезлюдели. Что поделаешь – лето! А тут сидишь и гниешь над измерительным комплексом изделия "Витим".
Меня подозвал к себе завлаб и сообщил, что в понедельник он уходит в отпуск и я, как единственный оставшийся инженер, должен исполнять его обязанности в это время. Мне сразу вспомнился рассказ Леонида Соболева о том, как один мичман таким же образом, за счет выбывающих отпускников, за один день стал врио комфлота. Лучше бы я не вспоминал. Как на грех, в лабораторию заглянул завотдела и пригласил в свой кабинет. Я уже не удивился, когда он сказал мне в своем кабинете, что я должен исполнять обязанности завотдела, пока он будет в отпуске. Я получил от него ключи от его кабинета и тут же закрыл его и опечатал, от греха подальше. И пошел в свою лабораторию дальше колдовать над своим микропроцессорно-измерительным блоком. Хрен ли для меня это руководство отделом – мне представителям заказчика работу через три недели сдавать! Тем более, что и подчиненных – с гулькин нос, все в отпусках. Да и чего ими руководить – все и так знают что делать, не дети, в конце концов. В это время в комнату заглянула наша техник Люда:
– Саша, там замдиректора по науке ищет завотдела или кого-нибудь вместо него. Причем срочно, ему надо в отпуск уходить.
Я мысленно прикинул свой возможный временный карьерный рост и решил отмазаться. А то работать над заказом станет совсем уж невозможно.
– Ответь ему, что я в научную библиотеку пошел. Короче – нету меня, пускай в других отделах себе врио поищет.
– Да он говорит, что во все отделы подряд звонил.
– Его проблемы, пошли они все нафиг – работать не дают!
Но это было всего лишь отступление. А в 1994 году в связи с отпусками и командировками сложилась другая история. Я работал в этом НИИ всего лишь полгода, после того как ушел с Эрмитажа.
Придя на работу, зашел в комнату хранения ключей, чтобы получить ключ от своей комнаты и снять ее с сигнализации.
Мысленно радовался, что буду в комнате сегодня один и никто не помешает мне спокойно работать.
Но не тут-то было.
– Вас нет в списке лиц, которым можно выдавать ключи от этой комнаты. И сотрудник охраны предъявила мне книгу со списком лиц, допущенных к получению ключа.
– Все правильно, – говорю. – Списки составляют раз в год, а я всего лишь полгода работаю.
– Не дам ключ, не имею права.
– А что же мне делать? Мне работать надо, а все остальные из этого списка в отпусках и в командировках.
– Идите к начальнику охраны. Если он разрешит – тогда другое дело.
И я пошел к "главному по ключам". Когда я объяснил ему ситуацию и попросил посодействовать в получении ключей он задал мне вопрос, который потряс меня до глубины души! Не, ну до сих пор спокойно вспомнить не могу, за валидол хватаюсь:
– А ваше присутствие действительно необходимо на работе? Может вы лучше домой пойдете?
Сказал, так сказал! В первый раз в жизни мне пришлось прорываться на работу, доказывать, что мне нужно работать. Но мне было тогда не до смеха. И я униженно доказывал, что мне таки да, очень нужно в лабораторию, что у меня масса срочной работы. А режимщик уговаривал меня: – "Да идите вы домой, я вам и бумагу соответствующую напишу, что не по своей вине пропустили рабочий день". Ну не хотелось ему брать на себя ответственность и приказать выдать мне ключи в нарушение грозных приказов. С режимом у нас лучше не шутить. А то будешь потом в Магадане шутить. "Режим есть режим!" (с) Варлам из фильма "Покаяние".
Вобщем, не уговорил я его. Но в лабораторию попал, несмотря на отсутствие ключей и охранную сигнализацию в помещении. Как? Ну, знаете ли... Я ведь до этого в Эрмитаже не кем-нибудь, а инженером охранной сигнализации работал.
Через нашу проходную (сериал) или режим есть режим – 3
Декабрь 2001 года. Санкт-Петербург. НИИ чего-то там имени кого-надо имени.
Всю ночь шел обильный снегопад и с утра мне пришлось откапывать свою машину из-под сугробов. Пришлось также прокопать дорожку под колесами до накатанной колеи. Пока копал – нашел в снегу чей-то паспорт. Заглянул в прописку – может удастся отдать его прямо хозяину?
Не удастся, хозяин паспорта – москвич. Не поеду я в Москву паспорт отдавать, отвезу его лучше в наше 52-е отделение милиции. Когда я, наконец, после хлопот со снегом и чужим паспортом, приехал на работу, выяснилось что мои приключения в этот день еще далеко не закончились. Оказывается, пока я копался в снегу, я не только нашел чужой паспорт, но и потерял свой пропуск. Вот как бывает – кто-то теряет, а кто-то находит. Причем этот кто-то – в одном лице.
Развернулся и поехал домой (26 километров), чтобы поискать в снегу утерянный пропуск. Но это явно был не мой день. Во дворе уже поработали трактора, расчистившие снег и никакого пропуска я уже найти не смог.
Да, блин. Скверная ситуация. Ну что ж, надо снова ехать на работу и сдаваться с повинной в отдел режима, у нас его еще называют "отдел пыток и расстрелов". Утеря пропуска на режимный объект – это вам не хрен собачий. А собачачий. Но делать нечего – как честный человек я должен или застрелиться или испить свою чашу позора. Позвонил с проходной режимщику.
Меня пропустили, взяв с меня объяснительную и пригласили на час дня к начальнику режима. Про него рассказывали такие страсти, что лучше было бы все же застрелиться. Зверь, а не режимщик. Схавает живьем и не поморщится.
В час дня я позвонил начальнику режима и доложил, что готов придти к нему по поводу утери. Начальник строгим голосом ответил, что сейчас он очень занят, я должен перезвонить через час.
Неплохой психологический прием. Ожидание казни страшит не меньше самой казни. Обработка нарушителя режима продолжается. Сейчас меня будут жрать с потрохами. А что делать – сам виноват.
Через час я снова позвонил и режимщик сказал, что я должен зайти к нему в кабинет со своей объяснительной.
– Так я написал ведь уже!
– Перепишите! Вы число не проставили и место утери пропуска.
Ага, думаю. Надо было, наверное, написать, что он упал у меня на глазах прямо на вторую ступеньку лестничной площадки шестого этажа. В 07.34 утра по московскому времени. Ладно, чего там. Переписал и пошел к режимщику.
И вот я стою со смиренным видом и раскаянием во взоре перед массивной дверью с надписью: "Заместитель генерального директора по режиму и кадрам". Негромко постучался. А надо было бы громко, а еще лучше – ногой. Потому как все равно за дверью никого не было. Во дела – пригласил меня, а самого нет на месте. Видимо, следующий этап моей психологической обработки.
Я огляделся, где ж теперь искать его? И увидел режимщика в конце коридора, выходящего из умывальника. Подойдя ко мне ближе, он вдруг радостно, сердечно заулыбался, словно увидел давнего хорошего знакомого, и протянул рук для рукопожатия.
"Ну вот", – думаю. – "Нормальный дядька, очень даже душевный. А то пугали все: зверь, зверь".
Я поспешил пожать протянутую руку. Но режимщик вздрогнул и изумленно уставился на меня. Потом выдернул свою руку из моей, обошел меня и поздоровался с каким-то мужиком ПОЗАДИ меня. Не заметил я, как он подошел. Это ему режимщик улыбался. А я-то, лох, не понял. Они начали оживленно беседовать: привет, сколько лет, сколько зим, ну как ты, а помнишь этого, ну ты заходи почаще и т. д.
Через несколько минут они наговорились и расстались. После чего режимщик повернулся ко мне и ледяным голосом произнес:
– Прошу ко мне в кабинет.
… А что было потом – я не то, рассказывать, даже вспоминать не хочу.
Через нашу проходную или режим есть режим – 4
Декабрь 1994 года. Санкт-Петербург. НИИ чего-то там имени кого-надо имени.
Я уже собрался домой, закрыл и опечатал помещение, когда ко мне обратился в коридоре какой-то незнакомый сотрудник (Это сейчас меня каждая собака знает, а тогда я только устроился, никого почти не знал):
– Ты не в Купчино едешь?
– Да, – говорю, – а что?
– Слушай, браток, у нас тут одному товарищу плохо, надо его домой доставить, на улицу Седова. Мы бы сами его проводили, да у нас все с Колпино.
– А чего ему плохо, может скорую вызвать?
– Да нет, не надо. Просто он стал досрочно Новый Год встречать ну и перестарался немного. Его бы домой проводить, а то упадет в снег и замерзнет.
– Ладно, давайте этого клиента, доставлю в лучшем виде.
– Слово?
– Чтоб мне до пенсии не дожить!
– Вот и отлично! А помогать тебе будет Женя Гусев, ему тоже в Купчино.
Сотрудник проводил меня до комнаты, где Женя пытался привести в чувство какого-то бухарика.
– Ничего не могу сделать, – пожаловался мне Гусев. – Он не очухивается, а мне тащить его тяжело.
– Ладно, Евгений, – говорю, – берем его под руки и потащили.
Потом придет в себя, на улице, от мороза прочухается. Как ты думаешь, есть у него вкладыш к пропуску?
– А хрен его знает, я его на электричке ни разу не видел.
– Придется все же через завод его тащить.
Последние фразы я должен объяснить. С проходными у нас была тогда очень своеобразная ситуация. До железнодорожной платформы нужно было идти транзитом через территорию соседнего предприятия. Для этого у тех сотрудников, которые ездили на работу на электричке, были специальные вкладыши к пропускам, по которым они имели право пройти через территорию этого завода к платформе. А обходить завод вокруг – это вообще нереально, несколько километров по бездорожью. Сейчас, правда, проход для нас закрыли и на соседнюю станцию возят на автобусах.