Виталина огляделась — сидящие за нами ребята из ВИА вполне убедительно спят. КГБшные дети, конечно, но все-таки дети — и прошептала мне на ухо Величайшую Тайну Советского Союза:
— Хрущев в Новочеркасске в 62-м демонстрацию расстрелял.
— Знаю, — кивнул я. — Удивлен, что не знают вообще все. Но никому не рассказываю — ну зачем им? Однажды, конечно, неминуемо всплывет, но, если не пинать инфоповод, однажды он умирает. Спрошу у Хрущева зачем, посмотрим, как будет оправдываться.
— Он перед тобой оправдываться не будет, уж извини, — развела руками Виталина.
— Либо подальше пошлет, — кивнул я. — Ничего, я въедливый и все равно не пойду. У меня полчаса дарованного свыше времени, и Никиту Сергеевича никто раньше не отпустит, — вздохнул. — До инфаркта бы пожилого человека не довести.
Самолет приземлился, и мы попали в самое настоящее пекло. То, что надо! Погрузились в автобус, погрузили инструменты (остальное оборудование обещали дать) и поехали чисто по привычке инспектировать номерную столовку на предмет хлеба в котлетах. Результат устроил — в Крым все ездить любят, поэтому общепит пока отлично работает, а скатиться, дай-то бог Генсеку здоровья, не успеет.
До «Артека» пришлось ехать по горной дороге, частично показывающей находящийся в состоянии от «удручающий» до «средний» частный сектор и просто замечательные, покрытые зеленью горы. В пути немножко ставил ребятам задачи:
— В нашем внешне спокойном болоте прямо сейчас зарождается нечто ужасное — специализирующиеся на экономических преступлениях НЕ-организованные преступные группировки. Если пустить дела на самотек, к началу 80-х мы получим огромные, в реально ощутимых масштабах подрывающие экономику, преступные синдикаты. Котлеты, как ни странно, это важно, особенно в удаленных от центра городах, потому что на еде «пилить» удобнее и легче всего. Будете на гастролях — старайтесь проверять. Все время не обязательно, и, если хочется в ресторан, можно ходить в ресторан.
КГБшные дети очень разумные, поэтому пообещали ходить и в столовые, и в рестораны.
В этой версии реальности «Ласковый май» состоит из пяти пятнадцатилетних смазливых юношей, ростом плюс-минус метр шестьдесят пять. Заранее одеты в Артековскую пионерскую форму, как и я, а вот сложены на зависть долго болевшему дрищеватому попаданцу, что немного расстраивает и мотивирует становиться лучше.
— А почему у них гастроли, а у нас пионерлагерь? — спросил рыжий клавишник Федя.
По характеру немножко бунтарь.
— Потому что я пионер и хочу посмотреть концерт в «Артеке», — пояснил я. — А еще вам до армии два с хвостиком года, а им уже скоро.
Ребята же не знают, что служба будет по большей части формальной.
— Пока они будут траву красить, мы будем набирать популярность! — сразу нашел плюс в ситуации брюнет-фронтмен Коля.
Он у нас тут самый красивый.
— В море будем купаться, а они — на Урале! — потянулся каштанововолосый ударник-Семён.
Обожает перловку — феномен!
Молчаливый блондин-гитарист Антон ожидаемо промолчал — смотрит в окно на окружающие красоты.
— С девочками целоваться можно? — спросил русый басист-Ваня.
С этим все понятно.
Я указал на Виталину Петровну.
— Немножко можно, — великодушно разрешила она.
— Значит и остальным можно! — ловко масштабировал Федька.
Я — тоже остальные! Но зачем мне?
В лагерь прибыли аккурат под тихий час, заселились по двое — в соседи мне досталась Виталина... Ага, щас! Придется жить с Федором. В палате — две кровати, две тумбочки и шкаф. Всё! Зато есть балкон, откуда можно смотреть на море и немножко на горы.
— Надо сходить к директору и в два корпуса — друзей собрать. Пойдешь со мной? — предложил я «сокамернику».
— Пошли, — пожал он плечами, и мы, миновав выкрашенный синей краской коридор, исписанный зверушками и растениями вестибюль с телевизором, диванами и креслами, спустились со второго этажа и вышли в жару.
— А мог бы купаться, — вздохнул Рыжий номер два об упущенных возможностях.
«Мог бы на Вилку в купальнике посмотреть» — мысленно вторил я ему.
Остальные-то сейчас купаться пойдут.
— Минут за десять успеем и присоединимся, — успокоил я сам себя.
По безлюдной территории добрались до административного корпуса, дали по автографу («Ласковый май» по телевизору уже показывали) дежурной бабушке, получили по пригоршне карамелек, поднялись на второй этаж, и я постучал в дверь директорского кабинета. Плюс два автографа секретарше.
— Здравствуйте еще раз, Аркадий Петрович! — поприветствовал я полного, одетого в белую рубаху с закатанными рукавами (ну жарко!) полного лысеющего мужика лет пятидесяти.
«Еще раз» потому что он в числе прочих товарищей нас встречал.
— Снова здравствуйте, ребята, — жизнерадостно поприветствовал он нас в ответ. — Проходите, присаживайтесь. Нормально заселились? Палаты нравятся?
— Все хорошо, палаты классные, спасибо большое, — вежливо улыбнулся я, усаживаясь на стул напротив директора лагеря. — Мы к вам с просьбой, Аркадий Петрович.
— Излагай, — проявил он готовность к сотрудничеству.
— Мы с собой кино привезли научно-фантастическое — «Планета обезьян». Мне в Минкульте разрешили его ребятам показать, — стер набежавшую было на директорское лицо тень чистой правдой. — Но он на английском. Письменный перевод у нас есть, но лучше найти парочку синхронистов — один-то устанет.
— И потренироваться нужно, — кивнул директор.
— Нужно! — согласился я.
— А концерт? — спросил он.
Концерта будет два — один сегодня, один завтра, на стадионе на семь тысяч мест, куда свезут детей из других лагерей.
— Тут тоже ваша помощь нужна — нужно вставить показ в распорядок дня перед завтрашним концертом.
— Давай так, — он посмотрел на висящие на стене часы. — К пяти приноси фильм в ДК, посадим синхронистов тренироваться. Распорядок поменяем.
— Спасибо большое, Аркадий Петрович! — от души поблагодарил я, и мы пошли к корпусам, где живут «мои», ориентируясь по щитам с планом лагеря.
— Волнуешься? — спросил я немножко дергающегося Федю. — Семь тыщ человек — столько не каждый давно показываемый в телеке артист собирает.
— Врываться — так врываться! — гордо задрал он подбородок. — Если начать со стадиона, дальше стадионы и будут.
И ведь будут! Мне вот пока не дают — камерное мероприятие считается. Максимум на данный момент — концертный зал на две тысячи человек.
— Я себе наверно музыкантов найду, — предался я мечтам. — Чтобы полноценную песенно-просветительско-юмористическую программу часа на два с половиной показывать.
А еще можно нанимать местных прости-господи аниматоров и, пока меня нет, за час до начала выступления устраивать розыгрыши моих книжек — недавно допечатывали, и я выпросил себе сразу тысячу «Бимов» и тысячу «Зорь»+«В списках не значится». Не просто так, а выкупил по госцене!
Кто-то же в СССР должен реально отрабатывать заплаченные за билет пять рублей?
Девочки у нас живут в одной палате и числятся в одном отряде. Ну и что, что возраст разный? Бабушка на входе в корпус нейтрализована автографами, и вот мы уже стучим в потребную дверь.
Появилась маленькая щелочка, в ней мелькнул любопытный глаз…
— Сережка! — распахнув дверь на полную, с радостным, но приглушенным (тихий час же!) визгом повисла на моей шее одетая в рубашку и розовые трусики Таня.
Поцеловав в щеку, отпустила, обратила внимание на Федю, покраснела и сбежала обратно в палату.
— Двух живущих здесь дам не трогать, — предупредил я его.
Больно уж рожа подозрительно-задумчивая.
— Почему? — немножко бунтанул он.
— Потому что моё! — нагло заявил я.
— Тогда ладно, — смирился он с уважительной причиной. — Не больно-то и хотелось.
Вообще-то это оскорбление, но фиг с ним.
Дверь открылась, и в этот раз появились обе девушки, уже одетые. Еще один «чмок» от Тани, чмок новый от Нади, представил дамам музыканта и спросил:
— Купаться пойдете?
— Мы сейчас! — дверь снова закрылась.
— Ох уж эти девочки, — вздохнул я.
— А они тебе кто? — спросил Федя.
— Одна — сестра по документам, которая первая выходила, а вторая — хорошая подруга.
— Сестра хорошенькая, — вздохнул он.
— Да тут хорошеньких полно, — утешил я его.
Надевшие под форму купальники и вооружившиеся сумками со всем необходимым дамы появились через пару минут, и мы отправились к нашему корпусу. По пути рассказал про кино и дела — про концерты все знают, заранее согласовывали же — и поспрашивал в ответ.
— Надя всем портреты дарит — уже, наверное, тысячу раздала! — похвасталась Таня.
— А Таня отрядную стенгазету рисует, — похвасталась Надя.
Подружились, получается!
Когда мы, забежав за Вовкой, подошли к куску побережья у нашего корпуса, Виталина очень удачно выходила на берег, борясь с мокрыми волосами. Одета — облом! — в совершенно закрытый купальный костюм от локтей до голеней. Впрочем, все равно обтягивает и заставляет купающихся ребят из группы таращиться. Оставив ей на попечение девушек, сбегали переодеться, подхватили полотенца и побежали вниз — впитывать солнце и лето перед длинной прогулкой по Колыме.
Глава 18
Над головой — бездонное звездное небо и крупный осколок луны. Если бы не костер, в свете звезд можно было бы рассмотреть окружающие выбранную нами для ночевки поляну тщедушные сосны. Трещат! Костер — от жара, сосенки — от холода. Надо было ехать в июле, тогда, по словам прикрепленного к нам доктора геологических наук Чайкина Антипа Ивановича, ночью держался бы «плюс», а так — чуть ниже нуля. С утра снова под ногами будет хрустеть покрытый наледью жиденький подлесок. В качестве компенсации — значительно меньшее количество мошкары и прочего гнуса, от которого здесь в июле-августе не продохнуть. Буквально — нос и рот забивает. Доктор наук у нас колоритный — косая сажень в плечах, метр девяносто ростом, борода лопатой, а на голове — густые черные кудри. Разговаривает, как и положено, зычным басом. Ну геолог!