Самый лучший комсомолец. Том седьмой — страница 34 из 50

Время еще оставалось, поэтому пошли в кабинет:

— Смотри, твой первый роман будет называться «Поющие в терновнике».

— Красиво, — оценила девушка.

— Очень, потому что мы интегрируем в него вымышленную, но известную всем персонажам «старинную кельтскую», — показал пальцами кавычки. — Легенду о том, что существует некая «колючая птица», которая ищет терновые деревья прямо с момента вылупления. Когда она находит идеальный, по ее мнению, шип, она нанизывается на него и, пока умирает, поет самую прекрасную песню из когда-либо слышанных.

— Мораль книги в том, что мужики — козлы? — ухмыльнулась Виталина.

— Отчасти, — хохотнул я. — Мораль — в том, что наша полная боли, разочарований и страха неизбежной смерти жизнь все-таки прекрасна.

— Это так на интервью отвечать? — с улыбкой спросила она.

— С максимально одухотворенным и неземным видом, — подтвердил я.

Девушка выпрямила спину, сложила ногу на ноги, и, глядя в окно со скучающим лицом, прорепетировала:

— Каждый день я думаю о том, насколько много в нашем мире зла, лжи и несправедливости. Все мы однажды уйдем отсюда, поэтому нужно ценить каждый миг, каждый вдох, каждое биение сердца!

— Идеально! — показал я ей большой палец. — А еще ты любишь дождь.

— Почему? — улыбнулась она.

— Потому что в нем можно спрятать слезы, — прошептал я.

— Какая же ты свинья, Ткачёв! — положив подбородок на ладони, приложила меня Вилочка. — Откуда в тебе столько цинизма?

— «Двенадцать стульев», — пожав плечами, сослался я на классику. — Не отвлекаемся, заправляй листочек, краткое сочетание набьем.

Виталина «заправила», я надиктовал.

— А почему Австралия? — закончив, спросила она.

— Экзотично, — пожал я плечами. — Знаешь какую-нибудь популярную книгу, действие которой происходит в Австралии?

— Нет, — признала Виталина.

— Ну вот, — развел я руками. — Эффект новизны недооценивать нельзя. И для очистки совести спрошу — возьмешься? Не хочу заставлять.

— Возьмусь, — решила она. — В самом деле — у училки получилось, значит и у меня получится.

— Вид делаешь? — спросил я.

— На «слабо» меня не поймаешь, — улыбнулась она. — Но чем-то же надо время убивать, почему бы не попробовать? Глядишь и заведу десяток-другой скучающих при важных мужьях заграничных подружек, милыми девичьими секретами делиться.

Тут раздался звонок в дверь, и мы пошли встречать гостей. Наташа, одетая в пальто и «лыжную» шапку, румяная с мороза симпатичная голубоглазая девушка лет шестнадцати, обладательница собранных в хвост длинных каштановых волос и весело вздымающегося в потолок кончика тонкого носика, стеснительно прятала глаза.

— Газировку отобрали, — пожаловался с порога Вовка. — Сказали через полчаса принесут.

— Извини, забыл предупредить, — покаялся я. — Не обижайся — у них работа такая.

— Я что, травить тебя буду? — насупился он.

— Проходите-раздевайтесь, — посторонился я. — А я буду объяснять.

Закрыв за гостями дверь, ногой подвинул им мягкие тапочки:

— Ты меня травить не будешь — это знаю и я, и товарищи из охраны. Но враги у нас умные и сильные. Вот мы у подъезда стояли, нас много откуда было видно. Дальше варианты: либо направленный микрофон, который поможет нас подслушать, либо умение читать по губам и бинокль. Но даже если этого не было, когда я тебя в гости приглашал, на дом вот так рукой махнул, — продемонстрировал. — Догадаться почему — несложно. В гости у нас принято ходить с гостинцами, зная мои привычки — а их враги знают — либо с тортом, либо с газировкой. Около моего дома есть кулинария — для торта — и есть гастроном — для газировки. Дальше дело техники: немножко за тобой проследить, и за пару минут до твоего захода в магазин отправить туда шпиона, который отвлечет продавщиц и подменит торт или газировку на отравленные. Ты их без задней мысли купишь, как много раз до этого, и принесешь сюда.

— Офигеть, — оценил Вовка.

— Страшно, — поежилась Наташа.

— Сережа преувеличивает, — принялась успокаивать ее Виталина, взяла за руку. — Пойдем, чайник поставим пока, познакомимся.

Они с Наташей ушли на кухню, а я виновато улыбнулся рыжему:

— Вот такая у меня жизнь теперь, брат.

— Да ладно тебе, — улыбнулся он и хлопнул меня по плечу. — Я понимаю.

— Наташа не испугается? — шепотом спросил я. — Извини, не надо было мне это все рассказывать.

Вовка широко улыбнулся, покачал головой, и так же, шепотом, ответил:

— Наоборот, хорошо, что рассказал, Наташке так даже интересней — у нее отчим из КГБ, полгода назад на ее маме женился, Наташка его уважает — он хороший, «дочкой» ее называет, а она его — «папой». Она и со мной гулять стала, когда я сказал, что в КГБ пойду, а до этого с Федькой дружила, у него батя кооператор. Говорит — «в КГБ настоящие мужики работают, а кооператоры — торгаши!».

Ой, Контора! Охренеть работают, конечно — приставили к Рыжему куратора, да так, что комар носа не подточит, еще и довольны все.

— Ну слава богу, — свернул я тему.

Не хотелось бы от Вовки такую симпатяжку отпугнуть — видно же, что у пацана первая любовь.

— А я в секцию записался, — поделился он новостью по пути на кухню. — На самбо, два месяца уже хожу, Виктор Анатольевич посоветовал. Тренер хороший, раньше в милиции работал, теперь на пенсии.

— Виктор Анатольевич — это… — намекнул я.

— Отчим Наташ…ин, — в этот момент мы достигли цели, где сидящая за столом напротив падчерицы КГБшника Виталина с улыбкой слушала что-то вещающую Наташу, поэтому Вовка сглотнул суффикс «к».

—…Зверей лечить, как Айболит! — закончила фразу Наташа.

— Ветеринар — очень хорошая и нужная профессия, — одобрила Виталина. — Но могут в колхоз распределить, в свинарник или коровник.

— А мне все равно! — заявила девушка. — В колхозе жить веселее — что я в городе не видела? — мечтательно вздохнула. — Приеду в колхоз, молодая специалистка буду, все меня будут ценить и уважать — в кино все время так.

Вовка едва заметно поморщился — у него план на жизнь с колхозом не очень сочетается. Но это фигня — им еще полтора года в школе учиться, потом он в армию пойдет, а она — в институт. Хочется верить, что образцово-показательно его дождется. С другой стороны — как часто подростковая любовь в семейную жизнь перетекает? То-то и оно. Ай, нафиг такие мысли: поживем — увидим. Но тезис Наташа выдала хороший — работают киноагитки про колхоз.

— И правильно, мы с Сережей год в деревне прожили, интересно было, — одобрила Виталина. — И сейчас по деревням много ездим — там люди хорошие, чистые.

Не согласен — процент мудаков везде примерно одинаковый, просто в деревне все всех знают, поэтому им приходится маскироваться. Но влезать не буду. Забавно смотреть, как Вилочка с девочками-подростками общий язык находит, сама как будто младше становится — архетип «старшей сестры» подключает.

— Вот и я так думаю! — с улыбкой кивнула Наташа. — У меня сестра двоюродная в институте учится, говорит как с ума люди посходили, одни кооперативы да деньги на уме.

Грустно, но что поделаешь — либо так, либо демонтаж страны. Да и преувеличивает — не на идеологический вакуум элементы капитализма ложатся, а на социалистическую «подушку безопасности». Вот он, пример, за столом сидит — коров в деревне лечить собирается. И сестра ее двоюродная, получается, «не такая», раз ровесников осуждает. И таких — десятки миллионов. И вообще юношеский максимализм никто не отменял — один мажор к Наташиной сестре подкатил, потом другой, она обоих послала, и они переключились на условную падкую на подарки — не как что-то плохое, разумеется — бывшую подругу. Вот и готово мнение «одно бабло на уме». Нормально, короче.

Мы с Вовкой уселись на свободные места.

— А кем у тебя мама работает? — спросила Виталина.

— Учительницей биологии, — ответила Наташа. — В конкурсе педагогическом участвовала, район выиграла!

— Ничего себе! — восхитилась Вилочка. — А ты, наверное, отличница?

— Конечно! — приосанилась девочка. — Мне учиться легко, я — умная! А ты кем работаешь?

— Сережке помогаю, — ответила та. — Машинистка и водитель.

Засвистел чайник, и мы с подносом переместились в «кинозал».

— Нифига себе, даже кино смотреть можно! — оценил Вовка.

— А мы с Вовой позавчера на «Волшебную силу» ходили, с Райкиным, — похвасталась Наташа. — Смешной!

— Надо будет посмотреть, — намекнула мне Вилочка.

Я тем временем воткнул вилку проектора в розетку, незаметно чертыхнулся и пошел в коридор — в дверь звонят. Приняв из рук дяди Димы две бутылки «Пепси», поблагодарил за заботу и вернулся, поставив бутылки на стол.

— А у вас всю еду проверяют? — спросила Наташа.

— Всю, — подтвердил я. — И в столовые ходить просто так нельзя — нужно, чтобы на кухне охранник присутствовал, следил, чтобы не подсыпали чего.

— Кошмар, — прониклась подруга Рыжего. — По телевизору на тебя смотришь и даже в голову не приходит, что у тебя такая жизнь страшная.

— Нормальная жизнь! — хохотнул я. — Просто привыкнуть надо.

И оборвал разговор явочным порядком — запустив бокс. Звука нет, но я могу и сам:

— Восьмого марта бой проходил, самый интересный и популярный вес — супертяжелый. Джо Фрейзер — вот этот, нынешний чемпион, защищает свой титул. А это Мухаммед Али, он бывший чемпион. Титул у него отобрали, потому что Али протестовал против войны во Вьетнаме.

— Вот сволочи! — оценил несправедливость Вовка. — Это у них свобода слова такая?

— Враги даже спорт превращают в средство политического давления, — кивнул я. — Лицемерные твари. Джо Фрейзер не протестовал, но спортсмен хороший — олимпийский чемпион 64-го года. В зеленых трусах, — ответил на незаданный Наташин вопрос. — И человек он хороший, честный — Никсону письма писал в защиту Мухаммеда, во всех интервью говорил, что пока Али не побьет, лучшим себя считать права не имеет. Словом — оба достойные люди. У обоих ноль поражений за плечами. Али в целом сильнее, но из-за протеста давно не дрался — у него же не только пояс, но и лицензию отобрали. Фрейзер, кстати, ему деньги присылал, чтобы Мухаммед мог тренироваться — на таком уровне в форме себя держать обходится дорого, а накопления спортсменам делать сложно, потому что менеджеры, продюсеры и прочие паразиты обирают их как липку, эксплуатируют.