В дореволюционные времена этот колоритный дом № 14 на Старом Арбате часто фотографировали для открыток. Именно он изображен на популярной картине М. Гермашева «Улица Арбат», датированной 1912–1914 годами. Мимо фасада добротного одноэтажного дома с огромным шестиколонным портиком и высокими окнами пролегает трамвайная колея, по которой на фоне одинокого фонаря трусят две лошадки, тянущие возок, а на заднем плане высится колокольня церкви Николы Явленного. Как и многие другие арбатские особняки, дом был не каменным, а деревянным: под слоем штукатурки прятались доски и бревна. Кроме парадного подъезда у особняка имелся и вход со двора, «охраняемый» бронзовым львом.
По одной из версий, здание было построено князем Хилковым, который якобы увлекался чернокнижием и имел у себя так называемую Брюсову книгу, по которой учился магии. Как-то один из княжеских лакеев, проведав о ценности фолианта, решил его украсть. В это время с прогулки вернулся барин, и холоп с перепугу уронил книгу в горящий камин. Обнаружив свое сокровище сгоревшим, князь не смог перенести такой утраты и повесился.
Родные Хилкова сдали дом одной семье, но на третий день новые жильцы заявили, что съезжают, объяснив: «Жить нет никакой моготы. Как полночь, так тут и пошла по всему дому возня: и столы, и шкафы, и диваны, и кровати, и кушетки передвигают, и стульями гремят. Такой стуковень поднимут — волосы дыбом становятся. А засветишь огонь — нет никого и все в порядке, все на своем месте. Потушишь огонь — опять пошла возня».
То же рассказывали и другие квартиранты. Никто из них не выдерживал в доме более трех суток.
Тем временем бывшего княжеского лакея одолела тоска. Начал он пить по-черному, и его уже нигде не брали в услужение. Шлялся пьяница по кабакам и за шкаликом рассказывал своим случайным собутыльникам, как у своего господина украл книгу и как тот из-за этого себя жизни лишил. А о том, что творилось в доме, разъяснял: «Это покойный барин Брюсову книгу ищет. Это он возню поднимает…»
Молва о том, что в бывшем доме Хилкова нечисто, распространилась по Москве молниеносно. Лакей же тот спился совсем, да так и помер на улице.
Впрочем, есть и иная версия происхождения слухов о чертовщине. Историки установили, что в начале XVIII века особняком владел дьяк поместного приказа Ф. С. Мануков, дед А. В. Суворова, позже владение перешло к князю П. А. Шаховскому.
В Отечественную войну 1812 года дом сгорел, но некоторое время спустя заведующий рукописным отделом Оружейной палаты князь Михаил Оболенский восстановил его и стал здесь жить. Но случилась трагедия: в доме повесился его сын. После этого особняк какое-то время пустовал, пока в 80-х годах XIX столетия туда не переехал брат М. А. Оболенского, А. А. Оболенский, который привез с собой коллекцию всевозможных ценных предметов, собранных его родственником Хилковым. Историки так и не могут решить: вся история про князя Хилкова, Брюсову книгу и лакея-пьяницу — не более чем легенда или речь идет о совсем другом Хилкове?
Новый владелец будто бы поселился в особняке вместе с вдовой того же Хилкова — A. M. Хилковой. Но поскольку коллекция была весьма обширна и загромождала комнаты, хозяева переехали в дом на Сивцевом Вражке, оставив для охраны нескольких слуг. Собрание же старинных картин, гравюр и антиквариата выставили на продажу. Именно к этому времени относятся слухи о появлении в доме чертей и привидений.
Конечно, основанием для таких слухов могло стать то, что нечистые на руку охранники по ночам выносили из особняка господские вещи. Так, однажды воры попытались похитить фарфоровую люстру, но не сумели снять ее с цепи и при этом сильно порезались. Наутро, чтобы объяснить, откуда взялись порезы на руках, слуги поведали всем о навещавшем дом призраке сына Оболенского.
Именно в этом доме среди коллекции картин М. А. Оболенского хранился портрет А. С. Пушкина кисти Василия Тропинина. В Пушкинский музей знаменитый портрет попал из дома Оболенских в 1909 году.
Так или иначе, злой рок не отпускал здание. Одним из первых арендаторов особняка стал некий полковник со своей красавицей-женой. Прошло совсем немного времени, и жена сбежала с каким-то драгунским офицером, а муж с горя созвал приятелей на пирушку. Ровно в полночь полковник выпил бокал шампанского и велел музыкантам играть похоронный марш. Как музыка заиграла, организатор торжества пустил себе пулю в лоб.
Последующие жильцы жаловались, что по ночам, едва пробьет двенадцать, начинает в доме играть похоронная музыка. Стоило зажечь свет, как она обрывалась. Задували свечу — начинала играть вновь.
Еще рассказывали такую легенду. Поселился, мол, тут чиновник с большим семейством. Однако вскоре оказалось, что он фальшивомонетчик. Дети чиновника кому-то проболтались, полиция узнала и пришла арестовать преступника. Стали стучать в дверь, но им никто не открыл. Тогда они взломали ее и увидели, что все семеро членов семьи — муж, жена и пятеро детишек — повешены. То ли их предупредили об аресте и они сами наложили на себя руки, то ли всему виной некие злые силы…
Есть и такое предание: «…В этом доме мать с сыном в блуде жила. Сын взял да и зарезал мать, а после того сам удавился. И вот с этого времени черти и облюбовали дом».
Поскольку на присутствие в здании привидения жаловались многие жильцы, полиция попыталась его подкараулить. И действительно, углядели ночью в темноте фигуру в белом, запалили из револьверов. Зажгли свечу — никого. Самым странным оказалось то, что пули не ушли в стены, а все лежали на полу. Это подтверждает и официальный рапорт полицейского департамента.
Одно время дом стоял пустым. Рассказывали, что в нем поселились лихие люди. Прохожие старались обходить особняк стороной, а если это не удавалось, то они обязательно совершали крестное знамение. И даже извозчики, проезжая мимо по вечерам, придерживались противоположной стороны улицы. Причиной тому была дурная слава, которой немало способствовали и легенды о привидениях и нечистой силе.
Однако нашлись все же смельчаки, не побоявшиеся снять дом под жилье. Среди них были такие известные люди, как железнодорожный магнат К. Ф. фон Мекк и князь Лев Голицын. Как им жилось в «нехорошем доме», неизвестно. Только в первой половине XX столетия стали поговаривать, будто особняк этот построен на гиблом месте, которое «все живое в землю утягивает».
При советской власти здесь размещались различные учреждения и склады. А в 1941 году дом был разрушен бомбой. Длительное время на его месте был пустырь. Несмотря на дефицит площади в столице, там долго не решались ничего строить. Затем здание вновь отстроили, но на прежний особняк оно совершенно не похоже. Здесь стоит обычный одноэтажный домишко с неизбежным магазином. И похоже, что потусторонним силам он уже не интересен.
Чизмен-парк, Денвер
Парк Чизмен в Денвере на первый взгляд может показаться оазисом мира и покоя. Великолепные лужайки и величественные деревья выглядят тихой пристанью среди оживленных улиц города. Тем не менее, по мнению многих, это место, где обитает самый настоящий ужас.
Начало истории было положено, когда парк начали строить на месте грубо уничтоженного и оскверненного старого городского кладбища. Это произошло в довольно темный период истории Денвера. И ладно бы, если бы власти тихо построили несколько зданий на месте старых участков захоронения. Такое нередко случается в городской черте. Но нет, этот эпизод сопровождался скандалом, подорвавшим изнутри городское управление, оскорбившим общественность и заполнившим газеты невероятными историями.
В 1858 году человек по имени Уильям Лаример заложил земельный участок в 320 акров, который должен был использоваться как кладбище в новом, растущем городе Денвере, штат Колорадо. Он назвал кладбище «Маунт-Проспект». Лучшие участки на холме отводились для богатых и влиятельных жителей города. Нищих и преступников должны были хоронить на окраинах кладбища, а простых людей — в середине. Однако планы, связанные с устройством благочинного респектабельного кладбища, были развеяны в прах с самого начала. Первые похороны на нем оказались связаны с кровавым преступлением. Венгерский иммигрант Джон Штойфель приехал в Денвер, чтобы уладить спор со своим шурином, а закончил дело тем, что убил его. После короткого расследования он был выдан на суд толпе и в итоге повешен на тополе. Тела Джона Штойфеля и его шурина были привезены на кладбище «Маунт-Проспект» и без лишних церемоний просто свалены в одну могилу.
Позже жертв несчастных случаев и убитых также продолжали хоронить на окраинных участках кладбища без должного отпевания и церемоний, и тогда уже многие люди стали именовать его Свалкой костей или Каблуком (за конфигурацию участка). Кладбище стремительно теряло имидж уважаемого и респектабельного, как о том мечтал его основатель Уильям Лаример. В конце XIX века Денвер начал процветать. В нем делались огромные состояния на горной промышленности, добыче серебра и недвижимом имуществе. Смущенные непристойной репутацией местного кладбища (и такого обиходного названия, как Каблук), отцы города в 1873 году решили переименовать его в «Городское». Однако новое название не изменило того факта, что само кладбище постепенно становилось бельмом на глазу у уважаемых людей. Отсутствие должной заботы о территории привело к тому, что природа стала возвращаться к первозданному состоянию, многие надгробные плиты упали, дикие собаки прятались между могильными холмами, а рогатому скоту разрешили бродить среди могил.
Видя все это, богатые семьи начали хоронить своих родственников на двух других новых кладбищах, а «Городское» было отдано на откуп нищим, преступникам, невостребованным телам, жертвам оспы и сыпного тифа. Собственность на кладбище перешла от Уильяма Ларимера краснодеревщику Джону Валлею, который не прилагал больших усилий по исправлению ситуации.
В итоге жители особняков и богатых домов, построенных неподалеку от кладбища, стали оказывать давление на городское управление, требуя что-то сделать со всем этим безобразием. И городские власти нашли управу на владельца кладбища. Неожиданно обнаружилось, что кладбище (оказывается!) находится на земле, которая была частью земель, по соглашению принадлежащих индейцам еще во времена до 1860 года. Так что юридическая казуистика помогла в отчуждении кладбища в 1890 году у его владельца в пользу Соединенных Штатов, которые продали земельный участок в 320 акров за символическую сумму $200.00 городским властям Денвера.