гриппа.
Хватит думать о Родине, иди училку тискай!
Взбодрившись, вышел из подъезда, сел в машину, поздоровался с товарищем по имени-отчеству, и мы под очень вовремя заигравшее по радио «Зеленоглазое такси» покатили к «Праге», где мне всегда не против выдать предварительно согласованное «Птичье молоко» — цех цехом, но все еще диковинка. Товарищу педагогу понравится!
Немного подпрыгивая от энтузиазма, вбежал на третий этаж и позвонил в нужный звонок. Коммуналка, да.
С улыбкой открывшая дверь Виктория Викторовна, одетая в скромное приталенное черное платье, немного подкрасившая глаза и губы и завившая кудряшки заставила нервно сглотнуть — это все мне? Правда? Спасибо, уважаемая Вселенная!
— Здравствуйте! — вручил ей коробку с тортом.
— Здравствуй, Сережа, — она приняла коробочку и велела. — Проходи.
Таращась на шикарную филейную часть любимой учительницы (Да я ее после сегодняшнего вечера в спецшколу запихаю, чтобы «оставляла меня после уроков»!), прошел за ней по длинному, на десяток комнат, коридору, мне показали где тут моют руки, и мы оказались на кухне с богато накрытой поляной на трех сдвинутых столах, за которыми, надо полагать, сидели очень обрадовавшиеся моему приходу соседи в количестве семнадцати разновозрастных человек, среди которых…
— А это доченька моя, — с любящей улыбкой Виталина Викторовна погладила между косичек сидящую рядом с бабушкой (не родная), одетую в желтенькое платьице большеглазую темноволосую девочку лет трех. — Люба.
Поздоровался с Любой, отвесил «красавица — вся в маму». Ну ребенок, ну и что? Все еще красива, все еще училка, а в штанах все еще брожение. И нет, на позицию «папы» пионера (даже такого) фиг кто будет на полном серьезе рассматривать. А вот в качестве редкого трофея — почему нет? Сейчас Люба угостится тортиком (хорошо, что большой взял, точно на всех хватит), начнет клевать носом и неминуемо уснет. Ну а там…
Следующие полтора часа отрабатывал статус «высокого гостя», оправдывая доверие явно гордящейся организованным мероприятием Виктории Викторовны. Да я и не против поотвечать на вопросы, потолкать тосты (в том числе обязательное «за Сталина!») и почитать стихов под очень вкусные вторые блюда, салаты и лимонад (но налить чего покрепче дедушка с хитрыми глазами предлагал), пока гормоны, так сказать, «настаиваются» — будет только лучше!
Тортик привел народ в восторг, а ответ на вопрос «где взял?» — расстроил, потому что «пока только по великому блату, извините, но работа идет, и скоро появится в кулинариях». Посиделки подошли к концу, и мы с Викторией Викторовной и зевающей (как и ожидалось!) Любой пошли в их комнату.
Размер — чуть меньше моей первой обители, на полу хороший ковер, у стены — диван, который мы с учительницей и будем проверять на прочность — больше негде. Напротив дивана — конечно же стенка. Не очень, потому что отечественная. Содержит в основном книги, хрустальный сервиз, черно-белый телек и несколько фотографий.
— А я и не знал, что вы замужем, Виктория Викторовна, — прокомментировал я фотку, на которой рядом с педагогом стоял дородный усатый мужик в брюках и рубашке, держащий на руках, надо полагать, Любу двухлетней давности.
Немного совестно, но я-то причем? А еще — на роль «папы» меня не рассматривают в двойном размере.
— Я кольцо потеряла, представляешь? — смущенно улыбнулась она. — Даже не знаю, как так угораздило — четыре года носила, один раз сняла — и все, никак найти не могу. Федя на Севере работает, мы на квартиру копим, но потом обещал новое подарить, — с любящей улыбкой посмотрела она на фотографию.
Нет, такие не «левачат». Любит своего Федю. Ничего мне здесь не обломится, походу.
— А это он вам подарил? — спросил я насчет вазы с розами.
— Нет, это я не знаю от кого, — с растерянной мордашкой призналась она. — Хорошо, что мужа нет — он у меня ревнивый, подумает чего.
Понял, отменяем. Спустя два букета отменяем, чтобы не настолько подозрительно.
Виктория Викторовна подошла ко мне поближе и смущенно призналась:
— Сережа, мне очень неловко…
Мне дадут!
— Но я немножко сказки пишу, много лет уже, не мог бы ты их оценить? — отчаянно краснея и пряча глаза, тихо закончила она фразу.
Нет, не дадут. Офигеть ты губу раскатал, пионер! На дворе, вообще-то, святой 1969 год, и люди работают немножко по-другому. Нет, уверен, любительницы пионеров имеются, но Виктория Викторовна оказалась не из таких.
Захотелось с матюгами свалить, громко хлопнув за собой дверью, но благоразумие и человеколюбие взяло вверх: больно уж тяжело ей эта просьба далась, почти плачет вон, ручки заламывает. Если хотя бы минимально годное, пробью уже не настолько любимой учительнице публикацию — сказок же много не бывает, а делать добро я люблю. Мне же это все равно ничего стоить не будет, так какая разница?
— Сказки — это здорово! — широко улыбнувшись, похвалил я Викторию Викторовну. — С радостью почитаю!
Просветлевшая учительница усадила меня на диван, села слева от меня, (не так близко, как хотелось бы, но чего уж теперь), справа забралась Люба, и ее мама начала читать вслух сказку о хитром барсуке, не менее хитрой лисе и честном медведе.
Да хоть щас мультик снимай — реально хорошая! Люба в процессе задремала и вырубилась, обняв выданную мамой подушку, и я попросил:
— Виктория Викторовна, можно я сам дальше дочитаю? Так быстрее получится, а то, извините, мама к одиннадцати велела дома быть, а уже почти девять. И другие рукописи я бы тоже очень хотел почитать.
— Тебе с собой дать, Сережа? — предложила очень довольная такой реакцией учительница.
— Обычно выражение «впитывает как губка» используют в качестве гиперболы, но в моем случае восприятие информации так и работает, голова-то необычная, — пояснил я, аккуратно вынул из рук удивленно на меня взирающего педагога тетрадку, пролистал. Пара секунд на осознание, и выдал вердикт. — Очень хороший, светлый финал! А еще мне понравился момент, где… А еще…
Виктория Викторовна убедилась, что я и вправду «впитываю», и выдала мне еще пять тетрадок. Чистовики, надо полагать — ни помарочки, ни ошибочки. Впитал и это.
— Можно взять вот эту? — попросил тетрадку номер четыре, со сказкой про ищущего единственного малька отца-карася, который по пути встречает других рыб, лягушек и даже рака.
«В поисках Немо», русская версия! Ну, в плане концепции, имею ввиду.
— Отнесу в Минкульт, старшие товарищи тоже почитают, и, если им понравится — а им скорее всего понравится, быть вам профессиональной писательницей, Виктория Викторовна, — пояснил я ей план, подхватил тетрадку и поднялся с дивана. — Хорошо? — взбодрил впавшую в прострацию учительницу.
Обычно в редакции носят, но я-то необычный мальчик. Сами потом определят, где лучше разместить — «Пионерка» уже без пяти минут мной захвачена.
— Да! — с горящими глазками пискнула она, подскочила и аккуратно (все помнят, что я раненый) меня обняла. — Спасибо, Сереженька!
— Пока не за что, Виктория Викторовна! — мягко отстранившись (нефиг тут лишние стояки провоцировать), улыбнулся я ей. — Хорошие сказки нужны всегда, а ваши прямо очень хороши. Рукопись завезу прямо завтра — мне все равно в Минкульт надо, попрошу товарищей сильно не затягивать, но, извините, точных сроков принятия решения не назову — я же еще маленький.
— Ничего, Сережа, ты обязательно подрастешь!
Какая милая улыбка, и какой огромный облом!
Понуро спустившись по лестнице, вышел из подъезда и рухнул на лавочку. Устремив взгляд в украсившееся первыми вечерними звездами небо, тихонько провыл:
— Да вые*ите меня кто-нибудь уже!!!
Глава 11
Сидя на диване, я цитировал сидящей за машинкой Виталине газету «Правда» за 1963 год:
— Под руководством Ивана Никифоровича Худенко многоцелевому колхозу «Илийский» Алма-Атинской области всего за год удалось добиться поразительных результатов. За первый же сезон производство зерна в совхозе выросло в 2.9 раза, прибыль на одного работающего — в семь раз, а себестоимость центнера зерна упала до 63 копеек. Производительность работника в механизированных звеньях за год увеличилась почти в 20 раз, — отложив газету, добавил. — Здесь не написано, но я поспрашивал — получали эти стахановцы по триста рублей. Неплохо, а?
— Неплохо — это слабо сказано, — согласилась девушка.
— И каково же было мое удивление, когда я узнал, что наш уважаемый Леонид Ильич на предложение перенимать и масштабировать такой многообещающий опыт колхоза «Илийский» буркнул «преждевременно» и проект зарубил. Уверен, товарища Худенко это сильно расстроило — он как раз из таких, которым сидеть на жопе ровно скучно. Инспектировать мы его не поедем, потому что неминуемо найдем что-нибудь нехорошее, но, уверен, польза от Ивана Никифоровича с избытком перекрывает его мутные делишки. Попроси товарищей его по возможности не трогать.
Потому что в моей реальности его посадили в 73 году.
В процессе написания доклад о сельском хозяйстве словно сам собой масштабировался в трактат «Почему Сережа Ткачев ненавидит Советскую экономику в ее нынешнем виде и что нужно сделать, чтобы мальчик был ею доволен». Предлагаемые меры практически идентичны тем, что предлагает Госбанк, но изложено гораздо многословнее — где, как и почему с точки зрения материализма, с соответствующими цитатами из классиков Марксизма-Ленинизма. А еще я ловко самоустранился от вопросов внешней политики и ВПК, зато изо всех сил напирал на необходимость «дальнейшего» (потому что старшие товарищи и без меня стараются) увеличения темпов жилищного строительства. Ну почему нельзя воткнуть еще немножко кирпичных и панельных заводов? Глины жалко? ПГСа? А еще заводов мебельных, малярно-красочных и всех сопутствующих. Нужно больше панелек! С восьми утра до двух дня просидели, и в процессе нам немножко помогал папа Толя, очень довольный такой возможностью.
— Пиши приложение 1. «Предложение пересмотреть экономическую составляющую деятельности Министерства культуры».