– Думается, все существенные вы найдете в сообщениях прессы. Вряд ли я способен добавить что-то вам полезное. Но если вам требуется более подробное освещение чего-либо, то потому я и тут.
– Ну, требуется только одно дополнение.
– А имено?
– Каковы были подлинные отношения между вами и мисс Данбар?
Король Золота прямо-таки затрясся и привстал с кресла, но затем к нему вернулась его бронированная невозмутимость.
– Полагаю, вы в своем праве и, возможно, следуете своему долгу, задавая подобный вопрос, мистер Холмс.
– Согласимся, что это именно так, – сказал Холмс.
– В таком случае могу заверить вас, что наши отношения абсолютно и всегда оставались отношениями между нанимателем и молодой барышней, с которой он не разговаривал и которую попросту не видел, кроме как в обществе его детей.
Холмс поднялся с кресла.
– Я довольно занятой человек, мистер Гибсон, – сказал он, – и у меня нет ни времени, ни вкуса для пустопорожних разговоров. Желаю вам доброго утра.
Наш посетитель также встал, и его высокая нескладная фигура воздвиглась над Холмсом. Глаза под щетинистыми бровями гневно блеснули, а землистые щеки окрасил румянец.
– О чем вы, мистер Холмс, черт дери? Вы отказываетесь от моего дела?
– Ну, мистер Гибсон, во всяком случае, отказываю вам. Полагаю, мои слова были достаточно ясными.
– Ясными-то ясными, но что за ними кроется? Набиваете себе цену, или боитесь взяться за него, или что еще? У меня есть право на прямой ответ.
– Пожалуй, что так, – сказал Холмс, – и вы его получите. Это дело само по себе достаточно сложно и без усугубления его трудностей ложными сведениями.
– То есть я лгу!
– Ну, я пытался выразиться поделикатнее, насколько в моих силах, но если вы настаиваете на этом слове, возражать вам я не стану.
Я вскочил на ноги, так как лицо миллионера стало поистине дьявольским от ярости и он вскинул могучий кулак. Холмс лениво улыбнулся и протянул руку за трубкой.
– Нельзя ли потише, мистер Гибсон? После завтрака мне претит даже самый безобидный спор. Поверьте, прогулка на свежем воздухе и спокойное взвешивание положения пойдут весьма вам на пользу.
С огромным усилием Король Золота подавил бешенство. Я не мог не восхититься тому, как с неимоверным самообладанием за одну секунду жгучее пламя гнева сменилось ледяным и презрительным равнодушием.
– Ну, это ваш выбор. Полагаю, вы знаете, как вести свои профессиональные дела. Я не могу заставить вас согласиться против вашей воли. Нынче утром вы оказали себе плохую услугу, мистер Холмс. Я ломал людей и покрепче вас. Никому еще не удавалось пойти мне наперекор и извлечь из этого выгоду.
– Многие и многие люди говорили мне что-то в этом роде, а я, как видите, все еще тут, – сказал Холмс. – Ну, так доброго утра, мистер Гибсон. Вам надо научиться еще многому.
Наш посетитель вышел, хлопнув дверью, а Холмс покуривал в невозмутимом молчании, задумчиво устремив глаза в потолок.
– Какие-нибудь предположения, Ватсон? – спросил он наконец.
– Ну, Холмс, должен признаться, учитывая, что этот человек, несомненно, сметает со своего пути любые препятствия, а его жена вполне могла оказаться препятствием и объектом неприязни, как нам прямо сказал этот Бейтс, мне кажется…
– Вот именно. И мне тоже.
– Но какими были его отношения с гувернанткой и как вы их обнаружили?
– Блеф, Ватсон, чистейший блеф! Когда я взвесил страстную, попирающую всякие условности, неделовую тональность его письма и сопоставил ее со сдержанностью манер и внешности того же человека, стало совершенно ясно, что тут замешано какое-то сильное чувство, сосредоточенное на обвиняемой женщине, а не на жертве. Нам необходимо совершенно точно понять отношения внутри этой троицы, чтобы добраться до истины. Вы видели мою лобовую атаку на него и с какой невозмутимостью он ее встретил. Тогда я пошел на блеф, создав впечатление, будто абсолютно уверен, хотя на самом деле у меня не было ничего, кроме сильных подозрений.
– Может быть, он вернется?
– Он наверняка вернется. Должен вернуться. Он не может оставить все как есть. Ха! Не звонок ли это? Да, и его шаги. Ну-с, мистер Гибсон, я как раз говорил доктору Ватсону, что вы что-то задерживаетесь.
Король Золота вошел в комнату далеко не так воинственно, как покинул ее. Его раненая гордость все еще просвечивала в негодующем взгляде, но здравый смысл подсказал, что ему придется смириться, чтобы достичь своей цели.
– Я подумал, мистер Холмс, и чувствую, что слишком поторопился, неверно восприняв ваши слова. Вы вправе выискивать факты, какими бы они ни были, и мое уважение к вам только возрастает. Однако могу заверить вас, что мои отношения с мисс Данбар никак с этим делом не связаны.
– Решать тут мне, не так ли?
– Да, пожалуй. Вы как хирург, которому нужно узнать все симптомы, прежде чем поставить диагноз.
– Именно. Совершенно точное определение сути. И лишь пациент, у которого есть причина обмануть своего врача, будет скрывать от него факты.
– Быть может, но согласитесь, мистер Холмс, что мужчины в большинстве упрутся, если их напрямик спросят, каковы их отношения с данной женщиной, то есть в случае, если речь идет о серьезном чувстве. Думается, у большинства мужчин имеется в душе свой тайный уголок, куда они не допускают посторонних. А вы внезапно ворвались в него. Но ваша цель вас извиняет, поскольку это ради ее спасения. Ну, доступ открыт, и вы можете исследовать все, что сочтете нужным. Чего вы хотите?
– Правды.
Король Золота секунду помолчал, как человек, собирающийся с мыслями. Его угрюмое, иссеченное морщинами лицо стало даже еще печальнее и мрачнее.
– Я могу изложить ее вам в нескольких словах, мистер Холмс, – сказал он наконец. – Есть вещи, говорить о которых так же больно, как и трудно, а потому я не стану углубляться больше, чем необходимо. Я познакомился с моей женой, когда искал золото в Бразилии. Мария Пинто была дочерью высокопоставленного чиновника в Манаусе и настоящей красавицей. В те дни я был молодым и пылким, но даже теперь, когда я оглядываюсь на прошлое с кровью более холодной и взглядом более критичным, я только убеждаюсь, что ее красота была редким чудом. Ну, короче говоря, я полюбил ее и женился на ней. И только когда романтический пыл угас, а на это ушли годы и годы, я понял, что у нас с ней нет ничего общего, абсолютно ничего. Моя любовь сошла на нет. Если бы и ее любовь сошла на нет, было бы легче. Но вы знаете чудесное свойство женщин! Что бы я ни делал, ничто не могло оттолкнуть ее от меня. Если я бывал суров с ней, даже жесток, как утверждали некоторые, то потому лишь, что знал: если мне удастся убить ее любовь, если она превратится в ненависть, нам обоим станет легче жить. Но ничто ее не изменяло. В этих английских лесах она обожала меня точно так же, как двадцать лет назад на берегах Амазонки. Что бы я ни делал, она оставалась предана мне.
Затем появилась мисс Грейс Данбар. Она ответила на наше объявление и стала гувернанткой наших двух детей. Может быть, вы видели ее портрет в газетах. Весь мир объявил, что она очень красива. Ну, я не стану притворяться, будто нравственностью превосхожу моих ближних, и признаюсь вам, что не мог жить под одной кровлей с такой женщиной, ежедневно соприкасаться с ней и не проникнуться к ней страстным чувством. Вы осуждаете меня, мистер Холмс?
– Я осуждаю вас не за то, что вы чувствовали, но только если вы не сдерживались, ведь эта барышня в какой-то мере находилась под вашей защитой.
– Пожалуй, – сказал миллионер, хотя на мгновение этот упрек вызвал прежний гневный блеск в его глазах. – Я не претендую быть лучше, чем я есть. Пожалуй, всю свою жизнь я был человеком, который сразу протягивает руку за тем, чего хочет, а я никогда ничего не хотел так сильно, как любви и страсти этой женщины. И я ей это сказал.
– Ах, значит, так?
Когда Холмса что-то трогало, он выглядел очень грозным.
– Я сказал ей, что женился бы на ней, если бы мог, но что это не в моей власти. Я сказал, что за деньгами не постою и сделаю все, чтобы сделать ее счастливой и не нуждающейся ни в чем.
– Такая щедрость! – сказал Холмс с усмешкой.
– Послушайте, мистер Холмс, я пришел поговорить с вами об уликах, а не о морали. Я не нуждаюсь в вашей критике.
– Только ради юной барышни я вообще возьмусь за ваше дело, – жестко сказал Холмс. – В чем бы ее ни обвиняли, это не может быть хуже того, в чем вы сами признались, что вы пытались погубить беззащитную девушку, которая жила под вашей кровлей. Кое-кого из вас, богачей, следовало бы научить, что нельзя подкупить весь свет смотреть сквозь пальцы на ваши бесчинства.
К моему удивлению, Король Золота выслушал это обличение спокойно.
– Теперь я и сам смотрю на это именно так. И благодарю Бога, что мой план не сработал, как я задумал. Она отказала мне наотрез и хотела тут же покинуть мой дом.
– Так почему же не покинула?
– Ну, в первую очередь ей надо было подумать о тех, чье благополучие зависело от нее, и ей было нелегко обречь их невзгодам, отказавшись от заработка. Когда я поклялся – а я поклялся, – что она больше никогда ничему подобному не подвергнется, она согласилась остаться. Но была еще одна причина. Она знала, какое влияние имеет на меня и что оно сильнее чьего бы то ни было в мире. И она хотела использовать это влияние во имя добра.
– Каким образом?
– Ну, она кое-что знала о моих делах. Они огромны, мистер Холмс. Вне пределов воображения обычного человека. Я могу сделать кого-то или же сломать. И чаще ломаю. И речь не только об отдельных личностях. А об общинах, городах, даже нациях. Бизнес – игра жестокая, и слабые теряют все. Я играл в эту игру с полным размахом. Сам никогда не хныкал, и мне было все равно, если хныкали другие. Но она смотрела на все это иначе. И, думается, она была права. Она верила и утверждала, что богатство одного человека, превышающее его нужды, не должно строиться на десяти тысячах погубленных людей, оставшихся без средств к существованию. Вот как она это видела, и, думаю, она видела за долларами нечто более весомое. Она убедилась, что я ее слушаю, и верила, что служит миру, воздействуя на мои поступки. И она осталась… а затем случилось это.