ые уголки Великобритании — полуостров Гауэр, границу с Уэльсом, Пеннины, Хайленды и Острова. Они обычно делали стоянку в редко посещаемых местах, готовили на костре. Только если погода была действительно невыносимой, жили в небольших отелях. Они останавливались у каждого полуразрушенного замка, аббатства, остатков римской цивилизации — и внимательно их изучали.
— Весь год я придерживаюсь жесткого расписания, — объяснял ее отец, — но во время каникул я — бродяга, путешествующий джентльмен, бездельник. Свободный, как вольная пташка.
Эти путешествия доставляли много удовольствия и Эйлин, хотя иногда ей становилось скучно. Девушке хотелось веселиться со сверстниками, принимать собственные решения о том, куда поехать, где остановиться и что смотреть.
Она устроится во время каникул на работу и поставит родителей перед свершившимся фактом.
Приняв решение, она быстро пошла домой.
— Как поживает Джоэль? — вежливо спросила мать.
— Он совершенно измучен, даже заснул в кино.
— Как он думает жить дальше? — поинтересовался отец.
— Он мне не говорил, но все, кто его знают, считают его блестящим студентом, который усердно занимается, — похвасталась Эйлин.
Несколько дней спустя, во время завтрака она сделала объявление.
— Я нашла себе работу на время каникул, — заявила она, как бы ожидая поздравлений. — В библиотеке.
— Тебе повезло, — сказал отец.
— Когда ты будешь работать? — спросила мать.
— В июле и частично в августе, — ответила Эйлин.
— Но мы же все уезжаем на каникулы в середине июля.
— Я знаю. Мне очень жаль, но я не смогу поехать, — соврала Эйлин, чувствуя себя виноватой в неискренности.
По лицу матери было видно, что она расстроилась.
— Но ведь тебе необходимо отдохнуть после столь трудных экзаменов.
— Да, ты права, — осторожно сказала Эйлин, — но Фиона, я, Джоэль и Дерек (она подумала, что к тому времени Дерек едва ли будет с ними) решили пожить летом в студенческом общежитии в Хайлендах. Для этого необходимо заработать деньги.
— Но ты же не можешь остаться здесь одна, — сказал отец.
— Почему же, папочка?
Отец замолчал. В самом деле, почему? Он всегда защищал необходимость одиночества, но редко применял это на практике.
— Мы обсудим это позже, — сказала мать, когда Эйлин встала из-за стола. Конечно, их не мог волновать именно тот факт, что две или три недели ей придется пожить дома одной. Вероятно, их гораздо больше обидело то, что она не хочет их общества, и они обвиняли себя, что в какой-то мере обманули ее ожидания или не учли в достаточной степени ее желания.
— Быть может, тебе хотелось бы по-другому проводить каникулы, — сделала предположение мать. — Например, за границей, и ты бы могла поехать с другом. Тебе, вероятно, скучно со своими старыми родителями.
— Вовсе нет, — возразила Эйлин. — Просто, мне кажется, настало время, чтобы я стала чуточку более независимой.
По ее мнению, это был блестящий последний выстрел. Но она все же чувствовала себя виноватой. Ей следовало быть честной и честно вести игру, сказать им, что она хочет поехать с Джоэлем. Если бы он им нравился, ей было бы просто сделать это.
Эйлин представила себе, как она говорит: «Но я честно думаю, что у нас с Джоэлем возможны хорошие взаимоотношения. Я понимаю, что еще слишком рано говорить о браке, но я чувствую, что все больше отдаюсь своим чувствам, также как и он. В одних вещах он опытнее меня, в других приоритет принадлежит мне. Мы растем вместе. Мы вполне можем контролировать себя. Конечно, было бы гораздо более безответственно пожениться прямо сейчас, когда мы еще не по-настоящему узнали друг друга».
Но были бы ее слова правдивыми? Ведь у них с Джоэлем ни разу не сложилось серьезного разговора по поводу их возможного совместного будущего или, скорее всего, Эйлин не знала, какие разговоры считать серьезными, а какие — нет. В настоящий момент они были счастливы жить изо дня в день в этой веренице забав и веселья. Потом, когда Джоэль оставит свои безумные идеи, и оба они закончат учебу, они поженятся. Но спешить некуда.
В конце концов, как и предполагала Эйлин, родители разрешили ей остаться в Эдинбурге одной, хотя собирались звонить ей через каждые несколько дней, чтобы узнать, все ли в порядке. Уехали они в прекрасном настроении, надев джинсы и спортивного покроя рубашки, изучать нормандские церкви в Восточной Англии, неоднократно напомнив Эйлин, чтобы она не забывала выключать свет и подогреватель воды, хорошо ела, не забыла о молочнике и о прачечной и никому не открывала дверь после десяти вечера.
— Хорошо, мама, хорошо, папа, — отвечала Эйлин в паузах. — Не волнуйтесь.
— Мы и не волнуемся, — возмущенно сказала мама. Затем она улыбнулась: «Все же я полагаю, что есть немного. Прошу прощения».
— Желаю вам чудесно провести время, — сказала Эйлин.
Придя после работы в библиотеке в пустой дом, она испытывала особое чувство. Он казался неестественно аккуратным: книги и газеты лежали на соответствующих полках и в ящиках, нигде не было видно кофейных чашек, радио не играло классическую музыку, не устраивались дискуссии по поводу «ее дня».
Эйлин приняла ванну, переоделась и стала ждать Джоэля. Это уже почти напоминало семейную жизнь. Она приготовит ему еду, а потом они займутся чем-нибудь восхитительным и в то же время обыкновенным — например, посмотрят телевизор.
Но у Джоэля были другие планы. Он устроился работать снабженцем фруктами и овощами на фруктовом рынке и пришел к ней, размахивая гроздью бананов.
— А вот и наш ужин.
— А я как раз собиралась приготовить для нас что-нибудь вкусненькое, — сказала Эйлин. — Мы съедим бананы на десерт — ты любишь их жареными с лимонным соком?
— Послушай, мы не будем становиться домоседами, — возразил Джоэль, — мы съедим их сырыми и пойдем гулять.
— Разве ты не устал? — с надеждой спросила она.
— Когда я устану, ты сможешь вызвать физиотерапевта или владельца похоронного бюро.
Эйлин вздохнула. Ей так хотелось провести спокойный вечер дома, с ним наедине.
— Я устала, — угрюмо сказала она.
— Ерунда. Сегодня такой прекрасный вечер. Слишком хороший для того, чтобы торчать дома.
— Ну ты и иди.
— Дорогая, как ты можешь быть такой жестокой? Посылать меня гулять одного. Как смогу я наслаждаться закатом и божественным вечерним воздухом без моей белоснежной жемчужины рядом со мной?
— Ах, ну ладно, — проворчала Эйлин.
Джоэль был капризным и упрямым любовником, и ей приходилось просто принять этот факт. Он всегда предпочитал свежий воздух. Он говорил, что в его комнатах пахнет мышами, и что в любую минуту может зайти его хозяйка и начать обсуждать с ним ее ревматизм и другие болезни — вот недостаток того, что он студент-медик. Теперь его не устраивает и просторная пустая квартира Эйлин. Это уже никуда не годится.
— Ты угрюмая особа.
— Неправда.
— Нет, правда, и это привычное поведение для женатых людей среднего возраста.
— Как часто ты женишься?
— Нет, милая, я серьезно, — сказал Джоэль, с чувством привлекая ее к себе. — Мне временами так грустно из-за этого. Ведь, понимаешь, в школе в детях столько таланта, живости и оригинальности, а через десять лет все они станут маклерами, банковскими клерками без единой мысли в голове, кроме как — не отстать от Смитов.
— Лучше Джонсов.
— Нет, пожалуй, Смитов лучше.
Эйлин получила удовольствие от прогулки.
Один из самых счастливых вечеров был у них, когда она заболела — не серьезно, головная боль, а потом тошнота — наверно, что-то съела.
— Доктор Швейзенберг позаботится о вас, — сказал Джоэль, придя к ней и выслушав. Через несколько минут Эйлин уже лежала в постели, и он мерил ей температуру, а когда ее тошнило, Джоэль держал перед ней тазик, вытирал ей лицо холодным полотенцем, а потом сидел рядом с ней и говорил, что скоро ей будет лучше.
Ей следовало смутиться из-за того, что Джоэль видел ее в такой неловкой ситуации, но тем не менее он оказался в этой роли вполне естественным.
— Мой бедный маленький гранатик, — нежно сказал он, — а теперь поспи. Я буду в столовой, поэтому крикни мне, если захочешь что-нибудь.
Эйлин с благодарностью заснула.
В конце концов Джоэль заявил, что не может уехать на каникулы. Она была настолько огорчена, что, как и ее мать, ничего не могла ответить.
— Прости меня, мой ангел, но долг обязывает.
— Какой долг? — пробормотала Эйлин, изо всех сил пытаясь не сказать то, что ей хотелось сказать.
— Моя дорогая мама… нездорова… ей предстоит небольшая операция, которая требует присутствия ее любимого сына.
— Понимаю, — унылым голосом сказала Эйлин.
Почему же мать Джоэля была важнее, чем ее собственная мать?
— В любом случае я должен поехать на несколько недель домой до того, как начнется осенний семестр. Я и так сильно пренебрегаю сыновним долгом.
— Но ты говорил… — начала Эйлин.
— Да, конечно, каюсь, но я действительно должен поехать, любимая. Я скоро вернусь.
Эйлин вспыхнула. Даже если он действительно должен ехать, он мог хотя бы выразить чуть больше сожаления об этом. Может быть, она ему надоела. В таком случае он может обращаться с ней достаточно бесцеремонно.
— Расстояние сближает сердца, — сказал Джоэль.
— С глаз долой — из сердца вон, — резко ответила Эйлин.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Подождешь — увидишь.
Она откровенно поговорила обо всем с Фионой.
— Ах, какая дрянь! — воскликнула Фиона. — Надеюсь, ты сказала ему это?
— Конечно, нет. Я просто разыграла холодную неприступность.
— Джоэль хорош собой, но немного сумасшедший. Мне кажется, ему время от времени надо давать поленом по голове.
— Давай тогда поедем без него, — продолжала Фиона. — Я бросила Дерека. Он начал становиться собственником и постоянно спрашивает меня, что я делаю, когда я не с ним. Мы замечательно проведем время, Эйлин. Мы сможем подцепить иностранцев, которые будут целовать нам руки и говорить комплименты.