Когда наконец я вышла на другую сторону, в висках у меня стучало от прилива адреналина, я продолжала вспоминать – эта лужайка вела к боковой тропе, по которой я шла к святилищу и которое могло меня спасти сейчас. Я задержала дыхание, глаза мои блуждали среди деревьев и чудом остановились на деревянном указателе, который я искала. Он указывал на крутую гору с правой стороны, и на нем было написано: Ранчо на Тропе Мьюра.
Мое борющееся сердце дико стучало от возникшей надежды при имени Мьюра. У меня вырвался громкий смех, я вся затрепетала от радости. После всех сомнений инстинкт доказал, что я могу себе довериться – я нашла тропу в бездорожном лесу. Когда я заблудилась и потеряла всякую надежду, я вновь повстречала того мужчину, который первым однажды научил меня верить. Когда я больше всего в этом нуждалась, Мьюр появлялся.
Но у меня оборвалось все внутри при мысли, что на этот раз я пришла сюда слишком рано – еще не наступило лето. Вероятно, ранчо закрыто. Если это было так, у меня никогда не хватит сил взобраться обратно по крутой горе, если я не найду еду у ее подножия. Это был бы долгий путь назад, несколько миль вверх.
Мои перспективы выглядели мрачно. Путь на ранчо был опасной игрой. Но Мьюр был чудом. Он был надеждой в безнадежном мире.
Я ступила на путь к Ранчо на Тропе Мьюра.
Я быстро бежала вниз по горе в течение часа, отдавшись на волю силы притяжения. Я думала о жирных макаронах с чесночным соусом, соусом маринара, соусом с красным мясом и маслом. Я думала о своем изнасиловании и о том, что, если бы это не произошло, я бы не была девушкой в лесу, попавшей в беду. Я чувствовала усталость и слабость, но была быстра, как планирующая птица. Я добралась до ровного участка земли, а затем до деревянного указателя – ранчо.
Казалось, там никого не было. Я побрела по земле, переполненная сильным предвосхищением. Я была готова отдать этому месту последнюю каплю надежды; здесь должно быть немного пищи. На ранчо было три небольших некрашеных деревянных дома. Я подбегала к каждому, стучала в двери и кричала, собрав последние силы: «Пожалуйста, помогите!» Я кричала. Я никуда не шла. Я стащила с себя рюкзак прямо на грязную траву и оставила его впитывать грязную воду.
Я услышала звук мотора и почувствовала запах бензина, приняв все это за начало моего окончательного помешательства. Реальность ускользала. Я увидела трактор, зеленый, краска на нем отслаивалась, как куски коры.
«Мисс, – услышала я голос. – Мисс, привет. Девушка?»
Я подняла глаза – в тракторе сидел мужчина.
Он подъехал ко мне. «Мне нужна пища, – сказала я. У меня не было других слов. Я начала рыдать. – У меня не осталось еды».
Он посмотрел на меня из трактора: «У вас нет еды?»
«Нет еды», – повторила я.
«Молодая леди, – сказал он, вылезая. – Я посмотрю внутри».
Я кивнула, дрожа, стоя на корточках в грязной траве. Я попыталась встать на ноги, но ноги подгибались.
«Я голодна. Я очень хочу есть».
Жестом он повел меня к хижине: «Пойдем внутрь», – услышала я его.
Я бы пошла за ним куда угодно. Я превратилась в безумного раба пищи – только это мне было нужно.
Внутри было темно. Прежде чем мои глаза привыкли к темноте, я почувствовала запах жареного лука и моркови. «Еда», – сказала я медленно. Я стала различать цвета и увидела, что нахожусь в пустой столовой с дровяной печкой; на окне висели полотняные занавески, ярко освещенные солнцем. В высоком зеркале возле печки я увидела, что мои волосы чрезмерно отросли. Они опускались до зада, обхватывая мое тело. Воздух был теплым, я не ощущала теплого воздуха со времени перехода по пустыне южнее Кеннеди Мэдоус.
«Эй-оу, Бонни! Здесь девушка, ей надо поесть».
«Эй-оу, Бонни!» – повторила я, а затем захихикала; у меня кружилась голова; появилась женщина. Я ее не видела здесь. Она была старая и маленькая, она развешивала белье на веревке возле печки. Она спросила, не «дальноход» ли я, и сказала: «Вы оказались здесь слишком рано».
Да, я «дальноход». Это я знала. Я сказала ей: «Здесь хорошо». Я спросила, не видела ли она Ледяную Шапку – швейцарско-немецкого парня.
Она не видела. Я была первая. «Вы были в лагере „Старт“?» – спросила она.
«Нет».
«А нужно было бы». Она объяснила, что, если бы я была на сборном пункте, я бы не оказалась сейчас в Высокой Сьерре. «Надо быть там обязательно. Они проводят семинары, и вы бы узнали, что нельзя идти в одиночку. Вы бы выбрали партнера. И сюда должны были прийти не раньше, чем снег будет на высоте ниже десяти тысяч футов».
Она спросила, есть ли у меня деньги. Ранчо открывалось на следующий день. Это было гостевое ранчо, а самый дешевый номер стоил 300 долларов за ночь. «Да», – сказала я, хотя наличными у меня было лишь 50 долларов. У меня была кредитная карта родителей, но я сомневалась, что здесь принимают карты.
Она спросила, умею ли я работать: «Вы можете вымыть окна?» Странный вопрос. Конечно, я могла.
«Окна», – повторила я.
«Вы вымоете эти окна, – она указала на длинный ряд окон в обеденном зале. – И сохраните свои деньги».
На ужин в тот вечер было пюре из сладкого картофеля с жареной свининой и овощной салат с мягким сыром и свежим фенхелем. Я ела булку за булкой свежего плотного хлеба. Ужин подавали в семейном стиле для меня, семерых обветренных работников ранчо и Бонни. Я не прекращала есть. Они все были ко мне очень добры.
В ту ночь я зажгла прикроватную свечу в неотапливаемой комнате с кроватью, которую мне предоставила Бонни. Фарфор осветился оранжевым светом, когда я забралась в свой спальный мешок, под покрывала, одна, на красивой кровати.
Утром на ранчо меня накормили большим завтраком из яичницы и жареного картофеля. Я поглотила все, что было на столе, стоявшем возле дровяной печки. Бонни купила мне 15 гигантских батончиков «ПэйДэй», чтобы я могла восполнять свои силы на 45 милях, остававшихся до Маммот Спрингс. Затем она проводила меня обратно в яркий холод и ослепительный свет и рассказала, как вернуться на ТТХ. Бонни спасла мне жизнь.
«Пришли мне открытку из Канады», – сказала она. Она сказала, чтобы я не забыла.
Я снова была одна в чарующей местности, на замерзшей земле, блестевшей на солнце. Идти было удобно. Я съедала один «королевский» батончик «ПэйДэй» каждый раз, когда мой желудок сжимался. У батончиков был чудесный вкус, в каждом содержалось 440 калорий. Я слишком наголодалась, чтобы экономить. Я пошла наверх, выше линии деревьев, где заваленные камнями вершины открывались ветру и небу.
Тропа скрывалась под снегом с ледяной коркой. Опять ничто не указывало на то, где именно нужно идти. Я увидела седловину, низкое место на далеком хребте, и пошла к нему, спускаясь вниз. Вскоре горы сменились ледяными скалами, молочными, завораживающе синими; на них невозможно было забраться. Я шла вдоль подножия скалы на восток. Я больше не видела дорогу на горизонте.
Я нашла в рюкзаке GPS и щелкнула по топографической карте c маленькой стрелкой в виде V, указывавшей мое местоположение и направление, но я не знала, как считывать информацию. Немеющие пальцы обжигал ветер. Мне нужно было двигаться, но я не знала, в какую сторону.
Я нашла спутниковый телефон и позвонила отцу.
Он взял трубку: «Дебби?» Была середина дня 12 июня, солнце высоко стояло над Калифорнией. Я попыталась представить себе, каким был этот день в тихих пригородах Новой Англии, каким был свет. Я подумала о своем одеяле цвета лаванды, о подходящих по цвету занавесках в моей спальне, украшенных танцующими балеринами нежно-розового и кремово-белого цвета. Моя кровать хорошо заправлена и ждет меня. Услышав голос папы, я утратила ощущение уюта в доме города Ньютон.
Я спросила, есть ли у него компьютер. «У тебя есть минута?» – спросила я, стараясь быть нежнее и надеясь, что говорю спокойно.
«Да, есть, – сказал он. – Я у компьютера. Как дела?» Обычно до наступления темноты я домой не звонила – звонила после полуночи, но в его голосе не было беспокойства из-за моего раннего звонка. Его голос был усталым.
«Все хорошо», – сказала я, просматривая экраны на GPS: компас, электронную таблицу путевых точек, топографическую карту, загадочную, как всегда. Я не знала, следует ли ему сказать, что я не могу ее читать. Я не хотела встревожить его. Я хотела, чтобы он думал, что я способная, сообразительная и могу о себе позаботиться. Но я не знала, куда надо идти. Я глубоко вдохнула морозный воздух и тихо сказала: «Но я немного заплутала, мне кажется. Много льда».
Я услышала шуршание бумаги; вероятно, это была его работа. Была пятница. Я это знала, потому что GPS показывал дату, но это было бесполезно. Он спросил меня, где я находилась: «Твои координаты?»
Мне не пришло в голову взглянуть на них. Для меня это были лишь числа, длинные и сложные. Я нажала выступающую круглую черную кнопку, как это делала каждую ночь, когда наступало время сообщить родителям о моем положении в этом мире. Зеленым светом высвечивались долгота и широта. Я их продиктовала. Отец объяснил мне, что я фактически нахожусь на тропе. Он сообщил мне координаты верхнего пути – Селден Пасс – и рассказал, как вписать их в программу GPS в качестве пункта назначения.
Я следовала его инструкциям. Стрелка V медленно мигала и остановилась на направлении. Она указывала прямо на стену синего льда, но, если бы я пошла, стрелка V изменила бы направление и постоянно указывала на дорогу. Это не даст мне заблудиться. Отец спросил: «Получилось? Как это выглядит?»
«Выглядит хорошо. Спасибо», – сказала я.
Я не рассказала ему о ранчо Бонни на Тропе Мьюра, о кровати в домике и яичнице, о том, что мое безрассудство привело меня к добрым людям. О том, что я действовала безрассудно. Я просто попрощалась.
Я маневрировала у оснований застывших каскадов сосулек, толстых, как стволы деревьев, выросших за несколько месяцев. Я почувствовала себя защищеннее, сильнее, как будто была в команде с Бонни и отцом, а устройство GPS, в котором я внезапно разобралась, не даст мне пострадать. Очень долго я испытывала одни только неудобства от спутникового телефона и GPS, от их веса, который я считала лишним. Но теперь я могла позвонить отцу и с помощью присланного мне GPS сообщить ему точные координаты места на планете, где я находилась. А он мог объяснить мне, куда идти. Я любила его за то, что он мне это рассказал и знал, что рассказать.