сейчас воровал. Человек в просторном пальто и с накладной бородой без единого слова возьмет из его рук магнитофон и камеру, протянет ему обещанный чек и исчезнет. А затем где-то в лесу, в глубине шахты или в подвале дома с миллионами квартир, а может и на дне моря, книга будет воспроизведена — переписана от руки или отпечатана на ручном прессе, и ее начнут распространять.
Метро знал, что работает только из-за денег, чтобы добиться хоть каких-то преимуществ — чуть больше места, чуть больше еды. До сих пор он поставлял на тайный рынок в основном порнографические тексты. А другие? Зачем читать Декарта, Маркса или Сартра, если ты не философ или историк? Какое странное и смертельно опасное любопытство толкало этих людей на нарушение закона — добывание и чтение книг?
Книги были распахнутыми дверями в мифические, нереальные миры. Из богатого опыта распространения порнографии он уяснил, что торговля женщинами была предпочтительней, чем книгами, а потому и соглашался, что закон справедлив, хотя не слишком колебался, нарушая его. Закон громогласно объявлял, что книги служат рабочим инструментом и не должны опошляться. Закон силой утверждал уважение к книгам. Чтобы получить их, следовало быть достойным. Или, по крайней мере, считаться таковым. По этим правилам Метро не был достоин получать книги, за исключением фотороманов, доступных всем и служивших для широкого распространения культуры. Он не страдал от этого, хотя книги пробуждали в нем какие-то неясные движения души и смущение.
Последняя страница застыла на экране, он наклонился и прочел, убеждаясь в незначительности и бессмысленности напечатанных слов, а голос уже молчал, ожидая знака, который вернет его к жизни: «И я всегда более буду обязан тому, чья помощь даст мне наивысшее наслаждение собственным досугом, чем тому, кто предложит мне на выбор самые уважаемые профессии земли».
От столь долгого чтения у него закружилась голова. Метро бросил взгляд на часы и убедился, что оставалось еще достаточно времени на копирование тонкой книжки «Манифеста коммунистической партии» или «Республики» или эссе Монтескье. За любую он получит приличную сумму. По причинам, которые мало его интересовали, подпольные распространители в данный момент увлекались политикой.
Он протянул руку к экрану, как вдруг услышал за спиной шорох. Быстрым движением он сунул в карман магнитофон, фонарик и камеру. Бросил отчаянный взгляд на экран. Хриплый и глухой, чуть надтреснутый голос Варина разорвал тишину.
— Что вы здесь делаете, мой мальчик? Крадете книги?
Метро сжал кулаки. Он мог убить старика. Но лучше было бы его уговорить. Старик страстно любил книги, и это давало крохотный шанс на успех.
— Нет, — произнес Метро, — нет. Я хотел только…
— Вы даже использовали мой голос.
Внезапный свет ослепил Метро. Он инстинктивно вскинул руки, чтобы прикрыть глаза. По спине пробежала холодная дрожь. Старик держал его под прицелом громадного старинного оружия. Метро увидел себя пришпиленным к книгам медно-свинцовой пулей, которую с мучительным грохотом выплюнет древний револьвер.
— Полагаю, — прогундосил старик, — что у вас во рту есть кое-что, что позволяет вам подделать мой голос.
Метро кивнул и выплюнул пастилку на пол. Он сбросил последнюю маску, и ему вдруг захотелось выблевать свой собственный голос.
— Подойдите.
Метро повиновался.
— Сядьте в это кресло. Оставьте ваши руки на виду. Можете положить их на голову.
Старик уселся напротив, твердо держа пистолет в правой руке.
— Скажите, по крайней мере, что вы искали, грабитель.
На усталом лице мелькнула тень удовольствия.
Метро не поднимал глаз от пола.
— Мне хотелось получить доступ к Информаторию.
— Почему? У вас нет доступа?
Метро покачал головой и покраснел. Ему казалось, что он дважды дурак — и потому что позволил поймать себя, и потому что в свое время техник, лицо которого скрывала маска, подверг его тестированию, после чего отнял право на пользование Информаторием.
— И что вы хотите прочесть?
Метро покраснел до слез.
— Декарта.
Старик присвистнул сквозь зубы.
— Декарта! А я-то счел вас любителем легких приключений или насилия. Кто сейчас помнит о Декарте?
— Я, — прошевелил Метро сухими губами и глубоко вздохнул. — Аппарат еще работает. Можете прочесть последнюю страницу.
Старик встал и уставился на Метро, взгляд которого медленно сполз на грозное дуло оружия.
— Не двигайтесь.
Варин проскользнул к экрану, и его желтые как пергамент губы повторили последние слова книги: «Самые уважаемые профессии земли… Самые уважаемые профессии земли…»
Он вернулся, встал напротив Метро, сунул пистолет в карман и сел, потом наклонился к собеседнику и жадно впился в него серыми колючими глазами.
— Вы действительно умеете читать?
Метро кивнул.
— Проверим.
Старик поднялся, подошел к полкам, наугад достал из ряда книг одну и показал Метро обложку.
— Этимологический словарь, — прочел Метро.
— И это означает…
Метро осмелился выдержать его взгляд.
— В общем, это генеалогия слов.
Старик рассмеялся.
— А вы, мой друг, человек культурный. Сколько вам лет?
— Сорок два.
— Вы научились читать до Нового Возрождения?
— Между Войной и Возрождением, — ответил Метро.
— Можете опустить руки.
— Спасибо.
Метро перевел взгляд со словаря на лицо старика. Он уже видел возможность выкрутиться.
— У вас прекрасная библиотека…
— В наши дни, может быть. Итак, вы интересуетесь книгами. Вы сами?
Метро даже глазом не моргнул.
— Конечно сам!
Старик прикрыл веки.
— Вы лжете, но я понимаю почему. Скажем так, у вас есть друзья, которые, как и вы, ценят хорошие книги, но у которых, как и у вас, нет к ним доступа, а потому вас выбрали, чтобы некоторым способом завладеть…
Метро молча кивнул.
— …этой информацией… А почему вы просто не пришли и не попросили у меня книги?
Метро уставился на свои руки. Он угадывал ловушку, но в то же время испытывал симпатию к старику. Ему хотелось верить, что он выиграл партию и дальше все пойдет как по маслу.
— Это запрещено, — ответил он.
Старик улыбнулся какой-то плотоядной улыбкой, подошел к окну, задвинул шторы, потом, наклонившись к Метро, сообщил:
— Вы знаете, я обнаружил вас не случайно. Я обратил внимание на ваши маневры. И вернулся домой раньше, потому что хотел с вами встретиться, господин…
Метро перебрал в уме несколько имен. Из тех, что были вытиснены на обложках книг и которым печатные буквы сообщали особую реальность.
— Корнель. Пьер Корнель.
— Я с большой симпатией отношусь к любителям книг, господин Пьер Корнель.
Старик вздохнул и театральным жестом указал на полки, проследив взглядом за своей рукой и словно опасаясь, что та улетит и спрячется среди книг.
— Давным-давно я и сам писал книги в надежде, что у них будут читатели. Надежда не состоялась! Сколько их было, как вы считаете? Пять, десять, быть может, пятнадцать. Вы знаете, сколько человек на земле имеют право читать мои книги?
— Не знаю, — ответил Метро с искренним сожалением.
— Двадцать три и ни одним больше, а, может, одним меньше. Человеческая жизнь — вещь хрупкая. Хотите прочесть какую-нибудь из моих книг, господин Корнель?
Метро вздрогнул.
— Охотно, — выдавил он.
Он вдруг испугался внезапной сердечности старика. Глаза Варина закрылись, лицо разгладилось. Морщины исчезли. Тонкие губы налились кровью.
— В этом виноват закон. Мои книги не подрывают устоев. Они просто трудные. Но по закону сегодня это одно и то же.
Варин уже не говорил — поучал.
— Вы слышали, как появился закон?
— После Войны, — уклончиво ответил Метро.
Варин нетерпеливо поджал губы:
— Знаю. Знаю. После Войны люди договорились считать источником всех конфликтов идеи и носители информации — слова и книги. И поскольку люди не могли онеметь, они взялись за книги. Книги похожи на лекарства. Они убивают, если ими злоупотреблять.
— Так говорится в законе.
Варин открыл глаза и посмотрел на Метро.
— Можете курить, если хотите.
Метро достал из портсигара тонкую палочку диаметром в три миллиметра и принялся раскуривать ее. Табак с пропиткой был отвратителен на вкус, но сигарету удавалось выкурить не за каких-то две-три затяжки.
Варин молча глядел на табачный дым.
— В книгах нуждаются не меньше, чем в лекарствах. Поэтому вместо полного их запрета, употребление книг было регламентировано. Операция была легкой. Начали с создания Информаториев. Книги, магнитные ленты, микрофильмы были надлежащим образом классифицированы и переданы туда на хранение. Затем Информатории автоматизировали. Каждый к тому времени имел экран и мог получить на дом любые книги Земли, вернее, их электронное изображение. Послушать любую музыку Земли. Тогда властители сказали людям: отдайте нам ваши библиотеки или сожгите их, а пепел развейте по ветру. Они стали лишними, они насыщают пылью воздух, которым вы дышите…
Голос его стал торжественным. Он сделал паузу, и сухие пальцы схватили руку Метро.
— И тогда появилось понятие достоинства. Вы же не дадите ребенку скабрезную книжку? Или книгу, восхваляющую насилие? Потому что ребенок не в состоянии отличить добро от зла. Я хотел бы вас спросить, сколько взрослых после войны так и не вышли из детского возраста? Разве не будет оскорблением для книг, если дать их в руки, могущие запятнать, предать, изувечить? В каждой библиотеке есть свой закрытый фонд, каждое общество имеет свою цензуру. Но ничто не совершенно, кроме совершенства красоты закона. Центральный Информаторий. Вы набираете несколько цифр на диске и получаете на дом любую желаемую информацию. Если вы ее достойны. Если же нет, то невидимая пометка на магнитной ленте запрещает выдачу вам той или иной книги, той или иной категории книг. Если вы очень и очень недостойны, вам почти ничего не выдается. К тому же уверены ли вы, что вне сферы вашей деятельности нет хоть одной книги, из которой вы сделаете неверные выводы? Быть может, лучше защитить вас от неприятных ошибок в суждениях? Разве машина не лучше знает, что вам подходит? Разве она не знает о вас всего — вашего веса, вашего роста, ваших наклонностей, прочтен