Мужчина повел меня к дому.
Я старалась сохранить ясность ума. Я была девушкой в лесу этого мужчины. Привезенной туда. Он рассказал, что у него есть дочь, которой было 16 лет. Ему было на вид лет 35, вряд ли ему было 40. Подсчитать было нетрудно. Биологически это возможно, но он лгал. Это был его автомобиль, его город, его дом. Я ничего не знала, чувствовала свою незащищенность и вела себя глупо. Я была слаба и устала. Я начала голосовать на главной дороге в 10 часов утра, а сейчас было почти четыре вечера, и я не знала, как вернуться назад, уйти от него. Я ужасно хотела пить, и скоро стемнеет.
Мы находились внутри дома. Это было красивое одноэтажное здание с высокими окнами и раздвижными стеклянными дверями. Дерево было настоящее, недавно срубленное и окрашенное в белый цвет. В другой комнате работал телевизор, я это слышала и видела, как меняется его свет на белых стенах. Он сказал, что пойдет повидать дочь. «Садитесь», – сказал он, и я села на высокий кухонный стул.
Он вошел в комнату с телевизором и почти сразу вышел. Я могла заглянуть внутрь через открытую дверь, но не увидела там девушки.
«Она спит», – сказал он мне, как будто я была слепая. Он сел рядом, тоже на высокий стул. Он слегка наклонился ко мне: «Но вы можете спросить меня о ней».
Он просил девушку, которую привез, расспросить о его явно гипотетической дочери. Это была безумная игра, но я постаралась подыграть. Я спросила первое, что пришло мне на ум: «Где ее мать?»
Он посмотрел мне в лицо. Он просто сказал: «Она умерла».
Я взглянула на него. У меня стали мокрыми коленки. Где-то что-то капало. Я, наконец, поняла, что плачу.
Я вышла из кухни наружу. Я взяла свой рюкзак, лежавший на крыльце. Он подбежал ко мне. Я строго посмотрела на него и потребовала: «Отвезите меня обратно немедленно».
Я смотрела на него, пока он нагибался, чтобы сорвать траву, которая выросла в узком промежутке между деревянными досками крыльца. Он понимал, что происходило.
«Вы комфортно себя чувствуете на заднем сиденье мотоцикла?» – спросил он.
Это было смешно. «Не очень!» – ответила я. Я никогда не ездила на заднем сиденье мотоцикла, а мы стояли недалеко от его пикапа.
«Я хочу довезти вас до тропы, – сказал он, – на мотоцикле».
«Господи боже».
«Это станет самым ярким событием в вашей жизни».
Я залезла в рюкзак и сразу нашарила в нем мелкий предмет. «Это складной нож», – сказала я, тщательно выговаривая каждый звук. Я пыталась придать уверенность своим словам. Я очнулась; и он, как было видно, тоже очнулся. Я отчетливо поняла это по его сникшему виду, нерешительности в его движениях. Я сказала: «Машина работает».
Вот так. Он побрел к грузовичку и сел в него, я тоже села. Мы молча поехали по грунтовой дороге и выехали на гравийную дорогу, которая переросла в шоссе, идущее в нужном направлении. Наконец наверху Прохода Этна, там, где ТТХ сходится с дорогой, он притормозил.
Я выпрыгнула с рюкзаком на плечах и быстро пошла куда подальше.
Он окликнул меня: «Эй, подожди!»
Я не остановилась.
«Подожди», – крикнул он.
Я обернулась. На расстоянии я спросила: «Что такое?»
Он крикнул, что я забыла свой сотовый телефон. Это была правда. Я оставила телефон в углублении для стакана.
Мужчина, чье имя я так и не спросила и который не спросил, как меня зовут, вышел из машины и передал мне мой телефон с откидывающейся крышкой. Я засунула его в рюкзак и застегнула молнию, а затем направилась к началу грунтовой тропы и пошла вверх по ней. Подальше от него. Я так и не разжала кулаки. Костяшки пальцев побелели. В руке я сжимала севший аккумулятор GPS. Я не взяла с собой перочинный нож, который отец дал мне, когда я уходила в лес.
Я не разжала руку, пока его белый грузовик не превратился в темную точку в синих сумерках гор.
Я быстро нырнула в темноту. Тысячи невидимых лягушек прыгали и квакали в общей симфонии первозданной ночи. Я ощутила себя зверем; я бежала через гранитные горы к своему ночному дому. Скалы были сложены из шероховатой пемзы, грубой и жесткой, как наждачная бумага, опасной. Но я все равно радовалась, пробираясь через них в темноте, чувствовала себя лучше, чем днем в Этне. Этот мир обеспечивал мне безопасность. Это было место для диких существ – я чувствовала, что я в большей мере животное, чем девушка. Я могла жить в дикой природе.
Тропа вышла к черному водоему с камнями, покрытыми пушистым мхом, влажная пемза блестела на водной поверхности. Мне захотелось войти в воду. Это был совсем не такой пруд, в котором купаются отдыхающие. Но я осмелела. Я погрузилась в неглубокий пруд и пошла – темная вода была теплой даже ночью. Вода блестела как глаз, в ней отражалась луна.
Стоя в черном пруду, я посмотрела на звездное небо, на миллионы мерцающих точек. На протяжении всей своей жизни я не боролась с угрозами. Когда я плавала, меня поразила мысль, что впервые за свою жизнь я заявила о себе и была действительно услышана – и меня уважали.
Я ощутила свою стойкость, во мне бурил адреналин, как будто я стала совершенно другим человеком.
Я убежала от похитителя. Теперь я это по-настоящему поняла. Мое тело расслабилось в этом темном холодном пруду.
Я гордилась своей приобретенной силой. Это я убедила его привезти меня назад, я заставила его слушать. Я больше не была пассивной Девочкой-Куколкой, попавшей в ловушку. Это была я, учившаяся доверять своему голосу – я применила его, и это сработало. Я ликовала. Побег доказал, что я повзрослела, быстро повзрослела.
Я не заявила о себе, когда была с Джуниором, но я заявила о себе этому похитителю.
В мерцающей воде я вспоминала самые важные моменты похищения, которые резко изменили ход событий. Когда я сказала ему: «Машина работает». Я сказала это таким тоном, что стало ясно: это не должно произойти, и он это почувствовал. И в этот момент мы поменялись местами – он повиновался мне.
Я поняла, что есть плохие мужчины, которые пользуются слабостью и незащищенностью своей жертвы. Я увидела, что моей вины в этом нет. Я не выбирала между изнасилованием и похищением. Но теперь я научилась, как защищать себя от хищников, верить в себя, в свой инстинкт и силу. Я училась, как не винить себя. Я не могла уйти от попыток мужчин причинить мне боль, но я определенно могла сопротивляться. И иногда это срабатывало. Это не сработало с Джуниором, но сработало с моим похитителем.
Лес жил – квакали лягушки, мои клеточки звенели, – я высунула язык и почувствовала прилив адреналина. Я ощутила могучую силу, о которой никто не знал. Я была зверем, учившимся сражаться, инстинктивно, яростно. Я была храброй девушкой. Я была сильной лисой.
Я поняла, что самое главное и важное – это просто заботиться о себе. Я чувствовала себя прекрасно от того, что была готова защитить себя и что я взрослею. Я увидела, как изменилась.
В черном пруду черной ночью в черном лесу и в чернильной пелене, обволакивающей мое маленькое храброе шагающее тело, – маленькую точку – я, наконец, разрыдалась.
Я не буду пассивной девушкой.
Я прошла пять или шесть миль шагом, а потом побежала, пока не растворилась в ночи.
В тот вечер, когда я разбила палатку в темном холодном воздухе, я не стала устанавливать защиту от дождя; я слишком устала. Я спала под сеткой и мерцающими звездами, опять одна. Среди ночи пошел дождь, но вместо того, чтобы выбраться из палатки и установить защитное полотно, я сладко улыбнулась и снова заснула, проспав весь дождь.
Когда тропа закончится, я не стану снова беспомощной Девочкой-куколкой. Я больше не ощущала никаких ограничений.
Высоко в гранитных горах я только начинала свой путь.
Дождь принес ощущение счастья.
Я проснулась ночью, вся дрожа. Дождь прекратился. Небо очистилось, и звезды сверкали в легком тумане, как густые пятна света, растворенного в воде; было так красиво, и я решила, что больше никогда не позволю втянуть себя в опасность.
Путешествие по ТТХ вывело меня туда, где я наконец смогла увидеть, что только от меня самой зависит, буду ли я доверять себе в противостоянии явным угрозам, которые я ясно видела. Я должна любить себя и верить, что не заслуживаю того, чтобы мне причиняли вред, и должна прекратить винить себя.
Я сразу смогла понять, что мужчина в белом грузовичке был опасен.
Мне лишь нужно было признать то, о чем я уже знала.
Я могла устанавливать палатку и нести рюкзак, преодолевая за день марафонскую дистанцию в горах, я достигла больших замечательных физических результатов – физически я стала увереннее в себе, чего нельзя отрицать, и могла многое. Однако физическая слабость никогда не была моим уязвимым местом. Моей настоящей проблемой была пассивность, на протяжении всей жизни меня все время опекали, и это стало для меня естественным.
Solvitur ambulandо, «решается ходьбой». Я считала, что эта латинская пословица не совсем верна. Я могла добраться до самых высоких гор страны, покорить сотни вершин, перейти реки и границы, но в итоге все это могло ничего не значить. Не важно, куда ты идешь. Канада. Зеленый кампус колледжа Колорадо. Мимо торгового центра Ньютона. Путешествие по ТТХ являлось лишь кнопкой паузы. Тропа не была последним пунктом. Она не решала проблемы. Путешествие в одиночестве ничего не решает, но приводит вас к тому, что вы можете определить свое заболевание, увидеть его истинную форму и сущность, а затем принять нужное лекарство.
Моей болезнью было подчинение.
Симптомом – соглашательство.
Противоядием были ясные, отчетливые границы.
Мне понадобилось почти две тысячи миль в лесу, чтобы понять, что я должна проделать большую работу, а не просто идти, что мне нужно начать учитывать возможности своего тела. Мне нужны были четкие ориентиры. Непоколебимые, такие, которые всегда, где бы я ни шла, могли защитить меня.
При движении вперед мне были нужны правила.
Во-первых, при ощущении опасности я должна сразу уходить. При первом, а не десятом случае. Не после того, как я пройду сотню красных флажков, бьющихся на ветру и ясно, как знаки на тропе, указывающих путь к ЗМЕЯМ. Не после того, как меня укусят, – это стало бы нарушением правил. Если бы я была внимательной, мне не пришлось бы грубо обрывать притязания мужчины.