По залу пробежало хихиканье.
– Что значит «графолог»? – Эльмира дважды толкнула Тома локтем.
– Не знаю, – отчаянно прошептал Том, зажмурив глаза, ощущая, что локоть возник из тьмы.
– …супруга, как я сказала, нашего выдающегося почерковеда, Сэмюэля Брауна… (хохот в зале)… из Почтовой службы США, – закончила миссис Гудуотер. – Миссис Браун хочет поделиться с нами своими соображениями. Миссис Браун?
Эльмира встала. Ее стул опрокинулся и грохнул, как медвежий капкан. Она подскочила на целый дюйм и закачалась на каблуках, которые заскрипели, словно собирались в любой момент рассыпаться в прах.
– Мне есть что сказать, – промолвила она, удерживая в одной руке пустую коробку из-под овсянки и Библию.
Другой рукой она вцепилась в Тома и рванулась вперед, расталкивая чужие локти и бурча: «Смотрите, куда идете! Полегче, вы там!» – чтобы дойти до сцены. Обернулась, опрокинула стакан с водой, разлив ее по столу. И при этом наградила колким взглядом миссис Гудуотер, которой пришлось вытирать разлитую влагу крошечным платочком. Затем с затаенным торжеством Эльмира достала опустошенную склянку из-под зелья, продемонстрировала миссис Гудуотер и прошептала:
– Вы знаете, что в ней было? Теперь ее содержимое во мне, дорогая. Я внутри магического круга. Ни одно лезвие не протиснется, ни один топор не прорубит.
За всеобщим гомоном дамы ничего не услышали.
Миссис Гудуотер кивнула, воздела руки ввысь, и воцарилась тишина.
Эльмира держалась за руку Тома, а тот морщился, зажмурив глаза.
– Дорогие дамы, – сказала Эльмира, – я вам сочувствую. Я знаю, через что вы прошли за эти десять лет. Я знаю, почему вы голосовали за миссис Гудуотер. Ведь у вас сыновья, дочери, мужья. Вам нужно сводить концы с концами. И вам не по карману скисшее молоко, падающий хлеб, плоские, как колеса, коржи пирогов? Вам же не хотелось, чтобы у вас в доме на три недели поселилась свинка, ветрянка и коклюш в придачу? Вам же не хотелось, чтобы ваш муж разбился на автомобиле, чтобы его ударили током высоковольтные провода за городом? Но теперь с этим покончено. Вы можете выйти на свободу. Довольно изжог и прострелов, ибо я пришла с доброй вестью и собираюсь изгнать ведьму, которая у нас завелась!
Все стали озираться по сторонам, но никакой ведьмы не обнаружили.
– Это ваш президент! – воскликнула Эльмира.
– Это – я! – Миссис Гудуотер помахала всем рукой.
– Сегодня, – тяжело дыша, сказала Эльмира, хватаясь за стол, чтобы устоять на ногах, – я пошла в библиотеку. На поиски противоядия: как избавляться от тех, кто нас эксплуатирует. Как заставить ведьму убраться восвояси. И я выяснила, как отстоять свои права. Я чувствую, как во мне нарастают силы. Я вобрала в себя магию всевозможных полезных кореньев и химикалий. Я… – Ее качнуло, она запнулась и моргнула. – У меня есть винный камень и… белая ястребинка, молоко, прокисшее под лунным светом, и…
Она умолкла и призадумалась. Сомкнула губы, и в глубине ее души возник тонюсенький голосок и стал подниматься, чтобы выйти из уголков ее рта. Она закрыла глаза на мгновение, чтобы поискать, куда девались силы.
– Миссис Браун, вам плохо? – полюбопытствовала миссис Гудуотер.
– Мне хорошо! – медленно ответила миссис Браун. – Я приняла морковного порошка и мелко нарезанного корня петрушки, ягод можжевельника…
Она опять умолкла, словно некий голос сказал ей «МОЛЧИ», и стала разглядывать все лица вокруг.
Она заметила, что зал стал медленно поворачиваться сначала слева направо, потом справа налево.
– Корни розмарина и цветки лютика… – промолвила она весьма туманно.
Она отпустила руку Тома. Тот открыл один глаз и взглянул на нее.
– Лавровый лист, лепестки настурции… – произнесла она.
– Может, вам лучше присесть, – предложила миссис Гудуотер.
Одна сидевшая сбоку дама подошла и распахнула окно.
– Сухие орехи катеху, лаванда и семечки райских яблочек, – сказала миссис Браун и остановилась. – А теперь давайте, не медля, проведем выборы. Нужно голосовать. Я подсчитаю голоса.
– Что за спешка, Эльмира, – сказала миссис Гудуотер.
– Так надо.
Эльмира сделала глубокий дрожащий вдох.
– Помните, дамы. Забудем страх. Поступайте, как вам всегда хотелось. Голосуйте за меня, и…
Зал опять задвигался, вверх, вниз.
– Неподкупность правления. Все, кто за то, чтобы президентом была миссис Гудуотер, скажите «Да».
– Да, – сказал весь зал.
– Все, кто за миссис Эльмиру Браун? – сказала Эльмира слабым голосом.
И сглотнула слюну.
Мгновение спустя ее голос прозвучал в одиночестве.
– Да, – сказала она.
Она в растерянности стояла на трибуне.
Зал до краев заполнила тишина. И в этой тишине миссис Эльмира Браун исторгла квакающий звук. Она приложила руку к горлу. Повернулась и затуманенными глазами посмотрела на миссис Гудуотер, которая как бы между прочим достала из сумочки восковую куколку, утыканную ржавыми канцелярскими кнопками.
– Том, – сказала Эльмира, – проводи меня до дамской комнаты.
– Да, мэм.
Они зашагали, затем заторопились и, наконец, побежали. Эльмира неслась впереди по проходу между рядами, рассекая толпу… Она домчалась до двери и направилась влево.
– Стойте, Эльмира, направо, направо! – закричала миссис Гудуотер.
Эльмира повернула влево и исчезла.
Раздался грохот съезжающего по желобу угля.
– Эльмира!
Дамы забегали, как баскетбольная команда девочек, сталкиваясь друг с другом.
Только миссис Гудуотер шла по прямой.
Она обнаружила Тома, вцепившегося в балюстраду и смотрящего вниз, в лестничный пролет.
– Сорок ступенек! – простонал он. – Сорок ступенек до самого низа!
Впоследствии, спустя месяцы и годы, рассказывали, как нетрезвая Эльмира Браун на своем долгом пути вниз пересчитала все до единой ступеньки. Утверждалось, в начале падения она была недужна до бесчувствия, отчего ее скелет будто обрезинился, и она как бы покатилась клубочком, вместо того чтобы подскакивать, стукаясь об каждую ступеньку. Она приземлилась на лестничной площадке, хлопая глазами, избавившись по пути от всего, что ее отягощало. Естественно, синяки и ссадины испещрили ее, как татуировка. Но зато ни тебе вывихнутых лодыжек, ни растянутых запястий. Правда, дня три она странно держала голову, глядя искоса вместо того, чтобы повернуться и посмотреть. Но самое примечательное то, что на месте падения миссис Гудуотер в окружении роя взбудораженных дам орошала слезами голову Эльмиры, положив ее себе на колени.
– Эльмира, я обещаю, Эльмира, я клянусь, ты только выживи, ты только не умирай, слышишь, Эльмира. Послушай меня! Отныне я буду пользоваться магией только в добрых целях. Довольно черной магии, ничего, кроме белой. Теперь всю твою жизнь не будет спотыканий о железных собак и пороги, резаных пальцев, падений с лестниц! Одно блаженство, Эльмира, блаженство, слово даю! Только выживи! Смотри, я вытаскиваю кнопки из куклы! Эльмира, говори со мной! Заговори сейчас же и садись! И поднимайся в зал для нового голосования. Обещаю тебе избрание президентом Дамской ложи «Жимолость» на основании единодушного одобрения. Согласны, дамы?
И тут все дамы зарыдали так, что им пришлось опираться друг на друга.
Том наверху подумал, что там, внизу, случился смертельный исход.
Он уже был на полпути вниз, когда ему встретились дамы, поднимающиеся назад в зал с таким видом, будто они пережили взрыв динамита.
– Мальчик, не мешайся под ногами!
Первой шествовала миссис Гудуотер, смеясь и плача.
Второй – миссис Эльмира Браун, следуя ее примеру.
А за ними двумя поднимались все сто двадцать три члена ложи, не понимая, возвращаются ли они с похорон или направляются на бал.
Он посмотрел им вслед и покачал головой.
– Больше я им не нужен, – сказал он. – Совсем не нужен.
И, пока они не хватились его, он засеменил вниз по ступенькам, крепко держась за перила.
– Не знаю, что к чему, – сказал Том. – Короче, в двух словах, дело было так. Дамы все как с ума посходили. Стоят и сморкаются. Эльмира Браун сидит на полу у последней ступеньки, все кости целы, наверное, из желе сделаны. А ведьма рыдает у нее на плече. Потом все поднимаются в зал и ни с того ни с сего – ха-ха-ха. Вот и пойми их. Я скорее руки в ноги!
Том расстегнул рубашку и стянул галстук.
– Магия, говоришь? – спросил Дуглас.
– Магия, да еще какая!
– И ты в нее веришь?
– Да, верю. И не верю.
– Подумать только, что творится в городе! – Дуглас всмотрелся в горизонт, где облака лепили на небе исполинские изваяния древних богов и героев. – Заклятия, восковые куклы, иглы, эликсиры, говоришь?
– Не столько эликсир, сколько отменное рвотное. Блям! Иии-ааа! – Том схватился за живот и высунул язык.
– Ведьмы… – промолвил Дуглас. И таинственно прищурился.
ХХ[64]
И вот настанет день, когда отовсюду слышно, как с веток падают яблоки, одно за другим, то здесь, то там. Потом по три, по четыре, по девять и двадцать, и вот яблоки хлещут, как дождь, стучат, как подковы по мягким темнеющим травам. И ты – на древе последнее яблоко, ждешь, пока ветер медленно расшатает твое гнездо, что на небе, и наземь низринет. И не успеешь удариться оземь, как позабудешь о том, что была когда-то яблоня или яблоки, лето или зелень внизу. И будешь падать и падать во тьму…
– Нет!
Полковник Фрилей спешно открыл глаза, выпрямился в своем кресле-каталке. Выбросил свою холодную руку, чтобы нащупать телефон. Он все еще на месте! И прижал его к груди, моргая.
– Не нравится мне этот сон, – обратился он к своей пустой комнате.
Наконец дрожащими пальцами он поднял трубку, вызвал телефонистку междугородной связи, назвал номер и стал ждать, глядя на дверь, словно в любое мгновение рой сыновей, дочерей, внуков, сиделок и докторов мог ворваться и отобрать у него последнюю роскошь в жизни, которую он позволял своим угасающим чувствам. Много дней (или лет?) назад, когда его сердце вонзалось в ребра и плоть, как кинжал, он слышал голоса мальчишек внизу… как же их звали? Чарльз, Чарли, Чак, да! И Дуглас! И Том! Он вспомнил! Они выкликали его имя внизу в коридоре, но дверь перед ними оказалась заперта, и мальчики повернули назад. «Вам нельзя волноваться», – говорил врач. Никаких посетителей. Никаких, никаких, никаких. И он услышал, как мальчики переходят улицу. И увидел. Помахал рукой. А они помахали ему в ответ. «Полковник… полковник». И вот он сидит в одиночестве с крохотной серой жабой, именуемой сердцем, которое время от времени еле трепыхается то тут, то там в его груди.