Харун и мудрый верблюд
Верблюды – удивительные создания, посланные нам то ли природой, то ли самими богами. Нет в пустыне друга вернее, и только он поможет пересечь ее: верблюд знает, как сберечь силы и сохранить драгоценную воду. Долог путь и труден, но он смело делает первый шаг, потому что знает секреты. Чему же мы можем научиться у них, пока пересекаем из раза в раз пустыни, забирающие наши деньги?
…Человек раскладывал что-то на столе, укрытом простеньким навесом. Порывы ветра заметали все вокруг песком, плотная ткань громко хлопала. Ревели верблюды в стаде неподалеку, в шатрах переговаривались люди. Караван возвращался домой.
Человек потер зудящие запястья: на них красными полосами виднелись следы от оков, которые когда-то были надеты на его руки. Он бросил взгляд на пустыню: где-то там, за сотнями раскаленных барханов, стоял великий город Вавилон. И хоть прошло уже много лет, человек ничего не забыл.
– Отец! – подбежал чумазый мальчишка лет семи. – Что ты делаешь?
– Мы вернулись домой, – отвечал человек, – луна скрывается во тьме и скоро полностью обновится. Я готовлюсь пересечь пустыню.
Мальчик внимательно взглянул на отца.
– Мы же только что это сделали…
Человек ничего не ответил, только разложил на столе несколько мешочков и достал кошелек. В нем звонко забренчали монеты.
– Харун! – донеслось со стороны, и под навес зашел мужчина. На голову его была намотана тряпица, словно тюрбан, защищавшая от песчаной бури, что всегда налетала внезапно.
– Доброго здравия тебе, друг. Вижу, ты пришел из самого города, чтобы встретить наш караван? Не стоило, нам осталось всего несколько часов пути.
Гость смущенно улыбнулся и даже замешкался.
– Видишь ли, именно поэтому я и поехал тебе навстречу. Я знаю, поездка твоя наверняка была успешной. Поэтому, пока ваш караван еще не пересек городских ворот и тебя, как и всех, не вышла приветствовать моя жена, не мог бы ты одолжить мне немного денег? Я отдам в ближайшем месяце, даю слово. После новолуния я получу обещанную мне плату за работу. Мне много не нужно, лишь несколько сиклей: я не рассчитал свои траты, и деньги у меня закончились прежде, чем закончился сам месяц.
Харун покачал головой.
– Эсмар, уже который раз ты делаешь так. Мне ничего не жалко для друга, и надеюсь, ты заметил, что я не беру с тебя процентов. Но может быть, тебе стоит поискать какой-нибудь дополнительный источник доходов, раз тебе не хватает на жизнь?
– Дело тут вовсе не в этом, друг Харун. Как только я получаю на руки оговоренную плату, она как будто завораживает меня, словно голос сирены, зовущей мой корабль на острые рифы. Мне кажется, что денег у меня достаточно, чтобы позволить себе и то, и это… Никакой роскоши. Только лишь кусок мяса чуть подороже, кувшин вина чуть получше. И вот так, незаметно для себя, я понимаю перед каждой новой луной, что на жизнь мне не хватает совсем немного денег.
Харун глянул сперва на друга Эсмара, потом – на своего сына, который крутился около стола.
– Хорошо. Но ты выслушаешь меня, прежде чем я дам тебе денег. Саади! – подозвал он мальчишку. – Иди-ка сюда. Ты спрашивал, что я такое делаю с этими мешочками. Подойди ближе, я расскажу тебе. А заодно и Эсмару.
Саади и Эсмар непонимающе глянули на стол, на котором лежали четыре пустых кожаных мешочка и увесистый кошелек – заработок Харуна из поездки на восток. Оба они приготовились слушать.
– Не секрет, что когда-то я был рабом. Я почти уже сошел во тьму, но некий великодушный господин забрал меня, еле живого, у рабовладельца. Он поставил меня на ноги, а потом отпустил на волю, дав в придачу немного денег. Дадишу – так звали его. Он снял с меня оковы, но я оказался совершенно один посреди многолюдного, шумного и великого города Вавилона. Что мне было там делать? Я решил отправиться домой, через пустыню…
…– А ну-ка убирайся отсюда подобру! – прикрикнул на меня пожилой караванщик, когда я спросил его, могу ли я присоединиться к их нелегкому путешествию.
– Но господин, мне очень нужно попасть на тот край пустыни. Я могу работать!
– И кем же? – тот был непреклонен. – Ты слишком хил, чтобы охранять нас от разбойников, да слишком жалок, чтобы вообще дойти туда. Я вижу следы от оков на твоих руках и ногах. Убирайся-ка ты отсюда, покуда я не позвал стражников и не сообщил им о беглом рабе.
Такого я уже спокойно снести не мог.
– Мой хозяин даровал мне свободу, – отвечал я, расправив плечи.
Но караванщик что-то презрительно зашипел и замахал на меня плеткой, которой обычно подгонял верблюда. Здесь мне и правда было ничего не добиться.
Долго еще ходил я и по улицам Вавилона, и за пределами его стен. Часть денег пришлось потратить на еду, но никто по-прежнему не желал дать мне возможности трудиться. Да, я мог бы вернуться в дом к Дадишу, и тот наверняка позволил бы мне заработать немного сиклей на долгую дорогу. Но моя гордость не позволяла просить бывшего хозяина о большем одолжении, чем он уже сделал мне. Щедрых подарков в виде жизни и свободы более чем достаточно, а уж о деньгах я как-нибудь позабочусь и сам.
В таких мыслях дошел я до небольшого надела земли, который явно плохо возделывали: огород порос сорняками, почве не хватало влаги, несмотря на близость канала, а в загоне перед домом паслась пара коз, которых давно пора было подоить, да полулежал дряхлый плешивый верблюд, на первый взгляд уже собравшийся издохнуть.
Я решил попытать судьбу и если не заработать денег, так хоть спросить, не нужна ли здесь моя помощь. Когда делаешь доброе дело, плату за труд получаешь от самой госпожи Удачи, а этого-то мне и не хватало.
– Тысяча благословений твоему дому, – приветствовал я старую женщину, вышедшую на порог. Ее кожа давно иссохла, руки огрубели, а солнце выбелило ее волосы до такой яркости, что на них было больно смотреть.
– Коли ты разбойник, так уходи, – проворчала старуха, – брать у меня нечего.
– Я пришел узнать, нет ли у тебя какой работы для меня.
– И платить мне тоже нечем, – сощурилась хозяйка дома, мельком глянув на давно не доенных коз.
– За кусок хлеба и ночлег я помогу тебе, госпожа.
Еще один взгляд старушка бросила на следы от кандалов на моих запястьях. Но видимо, не сочтя это подозрительным, согласилась на такую сделку.
Я работал у нее несколько дней, все пытаясь понять, что же мне делать дальше и как попасть домой. Я привел в порядок огород и позаботился о животных, натаскал воды, прополол сорняки и починил ограду. Я не потратил ни одного заветного медяка из своего кошелька и был тому рад.
Однажды вечером старуха, оказавшаяся вовсе не плохой, а напротив, вполне благосклонной, подошла ко мне и сказала:
– На рассвете ты отправляешься домой. Бери моего старого верблюда и поезжай через пустыню: ты заслужил это. А верблюд мне самой ни к чему, только есть просит.
Я не мог поверить своему счастью. Я даже не стал расспрашивать, почему она так решила, хоть мне и показалось это странным. Но запомни, Саади, да и ты тоже, Эсмар: порою, когда с тобой случается чудо, не стоит смотреть ему в глаза и задавать лишние вопросы. Пусть случается.
Так я собрал свои скромные пожитки, погрузил все в один мешок и забросил на верблюда. Ноги пока еще держали его, но он был стар, и я не знал, сможем ли мы вместе пересечь пустыню. Однако выбора не было.
Мы добрались до последнего оазиса, где можно было найти укрытие от солнца и колодец с водой. Дальше – только нескончаемые барханы и несносная жара.
Я потратил сикли, что получил от Дадишу, на запас еды в дорогу. В оазисе стояло несколько караванов, почти все возвращались с другого конца пустыни и только и говорили, как тяжел нынче путь.
– Порою ветра так ворошат песчаные насыпи, что даже верблюды вязнут в них, оттого путь замедляется, – сказал один.
– Да, – подтвердил другой, – а солнце шпарит вдвое сильнее обычного. Давненько так трудна не была дорога. Одна радость – все разбойники попрятались по своим пещерам. Видимо, им тоже не по душе такой солнцепек.
Послушав караванщиков, я пригорюнился. Как мне преодолеть эту пустыню? Мой старый верблюд и без того не быстр. Что, если он угодит в зыбучие пески или подвернет ногу? А главное, как мне самому пройти этот путь и не умереть от жажды? Я тоскливо смотрел на бурдюк с водой, не понимая, как же мне растянуть драгоценную влагу на столь долгую дорогу.
С тяжелыми мыслями заснул я перед самым рассветом. И должно быть, сами боги послали мне этот сон. А возможно, все случилось наяву. В любом случае мой верблюд заговорил со мной так, будто был человеком.
(На этом месте мальчишка Саади ахнул и присвистнул, безоговорочно поверив отцу Харуну, а тот лишь незаметно усмехнулся.)
– Я уже ходил этим путем, хозяин, – сказал мне верблюд. – И несмотря на то, что я стар и слаб, я сделаю все, чтобы преодолеть его и в этот раз. Позволь помочь тебе. Ты слышал от караванщиков, сколько дней занимает пересечь пустыню. Но этот срок – для молодых животных. Прошу, увеличь время вдвое, потому что быстрее добраться я не смогу.
– Я боюсь, – отвечал я верблюду, – что тогда не дотяну я сам. Нынешнее пекло покроет мои губы кровавыми корками, я не смогу увезти столько воды, сколько потребует мое тело.
– Не волнуйся об этом. Я научу тебя одной хитрости, – сказал мой обретший голос друг, – раздели число дней, что мы будем в дороге, на четыре равных отрезка. И вместо одного большого возьми с собой четыре бурдюка размером поменьше и наполни их водой. Один отрезок пути – один бурдюк. Ты не будешь притрагиваться к следующему запасу влаги, пока солнце не отмерит срок первому отрезку. Как бы тебе ни хотелось. И так – с каждым последующим. Благодаря этому мы сможем преодолеть эту непростую и жаркую дорогу. Конечно, придется потерпеть, но тогда ты не выпьешь всю воду намного раньше положенного – а этого тебе будет очень хотеться.
И я поступил в точности так, как велел мне мой верблюд, будь то во сне или наяву. Я поверил ему, да и сама мысль показалась мне здравой. Большой бурдюк я обменял у караванщиков на четыре поменьше, так вышло даже больше воды, чем я рассчитывал.
Мы отправились в путь.
Не буду говорить, что это путешествие обошлось мне малой кровью. Верблюд, который с того предрассветного часа больше не вымолвил ни слова, и правда подвернул ногу и немного увяз в песках. В какие-то моменты он шел так медленно, что я мог бы бросить его умирать, но я не сделал этого. И он был прав: пить хотелось нестерпимо. Сперва мои губы стянуло, потом ветер обдул их до кровавых трещин. Кожа моя обгорела. Но я шел, отмерял дни и не поддавался искушению выпить сразу всю воду. Будь у меня один бурдюк, мне бы хватило его на половину пути, ибо с такой жаждой бороться сложно, как и увидеть, сколько же еще осталось питья внутри. Но когда заканчивался один бурдюк, и я мучился от желания сделать хоть глоток (который у меня был!), я изо всех сил ждал начала следующего отрезка времени. Да, во рту моем было сухо, но мне придавала уверенности надежда: я знал, что вода у меня еще есть. Когда закончился последний бурдюк, пришла другая надежда: дом уже близко, и скоро у меня будет столько воды, сколько я пожелаю. Так мы и прошли через всю пустыню…
– Отец, неужто верблюд и вправду разговаривал с тобой? – первым делом спросил Саади, когда Харун закончил свою историю.
– Разве это все, что ты услышал?
– Нет, еще про то, что нужно разделить бурдюки и не притрагиваться к новому, пока не придет срок… Но что это значит?
– А это значит, Саади, – заговорил Эсмар, который все понял, – что то ли твой отец – великий мудрец, то ли его верблюд. Кто-то из них точно. Так же следует поступать и с деньгами, если хочешь дотянуть до конца месяца, верно?
– Да, друг мой, – ответил Харун и развязал свой кошелек, по-прежнему лежавший на столе. – Гляди, сейчас я уберу отсюда все деньги, с которыми я обязан расстаться. Вот аренда небольшого надела земли и налог за дом, здесь – подношение богам, а это – возврат долга ростовщику. Я выплачиваю все это раз в луну, и мне не избежать этих трат. Возможно, у тебя есть какие-то еще.
Харун отложил отсчитанные сикли.
– Вот это, – он достал несколько монет золотом, – десятая часть от того, что я заработал. Это деньги, которые я плачу себе. Их я тоже отдам ростовщику, только под проценты: пусть эти сикли работают на меня. А все прочее…
Бывший раб Харун разложил оставшееся по четырем мешочкам, да так, чтобы вышло ровно.
– Каждый мешочек – это мой кошелек на неделю. Если я израсходую все за четыре дня, значит, в следующие три я не потрачу ничего. Это дисциплинирует и помогает не разбрасываться своим богатством. Так же, как с бурдюками с водой. Потому что это самый верный способ пересечь пустыню.
На этих словах он достал из первого мешочка несколько монет и отдал их Эсмару.
– Держи, дорогой друг, это тебе в долг, как ты и просил. И я буду рад, если ты станешь экономно расходовать сикли в следующую луну и в луну, что будет после нее, и дальше.
– Я понял, Харун. Я хотел сказать спасибо за деньги, но теперь вижу, что знание, которым ты поделился, стоит намного дороже любых блестящих сиклей.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Запомнил ли ты услышанную мудрость, Саади?
– Да, – ответил сын Харуна, – пожалуй, теперь я буду так разделять все финики, что достаются мне, чтобы не съедать все сразу.
Харун рассмеялся.
– Что ж, этот способ работает со всем, что тебе ценно и чьей растраты ты хочешь избежать.
– А что стало с тем верблюдом?
– Он прожил еще долго и стал первым в моем стаде. И хоть с тех пор он так и не заговорил, каждое утро я здоровался с ним, а отходя ко сну, желал доброй ночи. В конце концов, он спас мне жизнь.
Как работает «Правило четырех кошельков»:
I. Из всех своих трат на месяц вычти обязательные: оплату аренды, возврат долгов, налоги.
II. Вычти также и десятую часть дохода, которую ты платишь самому себе, заставь это золото работать.
III. Оставшиеся деньги раздели поровну на четыре кошелька – по одному на каждую неделю месяца. Не трать ни медяка из следующего кошелька до тех пор, пока не придет новая неделя.