Сказав это, Шарру Нада выжидательно замолчал. Наконец до Хадана дошло.
– Какие кандалы?
– Железные, крепкие. Они очень натирали ноги, как и бронзовые ошейники, и стройно шагать в колонне было трудно.
Игнорируя удивленный взгляд юноши, Шарру Нада продолжил буднично:
– Рядом со мной шел Мегиддо, к нему был прикован Забадо, он попался на краже коз. Я знал его еще в Харране, городе, в котором я родился. За ним шел Пират – человек, не назвавший своего имени. На груди у него была татуировка в виде двух переплетенных змей – мы решили, что он моряк. Так мы и шли, четверо в ряд.
– Вы были скованы… Как рабы?
– Ну, почему же «как». Мы и были рабами. Дед не рассказывал тебе об этом?
– Он часто говорил о тебе, но лишь о твоих славных успехах и приключениях. Но про такое… Никогда.
– Арад был достойным человеком и хранил чужие тайны надежнее мертвеца. Умеешь ли ты так же хранить секреты? Тебе можно довериться?
– Да… Даю слово, что буду молчать, но все же мое удивление велико. Как с тобой такое приключилось?
Шарру Нада был доволен – он добился того впечатления, на которое рассчитывал. Он безразлично пожал плечами:
– Рабом может оказаться кто угодно, ты не знал? Я был рожден свободным. Но игорный дом и ячменное пиво довели меня до кандалов. Мой брат, будучи буйным малым, как-то убил человека в пьяной драке. Отец хотел спасти его от ужасной участи, поэтому занял денег у одной богатой вдовы. Но у него ничего не было для залога, и вместо этого он заложил меня. А когда не смог рассчитаться с долгом – эта вдова продала меня работорговцу.
– Но это возмутительно! Так нельзя! Ты же не скот, чтобы так с тобой поступать!
– Тем не менее наши законы вполне позволяют это. Вот я и говорю, что в кандалах может оказаться каждый – разве что кроме Царя. Я расскажу тебе о том, как обрел свободу, но это будет позже. Я продолжу свой рассказ…
…Когда наша колонна шла мимо того поля, земледельцы решили над нами поглумиться. Они побросали свои плуги и быков, стали показывать пальцами и гоготать: «Приветствуем вас в Вавилоне, дорогие вельможи! Наш Царь уже готов оказать вам радушный прием на городских стенах! Столы уже накрыты – там вас ждут глиняные кирпичи и жидкая похлебка!»
Пират страшно на них разозлился и стал сыпать проклятия на их головы, но быстро получил удар плетью от нашего надсмотрщика.
– Неужто и правда Царь ждет нас на стенах Вавилона? – спросил я.
– Царь – нет, а вот про кирпичи и похлебку правда, – ответил Пират. – Нас отправят на строительство городских стен – с рассвета и до поздних звезд мы будем таскать кирпичи вверх по лестницам, спускаться с пустыми корзинами за новой партией кирпичей, и так до бесконечности. Пока не сломаем себе спины или не умрем от изнеможения. Или пока хозяева не забьют нас до смерти. Но ничего. Я убью их первым.
Мегиддо возразил ему:
– Хозяева не забивают трудолюбивых и покладистых рабов. С чего бы им это делать? Веди себя хорошо – и получишь хорошее обращение.
– Да кому надо быть трудолюбивым? – проворчал Забадо. – Вон глянь на этих земледельцев. Вот они молодцы. Не надрываются, а лишь делают вид, что работают. И живут налегке.
– Так ты никогда не завоюешь хозяйское расположение. Если тебе полагается вспахать за день вот это поле и ты выполнишь всю работу – ты славный труженик. Если ты сделаешь лишь половину – ты лентяй. Как думаешь, Забадо, хозяева любят ленивых рабов? Я предпочитаю не просто делать дело, но делать его как положено.
Труд – лучший друг человека. Лишь благодаря ему я сумел заработать все, что у меня было, – и дом, и землю, и скот.
– Ага, и где это все сейчас? – хохотнул Забадо. – Надо просто пораскинуть мозгами и найти, где можно схитрить. Нас отправят на стены? Пускай, я придумаю, как бы таскать воду или вовсе раздавать похлебку остальным рабам. Там мне не придется стирать в кровь ладони и ступни. А ты давай, таскай кирпичи со всем усердием – глядишь, боги побыстрее заберут тебя.
И Забадо расхохотался так мерзко, что мне стало не по себе.
Меня обуял абсолютный ужас. Я не сомкнул глаз, все представляя себе, как таскаю корзинки с кирпичами по лестницам, которым нет конца. Не выдержав, я подполз к Годосо, нашему надсмотрщику, стараясь потише греметь цепями. Годосо был арабом и грабителем, жестоким не по нужде, а по собственному желанию – когда он срезал кошельки, он ради удовольствия перерезал и шеи их владельцев. Я боялся его, но должен был спросить:
– Господин Годосо. Скажи, в Вавилоне нас всех продадут на строительство городских стен?
Надсмотрщик что-то недовольно проворчал на своем языке, которого я не понимал.
– Прошу, ответь. Я еще так молод, я совсем не жил. Не брал себе жены, не держал на руках сына. Я не хочу отправляться к праотцам. Если есть какой-то способ избежать стен и попасть к доброму хозяину – прошу, помоги мне, подскажи!
Годосо помолчал, но потом все же заговорил, тщательно подбирая слова:
– Хорошо. Ты хорошо, никогда не делать Годосо неприятностей, поэтому я сказать. Мы прийти в Вавилон и сразу повести вас на рынок, где торговля рабами. Там много господа, которые присматривать себе раба. Если ты понравиться – тебя купить, и ты уходить с новый хозяин. Если тебя никто не купить, тогда мы отдавать тебя на стену. Ты таскать кирпичи, пока не умереть. Очень плохо. Поэтому ты сделать все, чтобы тебя купить на рынке. Ты говорить всем господам: «Я хорошо трудиться. Я слушаться. Я трудиться для дорогой хозяин». Тогда тебя купить. Надо стараться, Шарру Нада. Иначе ты скоро умирать.
Всю ночь я пролежал, разглядывая звезды и думая о его словах. Песок был теплый и мягкий, и я пересыпал его из ладони в ладонь. Годосо был прав, как и Мегиддо. Труд должен был стать моим лучшим другом. «Иначе умирать».
Наутро я поделился с Мегиддо тем, что рассказал мне Годосо. У нас появилась надежда – единственное, что помогало нам переставлять ноги в тот день. К вечеру мы достигли ворот Вавилона и уже издалека увидели цепочки как будто муравьев, сновавших вверх-вниз по стене. Рабы. Тысячи и тысячи рабов были на этой грандиозной стройке: одни таскали кирпичи, другие рыли ров, третьи возились с глиной и обжигом. Где-то наверху, под потолком самого неба, молотками стучали каменщики. И им постоянно были нужны новые кирпичи.
С рабами обращались жестоко – надсмотрщики то и дело хлестали их плетьми, отчего их спины были покрыты гниющими струпьями. Тощие и обессиленные, некоторые из них падали и уже не поднимались – и тогда их тела оттаскивали в общую кучу, чтобы позже закопать всех вместе в яме, как собак. Рабу не положен погребальный костер. Я смотрел на все это и молил богов послать мне на рынке господина, который захочет меня купить.
И вот мы миновали ворота Вавилона. Как и говорил Годосо, нас довели до торговой площади и затолкали в большую клетку. Все, кроме нас с Мегиддо, забились по углам и боялись высунуть носы, мы же, наоборот, приветливо общались со всеми, кто проявлял к нам интерес.
Пришли два стражника из охраны дворца – они придирчиво осмотрели мощные мускулы Пирата, но когда попытались заковать его в кандалы, он набросился на них с яростью зверя. Стражники избили его до полусмерти и куда-то утащили. Мне было жаль его.
Люди все ходили мимо, но Мегиддо был уверен, что вскоре нам придет черед расстаться. Бывший земледелец наставлял меня, пока рядом не было господ: «Есть много людей, которые делают из труда своего врага. В лучшем случае они просто ничего не добиваются в жизни, а в худшем – заканчивают ее в яме, как те рабы со стены. Но ты не должен так поступать. Сделай труд своим лучшим другом. Порой это кажется непосильным, но смотри на это шире. Если ты строишь дом, думай о нем, когда тяжелые балки будут натирать тебе плечи, а на ступнях появятся волдыри оттого, что колодец находится далеко. Ведь потом получится чудесное жилище – стоившее всех этих мук. Обещай мне, юноша, что станешь трудиться изо всех сил, даже когда их почти не останется. Ты должен не просто работать, но любить труд всем своим горячим сердцем – так оно не остынет. Трудись, даже если твой хозяин этого не оценит и не будет щедр на похвалу. Помни: хорошо сделанная работа прежде всего важна для того, кто ее делает. Так он становится лучше как человек».
И так мы говорили с ним, пока к нашей клети не подошел низкий коренастый землевладелец. Он был смуглым и серьезным и рассматривал нас со знанием дела. Мегиддо не растерялся – он стал спрашивать этого господина о его землях и посевах, о плугах и скоте. Очень быстро Мегиддо убедил его в том, что он – добрый работник и стоит своих денег. Господин этот стал громко торговаться с нашим хозяином, бурно махал руками, но в конце концов достал кошелек и отсчитал нужные сикели. Мегиддо сняли с общей цепи, и он ушел вслед за своим новым хозяином с гордо поднятой головой.
Вскоре господа купили еще нескольких человек. К клетке подошел Годосо и по секрету шепнул мне, что нашему хозяину надоело это занятие, так что торговать нами он станет лишь до сегодняшнего вечера. А наутро соберет оставшихся рабов и продаст всех на стену. Сердце мое упало – неужели никто так и не купит меня?
Но вот к клетке подошел господин – у него было круглое приветливое лицо, он по-доброму улыбался и много шутил. Он сказал, что ищет пекаря, чтобы тот помогал в его лавке. Тут я набрался смелости и заговорил с этим господином, ведь другого шанса могло уже не быть:
– Добрый господин, ты же и сам пекарь? И думаю, что хороший. Но зачем тебе искать другого, если можно купить молодого трудолюбивого раба, научить его своему ремеслу и точно знать, что твой раб своим усердием принесет тебе много серебра и золота? Я именно такой – я здоровый и крепкий, мой нрав не строптив, и я готов трудиться от зари и до ночи ради блага своего господина.
И это сработало. Даже больше – рабовладелец, который до того никак не выделял меня среди других, начал горячо нахваливать мои таланты, чтобы поднять цену. Я чувствовал себя породистым скакуном, которого пытаются сбыть подороже. Они стали яростно