Местные газеты всегда объявляли о прибытии Берти, иногда уже за несколько месяцев. В октябре 1885 года еженедельник «Каннский курьер» сообщил, что Берти приедет в январе будущего года и его пребывание продлится «по меньшей мере месяц, а то и два. Будем надеяться, что победит второе». Местные жители знали, что присутствие Берти наполнит курорт богатыми отдыхающими. В июле 1888 года та же газета напечатала о том, что, по слухам из Монако, Берти будто бы говорил своим друзьям в Лондоне, что следующей зимой собирается пробыть в Каннах дольше обычного. Газетчики потирали руки, радуясь тому, что «английское высшее общество последует за ним, как обычно».
И так оно и было. Приезд Берти всегда совпадал с длинным Liste des Etrangers Arrivés (списком прибывающих иностранцев), который печатался в колонке светской жизни с подробным указанием, кто и где остановился. Многие из знатных туристов проживали в Hôtel Prince de Galles («Принц Уэльский»), хотя Берти и не жаловал отель, названный в его честь. По информации из газет, принц Уэльский предпочитал другие гнездышки, такие как «Отель де Прованс», «Реюньон де Канн», частные виллы и, начиная с 1893 года, собственную гоночную яхту «Британия».
В каннских газетах можно было найти информацию о том, когда Берти выехал из Англии или из Парижа, направляясь на юг; и, когда принц приезжал в город – как правило, на поезде, около часу ночи, – на платформе его уже ожидала торжественная встреча. Однако, как отмечено в большинстве репортажей, Берти не очень-то этому радовался, поскольку всегда торопился на какое-нибудь увеселительное мероприятие. Так, 14 февраля 1888 года, сообщает «Каннский курьер», Берти приехал поездом люкс в час двадцать ночи и был встречен официальной делегацией из двадцати человек во главе с вице-мэром, который произнес приветственную речь.
«Коротко и учтиво, – пишет газета, – принц поблагодарил месье Милле [вице-мэра] за энтузиазм и радушный прием, который город оказывает ему каждый год», а затем поспешил в свои апартаменты. Неудивительно, что в тот день он был особенно оживлен – на той же странице напечатан список гостей, приглашенных на ночной ужин в Cercle Nautique (яхт-клуб), среди которых была и его любовница, принцесса де Саган.
Разумеется, в газете и намека не было на их связь, как и во всех прочих статьях о Берти, не то что в блудливой, но пуританской Англии. Каннская пресса была в высшей степени тактична по отношению к принцу и свято оберегала его личную жизнь, что служило гарантией его будущих визитов. Так, в 1895 году газеты писали о том, что Берти посетил великого герцога и великую герцогиню Мекленбург-Шверин-ских, но ни словом не обмолвились о том, что великой герцогиней была молодая русская красавица по имени Анастасия, несчастливая в браке с мужем, который страдал астмой и болезнью сердца и, как известно, часто оставлял жену в одиночестве в Каннах. Пищу для сплетен дает разве что небольшая заметка, напечатанная после другого визита к великой герцогине (на этот раз уже упомянутой по имени), из которой следует, что «встреча была довольно продолжительной».
Из тех же газет можно узнать, что в зимний сезон в местном театре часто выступали известные актрисы с сомнительной репутацией. Так, в феврале 1889 года Берти был в Каннах в то время, когда Сара Бернар выступала с премьерой знаменитой пьесы «Федора», трагической истории княгини, влюбленной в распутного графа. Газета не сообщает, виделись ли Берти и Сара Бернар по такому случаю, но трудно себе представить, чтобы они оба постарались избежать встречи.
В 1889 году в Монте-Карло Берти воссоединился и с другой своей бывшей возлюбленной, актрисой Жанной Гранье, и они, должно быть, приятно провели время в гостиничном номере. Рассказывали, что Жанна весь вечер развлекала принца веселыми анекдотами из парижской театральной жизни. Но, возможно, и не только этим.
В зимний период на побережье часто бывала и еще одна актриса-кокотка, Каролина Отеро, или Прекрасная Отеро[280], которая по контракту с владельцами казино Монте-Карло привлекала туда клиентов. Как известно, она развлекала и Берти как своего клиента/любовника, но местные газеты помалкивают об этом.
Если не ожидалось гастролей скандально известных актрис, Берти выписывал их из Парижа. Однажды он многозначительно намекнул своему американскому другу, что хотел бы увидеть потрясающую chanteuse[281] Иветту Гильбер, и ее за баснословные деньги привезли в Канны, чтобы она спела на приватном ужине. Выступая перед столь рафинированной компанией, Иветта несколько смягчила свой репертуар, но Берти слезно просил ее исполнить «самые парижские номера». В репертуаре Гильбер были довольно непристойные куплеты, такие как «Отель номер три» (история горничной, не очень красивой, но почему-то слишком желанной для постояльцев) или «Бельвиль-Менильмонтан» (откровения о зяте-сутенере, который гребет деньги, «подкладывая под клиентов мою сестру Терезу»). Берти был так восхищен мастерством Иветты, что пригласил ее в Лондон выступить перед леди и джентльменами королевского двора. К счастью для них, они вряд ли поняли слова ее песенок из-за ярко выраженного акцента Иветты. Не все владели французским в совершенстве, как Берти.
В Каннах Берти постоянно был на виду, и газеты подробно расписывали его ежедневный распорядок, но, читая между строк, можно уловить намеки на фривольные развлечения, которым он успевал предаваться, несмотря на свой плотный график. Скажем, 8 февраля 1883 года он присутствовал на суаре у некой леди Кэмден на ее вилле, и среди гостей были «мистресс и мисс Чемберлен». Имелась в виду мисс Джейн, дочь американского миллионера, в то время одна из фавориток Берти, которую в следующем году видели с ним в Париже, и тогда же полиция записала ее в досье как maîtresse en titre («официальная любовница» – у парижан конечно же есть разные категории любовниц).
Более интригующая заметка относится к 15 февраля 1887 года, когда принц принял участие в тематическом бале, посвященном XVII веку, у леди Мюррей. Про костюм Берти не сказано ни слова, но одна из гостей, некая мисс Таунли, была в образе Дианы де Пуатье, знаменитой любовницы французского короля Генриха II. Диана де Пуатье была настолько сексуальной, что жена Генриха, Екатерина Медичи, подглядывала за любовными играми мужа через дырку в потолке, чтобы набраться опыта. Не посылала ли эта мисс Таунли сигнал Берти? И уловил ли он его? Если да, то, возможно, он завязал с ней разговор, заметив, что ее костюм на целый век отстал от темы вечеринки, поскольку Диана де Пуатье жила в 1500–1566 годах? Газеты нам об этом не рассказывают. Им было совсем ни к чему сплетничать, отпугивая свою главную туристическую достопримечательность.
Используя современную терминологию, Берти можно назвать суперзвездой XIX века. Точно так же, как приезд всемирно известного футболиста гарантирует клубу доходы на целый сезон за счет продажи билетов и реплик футболок, регулярные визиты Берти обеспечивали безбедную жизнь Каннам и всему побережью.
Но дело было не только в экономике. Берти завершал свою программу обольщения французов. С младых лет он был желанным гостем в парижских театрах. Теперь, в зрелом возрасте, он завоевывал симпатии и бесконечную привязанность жителей Средиземноморья, и все это благодаря своему обаянию. Хоть он и был принцем, но все равно оставался командным игроком и с ходу включался в любое веселье. Он регулярно принимал участие в проходящей во время карнавала в Ницце «битве цветов», когда отдыхающие, проезжая по Английской набережной в своих экипажах, осыпали друг друга ромашками, мимозами и лилиями. Жители и гости наряжались в карнавальные костюмы, и Берти как-то раз пришел в костюме Сатаны – в красном плаще и с рогами на голове. Довольно смело для будущего главы англиканской церкви.
Увидев Берти на карнавале, французские полицейские отметили: «Он веселится как мальчишка, хохочет над самыми нелепыми шутками, а потом с большим удовольствием описывает события дня». Они как будто были удивлены тем, что принц может быть таким же, как все.
Но великая сила Берти заключалась в том, что он обладал редкой душевностью, невольно вызывавшей к нему любовь окружающих. В марте 1896 года он заскочил всего минут на сорок на цветочное шоу в Каннах. Это была очень короткая остановка, даже некогда было полюбоваться экспозицией и пообщаться со знакомыми. Но и такую скомканную ситуацию принц сумел сделать красивой. Как пишет «Каннский курьер», Берти уже покидал выставку, когда ему на глаза попался старик с медалью на груди (будучи страстным коллекционером и знатоком медалей, Берти сразу ее узнал). «А, – воскликнул Берти, – я вижу, вы были в числе храбрецов, которые сражались в Крымской кампании. Я рад пожать вашу руку». Старик был так тронут этим жестом, что лишился дара речи, и Берти приобрел еще одного друга и почитателя и заработал хвалебный отзыв в прессе.
Конкретные доказательства любви и признательности горожан пришли позже, в 1912 году, через два года после смерти Берти, когда в Каннах была возведена статуя в его честь. Он предстал не величавым монархом в роскошном мундире, а матросом в бескозырке набекрень, с подзорной трубой под мышкой. Этот мраморный Берти, которого нацистские приспешники уберут в 1943 году, с нежностью смотрел в сторону горизонта – а жаль, потому что, распростершись у его ног, лежала обнаженная девушка, и ее наготу лишь едва прикрывала охапка цветов. Она была призвана символизировать город Канны, который реагировал на присутствие Берти так же, как и многие француженки, – сбрасывая одежды и падая к его ногам.
В начале 1890-х годов здоровье Берти пошатнулось. Врачи поставили мудреный диагноз – подагрический мышечный ревматизм, – и ему пришлось отказаться от танцев. Зимой он по-прежнему ездил на юг Франции, но в репортажах о его визитах проскальзывают грустные нотки. Берти оставался на своей яхте «Британия» чаще, чем на суше, и гораздо реже, чем раньше, посещал светские мероприятия, хотя «Каннский курьер» старался с оптимизмом смотреть на это отшельничество, ведь «[он] хочет спокойно жить, отдыхать и наслаждаться изумительным климатом».