— Ты знаешь, — задумчиво произнес я после всей этой тирады, — Крайне неосмотрительно с твоей позиции ехидничать в узком тоннеле, учитывая, какой стороной ты ко мне находишься.
— Это какой ст… АЙ!!! — взвизгнула ущипнутая за задницу девица.
Определенно мне нужно в бордель. Очень. Даже к орчанкам. Интересно, а они вообще существуют в таком волшебном месте как Барджайя? Стоп. Какой, к демонам, бордель? У меня грима не хватит! А если хватит, то он не такой стойкий, как надо!
Плюсом было то, что снега под ногами больше не было, были лишь длинные темные туннели с нанесенными на поворотах светящимися метками. Стелла в них ориентировалась хорошо. На этом плюсы заканчивались и начинался один толстый, можно сказать фундаментальный, минус. Тут гнилой рыбой не просто пахло. Даже не несло. Здесь ей сочился воздух настолько, что мы шли и дышали, лишь удерживая тряпки у ртов и ноздрей.
Ярко освещенный зал с рядами столов, за которыми бледно выглядящие пожилые орки отточенными движениями вырезают из безголовых рыбьих тушек мясо, запихивая на освободившееся место непрозрачные пакетики с чем-то определенно нелегальным, стал для меня сюрпризом как размерами, так и своим внезапным появлением. За ним шел следующий, а потом еще и еще. Стелла пёрла вперед уверенно как трактор «Беларусь», а я, наоборот, медлил, с тревогой вслушиваясь в собственную «нетерпимость». Та молчала как партизан.
Увидев местного босса, я сразу понял если не всё, то многое. Посмотрел на снявшую капюшон и лыбящуюся придурошно Стеллу, горестно вздохнул… и неторопливо дёрнул правую полу своей куртки так, что пуговицы запрыгали по полу. Вокруг сразу же зашевелились сумрачные и бледные мужики предпенсионного возраста, стоявшие в комнате босса то ли в виде охраны, то ли просто так, по делу. Раздался скромный и сдержанный орочий мат. Ну да, два пистолета, револьвер, нож… а у меня еще маленькие револьверчики в карманцах есть. Пригодились вот.
— М… Виктор! Виктор! Стой! Ты чего?!! — тут же всполошилась Стелла, разворачиваясь ко мне.
— Чего я? — удивился я, бодая воздух в направлении высокой, широкой, наполовину седой, но по-прежнему красноволосой старухи-орчихи, невозмутимо стоящей за своим столом, — Это же твоя бабушка?
— Да! Это моя бабуля! — взвизгнула чуть не выпрыгивающая из штанов полугоблинша. — А что?!
— А то, что я этого не знал, — пояснил я, начиная улыбаться по сторонам тем, кто только-только пополз своими зелеными лапами к кобурам старых как сказки о честности у политиков пистолетам. — Ребята, не дёргайтесь. Положу всех.
То-то эта дирижаблёвая отшельница так бодро и смело топала по местным говнам. А я, наивный, думал, что её вновь переклинило в другую крайность.
Как говорится, всё застыло в шатком равновесии. Старушка, точнее матёрая такая старушища, продолжала молча стоять и смотреть на меня как Ленин на буржуазию, без малейших признаков страха, Стелла гневно пыхтела, заливаясь краской, а опытные и битые бандюганы количеством в четыре штуки неуверенно мялись, не решаясь-таки схватить свои стрелялы за рукоятки.
— Лоскутик, — в напрягающей уже тишине раздался не голос, а самый настоящий глас из недр сильно пожилой красноволоски, — что за шкета буйного ты притащила? И где мудак Зак?
— Папа умер, — доложила юная полугоблинша, а затем сделала то, что пережившие множество невкусных впечатлений девочки делают, оказавшись внезапно рядом с старшим родственником. Упала на задницу и разрыдалась в тридцать три ручья.
Мы с гром-бабкой переглянулись.
Кажется, резня откладывается.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Ну что же, — сказал я через час, вспоминая про отложенную резню, — А теперь я должен буду вас убить. По крайней мере тебя, Рингвальда.
— Не торопись пись-пись, — не моргнула и глазом Рингвальда Лоркхостр, бабушка Стеллы. — Поспешишь — людей насмешишь. Сначала выслушай.
Почему бы и не послушать? Волей могучей старушенции её нестойкая и не шибко-то и умелая охрана была изгнана, после чего, перейдя в другую подземную комнату (поменьше и поуютнее), Стелла Батьковна начала трещать без умолку, продолжая размазывать по зеленой мордашке сопли и слезы. Единственное, из-за чего я еще оставил обеих в живых, было то, что полугоблинша, рассказывая свои офигительные истории о печальном прошлом, настоящем и будущем, упомянула меня именно как Виктора Мадре, потомка Должника. Значит, кое-какое понимание дивчина всё-таки имеет.
Натрещала внучка достаточно на смерть бабки… да и свою, наверное, тоже. Нет, ну в самом деле, ну какой здравомыслящий человек пойдет на прорыв из этих катакомб, таща за собой девчонку? Нет уж, доктор сказал в морг, значит в морг. Но так как неловкость и неуклюжесть криминальных секьюрити меня приятно удивила своей некомпетентностью, что решат несколько минут? К вони я уже притерпелся…
Терпение оказалось вознаграждено, а преступники оказались… революционерами. Или кем-то средним.
— Симценз, — Рингвальда Лоркхостр, откинув тяжелую гриву красно-седых волос за спину, показала мне плотный пакетик, вроде тех, что пихали в рыбьи тушки ее товарищи по подземелью, — наркотик, производимый мертвецами. На нём сидит половина Барджайи. Низшая половина. Его мы делаем здесь.
— Какими, нахрен, мертвецами? — настороженно уточнил слишком много имевший дел с мертвецами я.
— С обычными, — тут же пожала могучими плечами бабка, ехидно ухмыляясь и указывая на себя, — Вроде меня. Мы для верха мертвы. Похоронены. Не существуем.
Через полчаса мне хотелось застрелиться. Накаркал. Аналогия, имевшаяся в моем жизненном опыте, кривым зеркалом отображала темную сторону прекрасной и трудолюбивой конфедерации Барджайя. Только вот, если в Хайкорте мертвецы трудились, получая в качестве награды сон, неотличимый от реальности, то здесь мертвые души выращивали наркотик, дарующий живым во сне яркие и правдоподобные галлюцинации. Симценз. Серый порошок, изготовляемый из грибов, прекрасно себя чувствующих на сверхобильной подкормке из органических отходов Корнфлогга.
Однообразный тяжелый труд убивает. День за днем он выпивает душу, лишает мотивации, уничтожает разум. Крохотная щепотка симценза, брошенная в вечерний чай или травяной настой дает любому работяге разгрузку в виде яркого сна. Эффекты варьируются в широких пределах, но чаще всего это эйфорическое расслабляющее видение, дающее разуму хороший отдых. Позволяющее встать с утра и выйти на тяжелую монотонную работу, где ты зарабатываешь деньги. На семью, выпивку и симценз. А иначе — почти никак. Можно, но долго не выдержишь, если только не проникся до глубины души Кредо Барджайи.
Фанатики Кредо действительно могут смотреть вперед, видя светлое будущее для своего имени, воплощенного в правнуках и более далеких потомках. Они, чаще всего имеющие непосредственное отношение к знати конфедерации, живут и работают ради этого. Следующий кредо орк, не имеющий веры в способности собственного ребенка, даже может его убить, чтобы не навлекать на семью позор провала на экзамене.
Остальные же пьют вечерний чай с симцензом и надеются на лучшее.
О порошке, вызывающим галлюцинации, кланы знали, как и о «мертвецах», держащих по всей стране в местах, подобных Корнфлаггу, подземные теплицы с этими грибами. Знали, но ничего не делали… в широких рамках. Прилюдно повесить дилера? Сжечь склад или большую партию, обрекая район какого-нибудь города на длительную «голодовку»? Да. А вот теплицы не искали. Работоспособность простых орков кланам была на руку, а отупляющий постэффект симценза почти гарантированно выключал любого трудягу из социального лифта. К тому же, тут был еще один момент…
— Эта дрянь, Мадре, она губительна…, — старушка-терминатор растёрла пальцами щепоть серого порошка. — Она убивает душу. Знаешь, мы сюда всех берем. Калек, стариков, убежавших из дому неудачников. Берем с концами. А работы здесь не так уж и много, как на верху. Времени больше. И порошка. Кроме времени, порошка и рыбы у нас тут ничего нет. Можешь себе представить, что творится.
Симценз волшебная штука. Не вызывает привыкания, никакого вреда организму, только вот превышение дозировки вызывает более яркие и долгие сны. На поверхности этим не злоупотребляют, так как одним из самых страшных кошмаров барджазийца является опоздание, а то и пропуск рабочего дня, но вот для нелегалов… В общем, фермеры и распространители постоянно умирали, что Рингвальда Лоркхостр находила невыносимым.
— Лоскутик правильно сделала, что притащила тебя сюда, Виктор, — старушка отхлебнула из кружки под пять кило весом, держа увесистую посудину как пушинку: — Мы можем помочь тебе, можем помочь себе. У меня есть не только связи в Мадженте, но и возможность тебя там представить тем, кем ты хочешь. Тому, кому нужно. Более того, я могу в нужный момент организовать всеобщий дефицит симценза. Если все будет так, как ты рассказывал Лоскутику, то кланы просто сгорят в братоубийственной войне. А народ уничтожит остатки. Мне это нужно, тебе это нужно, так? Но мне нужно кое-что еще.
— Что? — заинтересовался я, крутя серую твердокаменную печенюжку. Воняла та, как и все вокруг, просто зверски, но мне почему-то казалось, что печенька сделана не из муки, а из этого вот грибного порошка.
— Я хочу получить от тебя образец временного противоядия от той дряни, что в моей внучке, — отрубила бабка.
— Легко, — улыбнулся я. — Дай мне пилота, способного управлять «Солнышком». Я буду держать мелкую в каюте, пока всё не кончится. Если, конечно, она не помрет от твоих попыток избавить её от яда.
— Эй! — тут же возмущенно подскочила девчонка.
— Не годится, — покачала головой добрая бабуля, внезапно становясь довольно злой: — Мы с тобой, парниша, так не договоримся…
— Ты не понимаешь, Рингвальда, — вздохнул я. — Всё, что вы со Стеллой узнали, автоматически выносит вам смертный приговор. Даже всё, о чём можете догадаться. Отрава в кишках твоей внучки — лишь повод для нее. Что она будет думать, перед тем как дёргаться. Основной гарантией являюсь я сам. Либо она работает на меня пилотом, либо она