Зима и пурга. И Жак на «рено». И баба-дура въехала в лоб…
Главное – все живы. За каждый альбом по мятой тачке – это нормально; это по-нашему, по-мелкобуржуазному.
Мой же «мерседес» спал зимой в гараже, но настала весна девяносто седьмого и пришла пора кататься. Воскресным первоапрельским утром возникает Торопила. Как всегда, бодр и несокрушим.
– Не пойти ли нам, Андрей Владимирович… то есть бог, в баню? Купим пару литров лимонаду. И – вообще!
– Так и сделаем, – соглашается божество. – Только мне надо встретить одного москвича на три слова.
Баня находится метрах в трехстах от моего дома на Московском проспекте, только Обводный переехать, и в нее мы в итоге попадаем. Но сперва встречаем московского приятеля. После встречаем местного. Затем выясняется про женщину в Зеленогорске, которая записывала Майка Науменко когда-то. Я везу всех на «мерседесе» в Зеленогорск. Торопила оставил свою тачку-гнилушку возле моей парадной и теперь дует пиво из горлышка. Мы проезжаем шестьдесят километров вдоль железной дороги и оказываемся в Зеленогорске-Териоки. Подъезжаем к дому и видим женщину, выходящую из парадной.
– Вот она! – кричит Торопила. – Я как божество сигналами космоса вызвал ее!
Торопила таки выпивает в процессе передвижения дюжину пива, и теперь я его, пахнущего алкоголем, должен возить. К вечеру мы все же в бане оказываемся. В самой дешевой, за условные десять копеек. Божество распускает косу и снимает штаны и подштанники. Пузатый, с куцей бородкой и волосней до середины позвоночника, он бегает по народной мыльной с шайкой, а после мы отправляемся в парную. Торопила садится на скользкую скамейку поближе к народу и говорит нарочито громко:
– Я как человек, реализовавший божественную программу, то есть бог…
– А со мной что же? – спрашиваю нетрезвое божество.
– Хорошо – мы как живые божества…
В парилке русско-народные мужики в вязаных шапочках и с потными отвисшими мошонками при появлении божества стали сбиваться в кучу и по одному выскакивать на волю.
Торопила подмигивал мужикам и почти кричал:
– Магдалина была женой Иисуса Христа. И у них были дети. Я же, как тебе известно, Владимир, прямой потомок богочеловека!
…Андрей Владимирович-бог обладает рядом гипнотических особенностей, которые позволяют ему решать ряд не божественных, но почвеннических, земляных вопросов. Если любитель женского лона станет просить его у всех проходящих, то сотая или пятисотая согласится. Так и Торопила у всех под разными предлогами просит денег, гипнотизм срабатывает, и деньги появляются. После того как лопнул виниловый пиратский бизнес, Торопила не объявил себя банкротом. Банкроту молиться никто не будет…
И еще – Торопила в каком-то смысле является бациллоносителем идей. Самому идеи генерировать нет времени, поскольку надо носиться по миру и отбирать у последнего деньги, которых требуют жена, дочь, теща и т. п. Но, сталкиваясь с разными людьми и слыша разные слова-предложения, Торопила удивительным образом обрабатывает их у себя в мозгах и разносит по миру.
Возникает однажды на пороге с бумажкой. Протягивает ее и говорит:
– Читай немедленно!
Беру листок-прокламацию и пробегаю глазами.
(проект)
Содержание понятия «счастливая жизнь» – идейная основа партии. Каждый человек стремится прежде всего к счастливой жизни для себя и для своих близких. Если задуматься над тем, что же такое счастливая жизнь, какой она должна быть, то нельзя не прийти к заключению, что главным содержанием счастливой жизни является сама жизнь – то есть тот факт, что человек живет. Отсюда следует вывод, что для достижения счастливой жизни прежде всего следует гарантировать человеку возможность жить, что выдвигает на первый план задачу борьбы со старением и смертью…
Не успел я дочитать бумажку, как божество протягивает мне следующий листок, и я читаю новый текст.
Я (ф., и., о.) декларирую свое намерение подвергнуться посмертному замораживанию. Это намерение состоит в нижеследующем.
Я хочу, чтобы после установления факта моей смерти мое тело или мозг как можно скорее были подвергнуты процедуре, известной как крионическая приостановка жизни…
Данная декларация отменяет и заменяет собой все предыдущие мои устные или письменные намерения или распоряжения, касающиеся посмертной судьбы моих останков.
Данная декларация выражает только мое намерение и не является договором с какой-либо организацией или частным лицом относительно посмертного замораживания и хранения моего тела.
Подпись
– Но я пока не собираюсь!
– Человек смертен. И причем внезапно…
– Оставь. Я должен изучить.
– Изучай. У тебя квартира что-то больно большая. Тебе не много одному? Не хочешь отдать ее на дело криобальзамирования? Мы ее в банк заложим. Можем тебя первого заморозить. Не хочешь?
– Не хочу!..
– Чего не хочешь?
– Квартиру не хочу… То есть хочу квартиру.
Где-то в начале мая Жаку позвонил приятель из Вашингтона, и начались вялые переговоры о концертах «Санкт-Петербурга» за океаном. Я представил, как мы споем песни для бывших соотечественников, а после станем, волнуясь и потея, делить доллары за кулисами. А как же здоровая гордость и Адам Смит? Я предложил коллегам подготовить концертный номер, за который нас предположительно депортируют домой. За что же могут депортировать? За… за… за… За любовь к Кубе! Мы стали репетировать песню Пахмутовой и Добронравова «Куба – любовь моя!», причудливым образом соединив ее с классикой рок-музыки, композицией из репертуара Карлоса Сантаны «Блэк мэджик вумен».
– Зачем время терять? – предложил я. – Мы ее станем репетировать и записывать одновременно.
После я соединил «Стейрвэй ту зе хэвен» с красноармейской песней «Там вдали за рекой…», соединил «Смок он зе воте» с красноармейской песней «Дан приказ ему на запад», и в итоге мы записали почти что новый альбом под условным названием «Музыка для красных хиппи». После записи мне приснился сон. Бывают такие реальные, почти материальные сны…
Утром стук в дверь. Подхожу заспанный и спрашиваю:
– Кто там?
– Это я – банкир Березовский, – раздается за дверью знакомый по теленовостям голос.
Открываю и вижу лысоватого человека с чемоданчиком. Он отстраняет меня и быстро проходит на кухню, ставит чемоданчик на стол. Я останавливаюсь возле стола и смотрю на банкира вопрошающе.
– Здесь миллиард, – говорит он.
– Миллиард чего? – спрашиваю подозрительно.
– Какая вам разница? Миллиард ваш, а революционные песни теперь мои…
И тут сон потерял реальность. Осталось неясным – взял я миллиард во сне или нет. Хочется верить, что не взял. А поскольку не взял, то у меня осталась возможность фантазировать. А в фантазиях своих я обиделся за российский народ, за который никто из артистов не поет – все поют за Ельцина, «черный нал» мешками выносит Чубайс из Белого дома. Представлялась картина – колонны трудящихся до горизонта Невского проспекта идут Первого мая, и из репродукторов на полную громкость летят наши революционные рок-н-роллы. Ведь рок-н-ролл – это всегда революция, так же как и бессмертие…
Но в реальной жизни миллиард пока не появился, и я решил отправиться в Париж, предложив коллегам на чердаке «АнТропа» заняться улучшением альбома. Вернувшись в конце июня, я обнаружил коллегу А. гоняющим по городу на тачке в состоянии полного алкогольного безумия.
– Сто граммов испаряются за час, – говорил А., выпивал сотку, ждал час, садился в машину и ехал в другой клуб, повторяя процедуру.
Коллега Б. уже сдался в Скворцова-Степанова, «Скворечник», где его в алкогольном бараке пичкали таблетками. Погожим летним утром я поехал туда, захватив акустическую гитару. Возле «Скворечника» цвели акации или не акации и пахли чудесно.
Внутри барака ходили потухшие люди и говорилимне:
– Здравствуйте. Здравствуйте.
– Здравствуйте, – сказал мне коллега Б. – Спасибо вам, друг, за гитару.
Подошел человек в пижаме с номером «33» на коленке.
– Здравствуйте, – произнес пациент алкогольного барака, и неожиданно я узнал в нем известного джазового саксофониста.
– Здравствуйте, – произносили, проходя по коридору, пациенты – известный детский писатель, телеведущий, член Государственной думы.
– Хорошая компания, – кивнул я на прощание. – До свиданья! Пошел я.
– Здравствуйте, – ответил коллега Б.
В итоге из американских гастролей ничего не вышло, зато песни мы записали. А в начале девяносто восьмого я встретил Митю Шагина и предложил:
– Ты теперь известный деятель шоу-бизнеса, певец и танцор. Приглашаю тебя, как Ковердейла в «Дип перпл». Споешь «Марсельезу»?
– «Марсельезу»? Для народа? Для трудящихся? Конечно спою.
Я соединил «Марсельезу» с песней «Битлз» «Ол ю нид из лав», и Митя спел.
– Они у нас за все заплатят, – говорил я Мите. – В дорогих клубах. Для банкиров и бандитов. Под фонограмму. Понимаешь? Под «фанеру»! Споем им про революцию.
– Про революцию! – согласился Митя.
Из второго закона термодинамики следует: тенденции в развитии замкнутых систем проявляются в росте энтропии, то есть меры хаоса, постепенной потери организованности. Рок-музыка замкнутой системой и является. Если писать о ней долго, то и в текст проникнет, уже проник хаос. Хаос же текста может быть приятен автору, но автор все-таки должен думать и о читателе. А читателю нужны стройность предложений и организованность абзацев. Дабы остаться в ладу с читателем, я постараюсь остановить себя и закончить книгу.
Зима заканчивалась, и мокрые хлопья снега падали на вечернюю толпу возле станции метро «Василеостровская». Мужская часть петербургского народа покупала пиво в ларьках и тут же его жадно заглатывала. Женщины устало садились в трамваи, красота их лиц была обезображена заботами. Все, казалось бы, ждали весны, но когда она реально подступила, то вдруг выяснилось, что – или просто устали ждать, или не знали, на что теперь надеяться.