Надо отдать должное моей супруге – она была полна оптимизма и воспринимала все происходящее как приключение. Полагаю, так стоит относиться к жизни всякий раз, когда она меняется.
И оказалось, что на семьдесят процентов от жалования тоже можно жить – нужно просто лучше следить за расходами. Конечно, мы отказались от наших любимых сортов чая, которые были неоправданно дороги. Но все-таки, если внимательнее присматриваться к ценам в магазине, окажется, что есть масса приличных и качественных товаров, которые можно купить намного дешевле.
Не стану утомлять Вас долгими рассказами о том, как мы преодолели этот путь. Скажу лишь, что прошло два года – и теперь мы всецело рассчитались со старыми долгами. Это непередаваемое ощущение, вдохновляющее, ни с чем не сравнимое! Особенно учитывая то, из какой точки мы начинали. И Дабасир, бывший раб, был абсолютно прав – это по силам любому, у кого есть план.
Теперь пара слов о тех десяти процентах, что мы откладывали на отдельный счет. Мы подошли к этому занятию с неким спортивным интересом – не смейтесь, прошу, – ведь это весьма азартное занятие, когда ты копишь деньги, которые не собираешься тратить. И тем больше прирастает этого интереса, когда эта сумма начинает приносить доход от самой себя. Мы инвестировали ее в одно предприятие, строго соблюдали правило десяти процентов и, надо сказать, уже успели сколотить некий капитал, который с годами обеспечит нам безбедную старость. Все, абсолютно все это стало возможно лишь благодаря тому, что у нас был четкий финансовый план против того хаотичного обращения с деньгами, которое мы позволяли себе ранее. Мы решили, что и дальше будем жить на семьдесят процентов, – тем более что при подросших заработках теперь этого хватает даже на наш любимый сорт чая. А со всеми долгами до последнего шиллинга мы расстанемся уже в конце будущего года – и тогда сможем немного попутешествовать. Как знать, быть может, стоит податься в Месопотамию, чтобы попытать судьбу и лично поблагодарить дух Дабасира, который наверняка блуждает где-то там? Мудрейший человек, он потратил свое время, проводя вечера за клинописью, чтобы однажды человек по имени Альфред Г. Шрюсбери прочитал это и наладил свою жизнь. Достойнейшее наследие он оставил после себя, скажу я Вам. И оно преодолело тысячелетия, выбралось на свет из вавилонской пыли и вновь осенило своей мудростью – мудростью, которая не потеряет своей силы еще через несколько тысяч лет.
С уважением и благодарностью, искренне Ваш,
Альфред Г. Шрюсбери
Кафедра археологии
Самый удачливый человек в Вавилоне
Во главе каравана на великолепном арабском скакуне ехал Шарру Нада – самый блистательный торговец в Вавилоне. Помимо лихих чистокровных коней любил он и дорогие одежды и сейчас выглядел так же роскошно, как и всегда. В этом крепком и бодром мужчине сложно было разглядеть пожилого человека, но все же лет ему уже было немало. Взгляд его был спокоен, и потому было незаметно, что на сердце его лежит тревога. Не путь утомил его, хотя путешествие из Дамаска в Вавилон через пустыню кого угодно лишит духа. И не разбойники бередили его сердце – караван хорошо охранялся, солдаты были вооружены и, как и их хозяин, ехали на быстроногих скакунах.
Шарру Нада тревожился из-за паренька, ехавшего рядом с ним. Хадан Гула – так его звали. Он был внуком почившего Арада Гулы, его давнего друга и компаньона. Шарру Нада был в неоплатном долгу перед ним уже долгие десятилетия и потому уговорил его внука покинуть родной Дамаск и отправиться с его караваном в Вавилон. Этому юноше требовалась помощь, но как поможешь тому, чья главная проблема – он сам?
В ушах Хадана было множество золотых сережек, а на руках – колец, украшенных драгоценными камнями. Шарру Нада не восторгался мужчинами, обвешанными украшениями, будто царицы, но за всеми этими побрякушками он видел мужественное лицо, так похожее на лицо его деда.
«Только вот никаких драгоценностей Арад не носил, как и не обматывался с ног до головы яркими шелками, – думал Шарру Нада, ведя свой караван через пустыню. – Но что поделать, я сам уговорил юного Хадана уехать со мной – подальше от той беды с разоренным наследством, которую учинил в Дамаске его отец. Мальчику нужно начинать самостоятельную жизнь, ведь все богатства Арада Гулы бездарно растрачены».
– А зачем ты так много трудишься, Шарру Нада? – Хадан поравнялся с ним, хотя ехать во главе каравана мог только один человек. – Водишь караваны через пустыни, спишь под звездами, долгие недели не пьешь доброго вина? К чему такие муки? Почему бы не отдыхать побольше да не радоваться каждому мигу жизни?
– Радоваться? – улыбнулся торговец. – Ты бы радовался каждому мигу, будь ты на моем месте?
– Конечно! Будь у меня такое же богатство, как у тебя, я бы жил не хуже самого Царя! Я бы тратил сикели направо и налево, носил бы лучшие одежды – пурпурные, золотые, ел бы самые изысканные яства, что часто привозят финикийцы. А путешествовал бы только в свое удовольствие, а не по безжизненной пустыне. И кольца мои были бы вдвое крупнее!
Оба они рассмеялись: Хадан мечтательно, а Шарру Нада – снисходительно.
– Дед твой был равнодушен к кольцам и пурпурным одеждам, – сказал он, посерьезнев. – Так что, ты бы только тратил, а работать бы не стал? Совсем?
– Работа – это для рабов, – высокомерно ответил Хадан.
Шарру Нада покачал головой, но ничего не сказал. Какое-то время они ехали бок о бок молча, пока не перевалили через высокий холм и не оказались на другой его стороне. Торговец поднял руку и остановил караван.
– Смотри, – сказал он, показывая вдаль, на зеленую долину, – уже видны стены Вавилона. Башня, что возвышается над всем остальным, – это храм Ваала. Ты своим молодым зорким взглядом можешь различить дым – он идет от огня, который всегда горит в этой башне.
– Вавилон… – пробормотал Хадан. – Величайший город в мире. Здесь мой дед начинал свой путь к богатству. Я думаю, что, будь он еще жив, наша семья не оказалась бы в таком бедственном положении, как сейчас.
– Каждому человеку боги отвели свой срок. Но к чему печалиться? Есть твой отец, и есть ты, вы вполне можете продолжить дело твоего деда.
– Не можем, – вздохнул Хадан, – ведь нам не передалось его талантов. Дед выуживал золото отовсюду, как умелый рыбак выуживает богатый улов. Ни я, ни отец не знаем секрета такого мастерства.
Шарру Нада промолчал и повел караван дальше – по тропе, ведущей в долину. Об их прибытии возвещала пыль, поднятая копытами лошадей и верблюдов. Скоро они вышли на дорогу, ведущую к Вавилону, – теперь их путь лежал через богатые урожаем поля. От оросительных каналов веяло долгожданной прохладой.
На одном из полей трудились трое земледельцев – и отчего-то они показались Шарру Нада смутно знакомыми. Они были уже на пороге старости и гнули спины к земле ниже положенного. «Вздор, – подумал торговец, – сорок лет прошло с той поры, как я мог видеть их, сейчас я бы в жизни их не признал». Но интуиция неуклонно нашептывала ему, что эти земледельцы – те самые. Один неумело толкал плуг, отчего борозда выходила не такой глубокой, как нужно, а двое других раздраженно погоняли прутиками упрямых быков.
Сердце Шарру Нада кольнуло – а ведь он завидовал им сорок лет назад. Завидовал так отчаянно, что был бы рад тотчас поменяться с ними местами. Но сейчас, когда под ним был лихой арабский скакун, а кошелек его был тяжел от золотых сикелей, Шарру Нада остро ощутил пропасть между собой и этими земледельцами. Он оглянулся на свой богатый караван и гордо распрямил плечи. Сейчас он ни за что не стал бы меняться с ними местами.
Хадан Гула скучающим взглядом окидывал поля.
– Видишь этих земледельцев? – спросил его Шарру Нада. – Сорок лет назад каждый из них был на том же самом месте. Я видел их тогда.
Юноша безразлично пожал плечами. Видел и видел.
На Шарру Нада навалились воспоминания. Сорок лет прошло… Такое давнее прошлое давно бы следовало предать погребальному огню, но отчего-то оно упрямо продолжало жить в его памяти. Перед глазами вдруг встал образ Арада Гулы. Он мягко улыбался, как и всегда. Похожая улыбка была и у его внука Хадана, и именно она разрушила стену непонимания, стоявшую между торговцем и этим юношей.
Но чем он может ему помочь? Он забрал его из Дамаска, где наследие его деда оказалось разрушено, и привез в Вавилон… Зачем? Он мог найти для Хадана любую работу, дать ему все шансы и возможности, какие мог, но как поможешь тому, кто считает труд унизительным уделом рабов? Наверное, Хадан думает, что Шарру Нада просто усадит его в кресло, даст мешок золотых сикелей и позволит жить в праздности в самом богатом городе на земле? Но он уже забрал мальчишку из дома – отступать было поздно. Кроме того, за все десятилетия он так и не отплатил Араду Гуле за то, что тот сделал для него. Нужно попытаться.
И вдруг его озарила одна мысль, как помочь Хадану Гуле снять с себя все эти драгоценности и взяться за работу. План был рискованный – он ставил под удар его репутацию, а значит, его дело и его семью. И этот план был жесток по отношению к юноше. Но Шарру Нада отмахнулся от опасений, как от назойливой мухи, и сказал:
– Позволь я расскажу тебе, Хадан, с чего мы с твоим дедом начинали…
Юноша лишь надменно ухмыльнулся:
– Лучше скажи, где достать столько же золота, как у тебя, это мне важнее всего.
«Строптивый и упрямый, как осел. Глупый, очень глупый». Но торговец невозмутимо продолжил:
– Посмотри на этих земледельцев. Я говорил тебе, что уже видел их сорок лет назад – тогда мне было столько же лет, как и тебе сейчас. Мы шли мимо этих полей, и мой друг, пожилой земледелец Мегиддо, засмеял этих неумелых работников. «Погляди, – сказал он, – как неловко этот малый держит плуг. Борозда выходит недостаточно глубокой. А погонщики? Неудивительно, что быки не хотят тянуть в полную силу. Не понимаю, как они хотят получить хороший урожай, когда так халтурят». Я ничего не понимал в земледелии, но согласился с Мегиддо… Кандалы тогда сильно натерли мне ноги, и я боялся замедлить ход – тогда надсмотрщик бы нас поколотил.