Примой Музыкального театра была знаменитая Ольга Бакланова – женщина совершенно сказочной красоты. Немирович-Данченко был в нее влюблен, и, собственно, для нее он и создал эту музыкальную студию, и для нее он открыл этот театр – в мае 1920 года опереттой Лекока «Дочь Анго». И когда он увидел Орлову – а он очень любил женщин, и всегда обращал на них внимание, и очень ценил их красоту, – он подозвал ее и предложил ей роль Герсильи в оперетте «Дочь Анго». Вся роль заключалась в словах: «Да, гражданка! Нет, гражданка! Слушаюсь, гражданка». Крохотный эпизод. А второй знаменитой постановкой студии была «Перикола» – знаменитая оперетта Оффенбаха. Все это ставилось для Баклановой. Но Бакланова в 1926 году навсегда уехала за границу. Впоследствии стала знаменитой актрисой в Голливуде, умерла в Швейцарии. А после ее отъезда все ее роли перешли к очень талантливой актрисе Надежде Кемарской. Орлова была никто – хористка и артистка кордебалета. Но очень умная, тактичная, мало говорившая, умевшая слушать. И однажды Немирович-Данченко решил, что надо дать ей попробовать спеть Периколу. Ей повезло. Когда Орлова была в театре, ею много занималась Ксения Ивановна Котлубай – судя по всему, очень талантливая женщина. Это была правая рука Вахтангова, режиссер и педагог, занималась дикцией. Она делала с Орловой роль Периколы и давала ей танцевать. И Орлова выступала в роли Периколы на утренних спектаклях. В 1927 году ей поручили роль Серполетты в оперетте Планкетта «Корневильские колокола». У нее постепенно набирался репертуар.
Сейчас очень трудно сказать, любила ли Орлова своего первого мужа. Никаких документов не осталось. По слухам, это не было страстью. Он был очень умным человеком, и его без конца арестовывали. То ли он был троцкист, то ли еще что, но явно не был сторонником сталинского режима. Его арестовывали, а потом через три-четыре дня привозили домой на извозчике. Наконец, в 1930 году его арестовали, и он уже не вернулся. Стало известно, что он может пройти по делу экономистов Кондратьева и Чаянова. Потом Сталин решил отменить процесс, Берзина приговорили к трем годам ссылки и отправили отбывать срок в город Семипалатинск. Орлова осталась одна.
Несколько лет спустя, когда Орлова уже была звездой, на кремлевском приеме Сталин подошел к ней и предложил выполнить любое ее желание. Она попросила сообщить ей о судьбе Берзина. Сталин в недоумении отошел, но о просьбе не забыл. Вскоре Орлову пригласили на Лубянку и сообщили, что ее бывший муж находится в лагере в Казахстане. «Если хотите, мы можем воссоединить вас», – любезно предложили ей. Орлова постаралась поскорее уйти…
В ее жизни появился другой человек – некий «спец» из Австрии, который ее очень любил. Его поразило то, что в те годы в Советской России он встретил элегантную женщину. Орлова замечательно шила – доставала какими-то путями модные журналы и по ним делала себе туалеты. Потом ее обшивала очень знаменитая портниха Варвара Данилина, которая в Москве одевала только трех человек: кинозвезду Любовь Орлову, великую актрису Марию Бабанову и Ольгу Лепешинскую, приму-балерину Большого театра. Орлова всегда выглядела элегантно, хотя подчас ей это стоило изрядного напряжения сил. Но она умела это делать. Ее отличали трезвость взгляда, терпение, творческий заряд – она могла работать до изнеможения – и поразительный такт. Она никогда не срывалась. В театрах, где всегда обычно происходят скандалы, истерики, нервные срывы, с нею этого не случалось.
Однажды она все-таки попала на киностудию – сыграла эпизодическую роль в фильме «Любовь Алены», но эта лента не сохранилась. Это было время, когда возникали первые советские комедии, когда уже играли Вера Марецкая, Анна Стен… Об Орловой тогда никто не знал. В основном она работала вместе с Цфасманом – пела в концертах. Пела она Мусоргского, Даргомыжского, романсы… Потом у нее появился другой концертмейстер – Лев Миронов, который работал с ней всю оставшуюся жизнь. Голос ее всегда отличался музыкальностью и напевностью, а речь была поразительно ритмична. Но не голос создавал успех Любови Петровне в те годы. От природы ей была свойственна удивительная непринужденность и красота движений, природная пластика. Сестра Натальи Глан, Галина Шаховская, впоследствии стала известным балетмейстером – она ставила, например, танцы в фильме «Весна». Она говорила, что Орлова была на эстраде поразительно органична – ее органика совпадала с органикой жанра. Она очень любила эстраду. Орлова много ездила с концертами, а в театре настоящий успех у нее был только в «Периколе». Но поскольку время было новое, всем было трудно, она в 1932 году, когда был голод в стране и все актеры искали себе какую-нибудь дополнительную работу, пела в маленьких концертах перед началом киносеанса. Такой прообраз киножурналов. Она пела в кинотеатре «Арс» – там, где сейчас находится Театр им. Станиславского. И когда она пела там свои миниатюры, к ней за кулисы пришел администратор, а рядом с ним был какой-то молодой человек – удивительной красоты, очень элегантный, в роскошном заграничном костюме, ослепительно улыбавшийся. Он наклонил голову и представился: «Александров!»
Режиссер Григорий Александров искал кого-то на роль в фильме «Веселые ребята». Ему кто-то посоветовал (кто говорит, что Раневская, кто-то – что Юткевич – слухов много), но пришел он специально посмотреть на Орлову, которую до этого видел в «Периколе». Она не вызывала у него никаких эмоций, никаких чувств – просто хорошо поет, хорошо двигается, хорошо танцует. А она влюбилась в него сразу. И потом очень часто говорила: «Я увидела золотоволосого бога». Он был действительно необыкновенно красив. Он был человек очень остроумный, музыкальный, играл на гитаре, талантливый, знал языки, рисовал. Когда она познакомилась с ним, она еще не знала, что он был самым близким другом гениального советского режиссера Сергея Эйзенштейна. Эта дружба длилась десять лет. Благодаря Эйзенштейну Александров в те годы выезжал за границу – он был в Америке, Мексике, Голливуде, Париже, Женеве, Берлине… Александров общался с Диснеем, с Чарли Чаплином, обожал Дугласа Фэрбенкса и Мэри Пикфорд. У него была жена – блондинка, очень приятная женщина, актриса Музыкального театра, и маленький сын, которого он назвал Вася, а потом переименовал в Дугласа – в честь Дугласа Фэрбенкса. Так его потом и называли. Александров был на два года моложе Любови Орловой. В Москву он приехал в 1921 году вместе со своим ближайшим другом тех лет Иваном Пырьевым, впоследствии одним из самых известных кинорежиссеров. Потом они стали врагами, не общались – а тогда очень дружили. Они вместе писали и ставили агитки, оба подвизались в Пролеткульте. В 1923 году Пырьев ушел к Мейерхольду, а к Александрову Мейерхольд был равнодушен – и не взял его. В театре Пролеткульта была независимая Передвижная группа во главе с Эйзенштейном. Там был поставлен сенсационный спектакль по пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Туда и поступил Александров. Эйзенштейн влюбился в него, он его просто обожал. Тот был очень красив, с дивной фигурой, всегда элегантен – а это было время, когда Эйзенштейн находился на пике своей славы. Именно тогда, в середине 20-х годов, он поставил фильмы «Октябрь», «Стачка», «Старое и новое» и свой гениальный фильм – самый гениальный фильм ХХ века, по мнению теоретиков, – «Броненосец «Потемкин». Десять лет Александров был рядом с ним. Он был участником всех его работ. А потом что-то между ними произошло – еще за границей, – и отношения стали портиться. Потом они вообще не общались.
Отношения у них были очень сложные. В то время было много слухов об Эйзенштейне и Александрове, даже о том, что они находились в любовных отношениях. Судя по всему, этого никогда не было на самом деле. Хотя сексуальная мотивация отношений со стороны Эйзенштейна была. Он был по своей природе особым человеком – некрасив, низкоросл, и у него была болезнь, паховая грыжа, – возможно, это сыграло роль в зарождении у него комплекса сексуальной неполноценности. Этот комплекс беспокоил его с ранней юности – он его никогда не скрывал – и сохранился до конца жизни.
Отношения их до сих пор предмет домыслов и сплетен, хотя никаких фактов не сохранилось. Привязанность, конечно, была. Сам Александров ко всем этим слухам относился очень спокойно. Уже на склоне лет он говорил: «Может быть, он был мною увлечен… Я никогда им не увлекался». У него была жена, был ребенок, были романы, и по-настоящему его всегда интересовало только одно – карьера. Эйзенштейн с Александровым расходились еще и в теории: для Александрова форма была неважна, а для Эйзенштейна была очень важна именно форма – форма, которая могла быть идеологией. Все это приводило к тому, что они по-разному смотрели на то, что происходит в кино. Александров с самого начала, особенно после своей американской поездки, решил использовать на практике достижения американского мюзикла и совершенно этого не стеснялся. Когда вышли его первые фильмы – «Веселые ребята», «Цирк», – все об этом говорили. Было очевидно, что он посмотрел огромное количество музыкальных картин в Америке. Видел он и «Певец джаза», и «Мелодии Бродвея», был увлечен Нормой Ширер – была такая голливудская звезда, снялась в фильме «Hollywood Review», видел даже Джанет Макдональд и Мориса Шевалье в фильме Эрнста Любича «Love Parade» студии «Парамаунт».
Орлова чем-то ему напоминала звезд зарубежного экрана, и он решил лепить ее по принципу «американизма» – изящная, улыбчивая, очень женственная, белокурая, сияющая. Звезды западного кино всегда стояли у него перед глазами. Орлова обладала удивительным свойством – даже в тех фильмах, где она как бы подражала западным образцам, она никогда не казалась зрителю чужой. Она была совершенной, в ней была легкость и непринужденность. Когда Александров ее увидел, он сразу пригласил ее сниматься.
Александров задумал снять музыкальную комедию и решил взять за основу программу Леонида Утесова «Музыкальный магазин», авторами которой были Николай Эрдман и Владимир Масс. Это был 1933 год. Съемки шли в очень приятной атмосфере – море, хороший отель. Орлова приехала в Гагры, где снимались «Веселые ребята», вместе со своим немцем-«спецом». Там был Александров со своей женой и маленьким Дугласом. Эйзенштейну очень не понравилось то, что Александров снимает именно мюзикл. Эйзенштейн вообще во всех александровских фильмах увидел лишь слепок американских мюзиклов – забавных, пустоватых, развлекательных. И свою неприязнь к этому он перенес на Орлову – он очень не любил ее, и это можно понять. Она платила ему полной взаимностью.