отнекивалась я.
Мне не хотелось ехать к Власу в автосалон по двум причинам – во-первых, бурный роман с Кронским с каждым днем набирал обороты, а во-вторых, не хотелось, чтобы Влас начал там что-нибудь воображать на мой счет.
– Ну ты какая-то странная, Мань! Я же должна хоть мало-мальски ориентироваться в ценах! Я должна хоть приблизительно знать, сколько мне придется добавлять денег! Ты что, не можешь ради меня съездить к этому индюку? Подруга ты мне или нет?!
И я наконец сдалась. Я позвонила Власу и обо всем договорилась.
– Слушай, а чего ты за него замуж-то не хочешь идти? Смотри, мужик какой серьезный, – сказала мне Пулька, когда мы вошли в автосалон.
– Да, не рвань там какая-то, как говорит моя мама, – уныло ответила я и окинула взглядом громадное помещение, сплошь заставленное новенькими авто.
– Правильно твоя мама говорит, а то связалась с каким-то извращенцем!
– Хватит. Я не хочу об этом говорить.
– Чем интересуетесь, девушки? – перед нами откуда ни возьмись вырос молодой человек в сером костюме, белой отглаженной рубашке, начищенных ботинках и галстуке. Он чем-то напомнил мне улыбчивых, опрятно одетых сектантов, которые всем, кому ни попадя, пихают на улице брошюры о том, как обрести счастье на Земле и при этом попасть в рай после смерти.
– Нам бы Власа Олеговича, если можно.
– Вы договаривались с ним о встрече?
– Да, он нас ждет.
– Идемте, я вас провожу.
Мы долго шли мимо выстроенных в ряд разноцветных машин, пока наконец «сектантский агитатор» робко не постучал в солидную дверь из красного дерева.
– Влас Олегович, извините, к вам тут две дамы пришли.
– Да-да, я их жду, – сказал он, и мы вошли.
Солидной здесь оказалась не только дверь из красного дерева – солидным тут было все: и офисная мебель, и оргтехника, и жалюзи на окнах. И сам Влас Олегович в своем директорском кресле выглядел очень солидно. Даже не верилось, что передо мной сидел тот самый нудный Власик, который лет двадцать назад пытался развеселить меня, рассказывая скучные истории: расхаживал по пляжу в красных шортах и мечтал наловить много-премного светлячков, чтобы они служили вместо настольной лампы, ревновал меня к второгодникам с Крайнего Севера и считал тогда (тем жарким июньским месяцем), что наша с ним личная жизнь уже устроена.
– Здравствуй, Маша. А чего это ты так похудела? Ты не болеешь, случайно?
– Нет-нет, – поторопилась заверить я его, а Пулька издевательски хихикнула, мол, как не похудеть при такой бурной жизни – то на горке, то под горкой. – Знакомься, это моя подруга Пульхерия, которая подумывает купить машину.
– Очень приятно, Влас.
– Влас О-о… – Пулька отчаянно старалась вспомнить его отчество.
– Просто Влас, – помог он ей. – Ну что ж, пойдемте осмотрим мои владения. Может, что-то приглянется.
Мы снова отмеривали шагами огромный павильон, заставленный разноцветными машинами. Честно говоря, машины я различаю только по цвету и могу лишь отличить грузовик от легковушки. А впереди слышались обрывки умного, как мне казалось, профессионального разговора об автомобилях: «С коробкой передач или автомат?», «С кондиционером или без?», и так без остановки.
Я почувствовала себя совершенно некомпетентной и решила скоротать время, любуясь радужными автомобилями.
Оттенок той или иной машины вызывал у меня определенную ассоциацию или навевал какое-то воспоминание. Хотя цвета не так легко нагоняют воспоминания, как запахи или музыка. Но сейчас со мной происходило нечто похожее на то, что бывало в детстве, когда я отдыхала с Мисс Бесконечностью на подмосковной даче. Мы гуляли с ней и разглядывали разноцветные домики, а я ставила оценки за качество покраски.
Вот передо мной машина фиолетового цвета. Она напоминает мне пятно от вишни на моем бежевом свитере. А эта – цвета морской волны, но не бирюзового, а неприятного зеленоватого оттенка. Отчего неприятного? Почему-то в носу стоит запах масляной краски. Вспомнила! Когда я была маленькой, именно в такой цвет красили дедушкину ограду на кладбище. Скверный цвет – пахнет смертью.
А вот серебристая, похожая на акулу. Что-то близкое, очень близкое. Сейчас, сейчас! Я непременно должна это вспомнить. Есть! Точно такого же цвета были стены в туалете того самого ресторана, где Кронский впервые овладел мною.
– Мань! Куда ты пропала-то?! – услышала я позади себя Пулькин голос. – Ушла так незаметно!
– В общем, мы обо всем договорились, Пульхерия. Так что продавайте свою машину и приезжайте за новой, – проговорил Влас, глядя на меня.
– Уже все?
– Да, видишь, как быстро мы сговорились, – Пулька сияла от счастья.
– Тогда мы поедем, ладно, Влас?
– Может, чай, кофе?
– Нет-нет, мы торопимся, – сказала я и почувствовала на себе укоризненный Пулькин взгляд.
– Маш, а ты случайно не захватила свою новую книгу? Бабушка просила.
– Нет, – рассеянно ответила я. – Надо было взять, конечно, но я как-то не подумала…
– А может, встретимся сегодня вечером, посидим где-нибудь?.. Ты книгу подвезешь…
– Конечно, подвезет! – радостно воскликнула Пулька. – Что ей, жалко, что ли?! К тому же, насколько я знаю, Маня сегодня совершенно свободна.
– Вот и отлично!
И мне ничего не оставалось, как договориться с ним о встрече.
– До свидания, всего хорошего, заходите, – сыпал заученными фразами «сектантский агитатор» при выходе.
– Зачем ты это сделала? – задыхаясь от злости, спросила я. – Он эту книжку может в любом книжном магазине купить! И сегодня вечером я занята!
– Глупая ты, Манька!
– Это еще почему?
– Ты что, не видела, как он на тебя смотрел?
– Как?
– Да он влюблен в тебя по уши! Нельзя упускать такого мужика!
– Хочешь, возьми его себе.
– С удовольствием. Только по всему видно, что он тебя любит.
– А я не люблю.
– Конечно, у нас же есть «Лучший человек нашего времени» с нездоровыми и, я бы сказала, опасными причудами в сексе! Не доведет это все до добра! Ой, не доведет!
– Ты сейчас говоришь, будто тебе сто лет.
– Сто – не сто, а до добра не доведет! – настаивала она.
– Я его исправлю, и у нас все будет хорошо.
– Как же, исправишь ты его! – усмехнулась Пулька. Она не верила, что сексуальные привычки Кронского можно исправить. Она вообще не верила, что человека после пяти лет можно переделать, но я решила доказать ей обратное.
А пока ничего не оставалось, как потратить вечер на неинтересный разговор с человеком, который мне был совершенно безразличен.
Я впервые надела норковую шубу (как говорит Мисс Бесконечность – «не май месяц»). Я решила быть неотразимой – ведь, согласитесь, есть особая прелесть в том, чтобы свести с ума человека, который тебе безразличен.
Хоть на дворе и было двадцать седьмое декабря, я чувствовала себя, как в пустыне, – снег тошно и скучно лежал на земле, словно песок: не блестел, был матовым из-за низкого водянисто-серого печального неба. Мне было жарко – рано я все же облачилась в шубу.
Вся эта заунывная уличная картина не предвещала ничего хорошего. Наверное, и вечер впереди ждал меня столь же тоскливый. Сама бы я ни за что не согласилась на эту встречу. Но Пулька!.. И зачем я только ему понадобилась?! Ведь книга – это только предлог. Нужна ему моя книжка! Смешно просто! Ах! Как хотелось бы мне сейчас увидеть «Лучшего человека нашего времени» и провести вечер с ним!
Именно такие мысли роились в моей голове, когда я ехала на свидание к Власу.
Влас стоял у памятника Александру Сергеевичу Пушкину в дубленке безобразного (я бы даже сказала, неприличного) желтого цвета. И откуда у него это пристрастие к желтому – то ботинки, теперь дубленка? В руке он держал белую розу на длинной ножке и беспокойно поглядывал на часы – наверное, думал, что я снова не приду.
Штампованное свидание. С некоторых пор я стала их ненавидеть: памятник великому поэту, цветы, часы, сказанные невпопад пустые слова. Вообще-то это считается нормальным, но меня почему-то раздражает. Наверное, влияние обольстительного и неординарного Кронского не прошло даром. Завидев Власа еще издалека, у меня появилось желание немедленно развернуться и бежать куда угодно и как можно быстрее, но как раз в этот самый момент он меня заметил и помахал длиннющей розой. Бежать было поздно. Я проклинала в душе Пульку, Олимпиаду Ефремовну за ее пристрастие к любовным романам, даже тот далекий месяц на море, когда мы познакомились с Власом.
– Отлично выглядишь, Маша! – радостно воскликнул он и спросил: – Книгу не забыла?
Я протянула ему книгу и чуть было не ляпнула: «Вот, возьми свой предлог для нашей встречи».
– Подписала? – шутливым, деланым голосом спросил он, и мне стало противно.
– Подписала.
– Пойдем посидим где-нибудь, я ужасно хочу есть.
– Да вообще-то у меня не так много времени. – Мне в голову вдруг пришла мысль, что я могу немедленно отправиться домой, ведь встретились-то мы из-за книжки – я ее отдала. Так что больше ничем не обязана.
– Да это ненадолго. Не люблю есть в одиночестве. Пошли? – настойчиво ныл он, как тогда на юге, когда звал меня ловить светлячков.
Мы пришли в какой-то восточный… нет не ресторан. Это было нечто промежуточное между тем кафе, откуда нас с Икки выдворили, и рестораном, куда впервые меня привез «Лучший человек нашего времени». Среднее заведение, средние манеры Власа, средние разговоры – все среднее. Скука. Все «ради приличия».
– Хочешь, анекдот расскажу? – спросил он, доедая люля-кебаб.
Я не хотела, потому что никогда не знала, в каком месте его глупого анекдота нужно смеяться, но ради приличия сказала:
– Расскажи.
– Если вы нашли клад, то одну четверть от него законно забирайте себе, а остальное закопайте! – смеясь, рассказал он, а я, выдержав паузу «ради приличия», хихикнула. – Ну а вообще-то, Маш, как жизнь-то?
– Хорошо, – скупо ответила я – говорить было совершенно не о чем. Скорее бы от него отвязаться. – А у тебя?