— Не комплексуй, товарищ лейтенант! — поощрил я ее и загнул второй палец. — Сделано!
— Третий: любой ценой обеспечивать безопасность объекта.
— В процессе, — кивнул я.
Как-то не весело стало.
— За второй мне лейтенанта и выдали, — пряча глаза, призналась Виталина.
— Это лучше, чем звезда героя посмертно за третий, — не обиделся я. — Продолжай, если не против.
— Приказ четвертый: ликвидировать объект в случае невозможности предотвратить его похищение, — тихо-тихо закончила она.
— Виноватишься, — укоризненно вздохнул я. — А ведь этот приказ — самый главный. Мне врагам попадаться никак нельзя, так что я на тебя не обижусь. Даже посмертно.
Вилка вздохнула.
— Я с незнакомыми людьми напрягаюсь и нервничаю, — признался я.
Виталина саркастично фыркнула — не верит, блин.
— И помирать от рук незнакомцев тоже не хочу. Лучше кто-то привычный — например, любимая Вилка! — в этом случае я хотя бы буду знать, что тебе так же неприятно, как и мне. Эгоизм, — развел рукой.
— А может я только и мечтаю тебя удавить? — вроде помогло, и виноватая моська пропала под привычным спокойствием.
— Тогда защищай объект как следует, чтобы не опередили, — предложил я. — И себя заодно — вдруг не доживешь до вожделенного момента?
— Придется дожить, — скорбно вздохнула Вилка.
Глава 8
Потрепались с Виталиной еще десять минут, в процессе уничтожив пирожки, и она спросила:
— Значит, работать ты готов?
— Готов, — подтвердил я и спросил. — Как только будет куда. Но сегодня кроме пирожков у меня для тебя задач нет. У меня — траур, а ты выходной возьми, пробздись.
— А может я с тобой посидеть хочу? — с теплой улыбкой спросила Вилка.
— Приятно, — с благодарной улыбкой оценил я. — Но мне еще немножко поныть нужно, хорошо?
— Ной на здоровье! — щедро разрешила она, поднялась из-за стола и пошла в коридор с задумчивым. — И куда же мне податься?
— Это вы сами решите, товарищ лейтенант, — задавил я непрошенное «дома сиди!».
Генералов Говновых точно не будет.
— Придется решить самой, — смиренно вздохнула Вилка, забралась в сумочку, достала папку. — От Щелокова тебе подарок, «экономическое преступление среднего ранга». Ты же хотел в деревню?
— Далеко? — принимая папку с незаполненным «Делом», спросил я.
— На ТУ лететь не придется, — улыбнулась она. — Но и на «Запорожце» не доедем. Нам выделили УАЗ-«таблетку».
— И полковникам КГБ все-таким придется искать условную козу! — гоготнул я. — Состав же тот же?
— Закреплен за тобой, — подтвердила Виталина. — Желательно выехать завтра утром, — вопросительно посмотрела на меня.
— Нормально, — кивнул я. — Спасибо, что зашла. Немножко помогло.
— Угу! — с улыбкой кивнула она, пожелала. — Выздоравливай, Сережа, — и покинула квартиру.
Настроение сразу полетело в бездну, глаза подозрительно защипало. Зачем выставил? Показать какой ты стойкий Электроник? Дурак, что с меня взять.
Пошел в комнату, включил по телеку повтор Первомайского концерта — лишь бы шумовой фон был — сел на диван, посмотрел папочку. Дела пока не завели — в папке одни доносы и рекомендация БХССного полковника наконец-то сигналы проверить. Суть — верхушка одного из подмосковных колхозов охренела. Полный комплект: распил выделенных на ремонт ДК (без пяти минут аварийного!) материалов, в сельпо кроме соли и спичек нихера нет (немножко преувеличил, на самом деле отсутствуют только промтовары и высокоранговая Советская жратва), а самое скотское — получающие зарплату «мертвые души». Народ же не тупой — видит как машина из города регулярно приезжает к магазину, разгружается, но, увы, табличку «прием товара» в этот день уже не снимают, а наутро дефициты уже у тех, кому надо.
— Опять демонстративное возложение х*я на социалистическую справедливость, — вынес я грустный итог и аккуратно вывел на папке «Дело о падшем председателе №1».
Номер один — потому что падших председателей у нас полно, и этому выпала честь открыть счет.
И это у старших товарищей «среднего ранга»? Впрочем, некоторым сигналам с мест уже больше полугода, а толку нет, значит районный БХСС разрешается немножко перетряхнуть. С другой стороны, ущерб в полмиллиона рублей в СССР считается угрозой государственной безопасности. Следовательно «среднее» в глазах Щелокова — это тыщенка-другая в месяц. Пофигу, пробздеться годится.
Из телевизора зазвучала всю жизнь знакомая музыка, и я с невольной улыбкой начал подпевать артисту Моргунову:
— Без каких-нибудь особенных затрат создан этот самогонный аппарат…
Гайдай — гений блин, ну кто еще так может? Пойду-ка Фурцевой позвоню.
— Да, Сережа? — неведомым образом определила она позвонившего ей абонента.
Ей там протоопределитель номера поставили чтоли? А такие вообще есть?
— Здравствуйте, Екатерина Алексеевна.
— Как ты? — полным заботы голосом спросила она.
— Уже лучше, спасибо, тут по телевизору «Самогонщиков» показывают…
Баба Катя поняла неправильно:
— Это — сатира, очень нужная, Сережа.
Типа я ей за пропаганду алкоголизма выговор хотел сделать.
— Я с вами полностью согласен, Екатерина Алексеевна. Мне товарищи рассказали, что один фильм Гайдая приносит Министерству Культуры столько денег, что на них можно несколько убыточных, но важных для культуры фильмов снять.
«Важных» — это когда в кинотеатр ходят только члены ЦК, и тем, кому по должности положено. Ну и добровольно-принудительные школьники еще.
— Сережа, к культуре товарно-рыночные понятия применять как-то… — грустно протянула баба Катя.
— Мы же материалисты, Екатерина Алексеевна, — «обиделся» я. — Кроме того — «искусство должно принадлежать народу». Безусловно, на поводу у наименее образованных наших граждан — увы, такие тоже есть — идти мы не должны, аккуратно прививая народу вкус и стремление к высокому, но комедии Гайдая по-настоящему умны и социально полезны, поэтому ему и дают снимать. Я прав?
— Совершенно прав, Сережа! — одобрила Фурцева и слила «инсайд». — Он «Двенадцать стульев» скоро снимать будет.
— Это замечательно! — от всей души одобрил я. — Но я по-другому вопросу: еще я слышал, что у товарища Гайдая плохие личные отношения с товарищем актером Моргуновым, и из-за этого народ никогда не посмотрит «Кавказскую пленницу 2».
Что? Из будущего? Нету такого фильма! Вот просто нет! Не-е-ету-у-у!!!
— Я с ними обоими говорила, Сережа, — грустно вздохнула она. — Творческие люди, с ними сложно. Впрочем, к Леониду Иовичу это относится в гораздо меньшей степени — он не против снять вторую часть.
— Извините, Екатерина Алексеевна, если не в свое дело лезу, но вы пытались обозначить четко выраженные кнуты и пряники? Прямо с конкретикой: если товарищ Моргунов продолжит демонстрировать свой богатый внутренний мир ценой недополучения народом хорошей комедии, а Министерством культуры — гарантированных многомиллионных доходов, он отправится, например, заведовать ДК в Магадане. А если будет вести себя хорошо — сразу после премьеры второй «Пленницы» получит звание «народного». Тем более что Бывалого вся страна знает! Разве он не заслужил?
— Нет, Сережа, так я не пробовала, — задумчиво призналась Фурцева.
— А как без этого с творческими людьми работать? — охренел я. — Им на народ пофигу, они на себя замкнуты. Но инстинкт самосохранения никому не чужд — в Магадан, при всем уважении к этому замечательному городу, мало кто добровольно ехать захочет. К тому же «пряник» вполне соразмерен — признание творческие единицы тоже очень любят.
— Я Евгения Александровича немного побаиваюсь, — смущенно призналась она. — На такого где сядешь, там и слезешь.
И это второй человек в государстве?!
— А вы у товарища Цвигуна пару кадров с добрыми лицами одолжите, чтобы при разговоре многозначительно присутствовали, — предложил я. — Наш председатель КГБ — человек интеллигентный, начитанный, и кино уважающий. Уверен, он тоже с радостью посмотрит на новые приключения Бывалого.
— А?.. — начала было спрашивать она, но осеклась.
Но это и так понятно:
— Юрию Владимировичу «Кавказская пленница» тоже очень нравится.
— Я подумаю, — пообещала взбодрившаяся Екатерина Алексеевна, приняв мой звонок за прямой заказ от Андропова.
За такую инициативу дед не накажет, ему Гайдай вправду нравится. А кому нет?
— Спасибо большое, Екатерина Алексеевна! — от всей души поблагодарил я. — Извините, что опять потратил ваше время.
— Ты же не для себя — для других, Сережка! — поощрила она меня на дальнейшие вмешательства.
Попрощался, положил трубку, и внезапно словил озарение: уже-не-моих японцев же теперь загнобят! Нет, не дед и не ЦК, а те самые пресловутые кадры на местах — слухи-то ходят, и некоторые обезьяны вполне могут захотеть демонстративно прогнуться вот таким образом. И я как бы не при чем, и злобная Саяка наказана. Грустно вздохнув, позвонил главврачу поликлиники Эйки Кацуевны и очень вежливо и очень твердо попросил о таком хорошем терапевте всячески заботиться. Понимание вроде достигнуто. Далее — МИД, но не товарищу Громыко (я очень аккуратно наглею, и Министру иностранных дел пока звонить не буду), а по выделенному мне для связи номеру — мне все ведомства по такому выдали. Попросил приглядеть за очень ценным специалистом в лице отца Саяки. Вроде и здесь понимание достигнуто. Теперь — ГорОНО. Ну тут совсем просто — да, ушла, но это нормально, доведите пожалуйста на всякий случай до педсостава, что я очень расстроюсь, если Соечке не дадут закончить школу с медалью, к которой она уверенно идет. Год остался-то всего.
Еще есть ребята и девочки, общественное мнение которых очень ёмко выразила вчера Таня обещанием: «Я ее побью!». Не все понимают, что моя специфическая житуха подходит сильно не всем, и Саяка, получается, в их глазах ультимативная дура. А еще подарки брала, представляете? Чего еще с узкоглазой взять! Но с ребятами и девчатами сам поговорю, прямо…