Самый лучший комсомолец. Том шестой — страница 29 из 50

— Предлагаю немного изменить регламент, — продолжил я. — Ребята, заноси!

Под удивленными рожами товарищи монтажники внесли на «подиум» набитый шариками лототрон.

— Ваши имена написаны на бумажках внутри шариков, — пояснил я. — Запускай.

Товарищи запустили, и через десяток секунд был получен первый шарик, который отдали мне.

— Сеньор Муньос, вам повезло, — вынув бумажку, улыбнулся я испанскому журналисту.

— Грасиас, — поблагодарил он и начал хвастаться. — С 1961 года среднегодовой рост ВВП Испании превысил 7%. Из развитых стран Испанию обгоняет лишь Япония, — сделал приятно сидящим через пару делегаций от него япошкам. — Доля промышленности и услуг в структуре экономики постоянно растет, и, в связи с этим, я хочу спросить: так ли уж необходимы были ужасные репрессии во время проведения индустриализации в СССР?

— Я могу ответить на ваш вопрос, сеньер Муньос, но это будет стоить вашей газете аккредитации. Не потому что я обиделся, а из-за вопиющего непрофессионализма: на этот и схожие вопросы я отвечал несколько десятков раз, и теперь вы тратите время ваших коллег в никуда, не говоря уж о том, что в вашей статистике не учитывается СССР.

— Вопрос отозван, — сориентировался журналюга. — Многие испанские дети посмотрели ваш фильм «Babe». Хотите что-нибудь им передать?

— Буду благодарен, если передадите им мое спасибо и пламенный привет, — поддержал я и вскрыл следующий выплюнутый лототроном шарик. — Герр Финк, прошу вас, — дал слово австрийцу.

Или австрияку?

— Долгое время Советская цензура по надуманным причинам пыталась огородить граждан от музыкальных новинок. В том числе гонениям подвергалось творчество группы «Битлз», поэтому поездка мистера Джона Леннона в СССР стала для многих полнейшей неожиданностью. Какие впечатления об этом человеке сложились у вас после знакомства?

— Джон — очень здравомыслящий и талантливый человек, — ответил я, пропустив предъяву мимо ушей. — И я многому у него научился.

— А какое впечатление сложилось у него о вас? — спросил журналист.

— Этот вопрос лучше задать самому мистеру Леннону, — отмахнулся я.

— А если он не вернется? — влез журналист-британец.

— Тогда и придумаем, что делать дальше, — пожал я плечами.

Журналюги гоготнули, я достал следующий шарик.

— Кириос Гианнопулос, прошу вас, — дал слово греку.

— В процессе подготовки к пресс-конференции мы не смогли найти ни одного полноценного ответа на многих интересующий вопрос, — на всякий случай подстраховался он. — Почему вы переехали из Москвы сюда, на самые окраины вашей страны?

— Могу ли я попросить вас уточнить значение термина «окраины»? — позанудствовал я.

Немного подумав, грек ответил:

— Очень далекая от столицы местность.

— Спасибо, — кивнул я. — Ответ прост — в городе Хрущевске расположена теле-кино-музыкальная студия мирового уровня, на мощностях которой мне очень удобно производить интеллектуальную собственность разных видов, — улыбка. — А еще мне нравятся Азия и тигры.

— Это — все причины? — уточнил он.

— А чего вы ожидали, кириос Гианнопулос? — спросил я в ответ. — Душераздирающих рассказов о том, как я поругался с кем-то очень важным и был вынужден сбежать? Их не будет — внутри страны врагов у меня нет, и в Хрущевске я живу только потому, что мне здесь нравится — смотрите какой замечательный белый снежок за окном!

Следующий шарик. Повезло американцу.

— Мистер Кравчик, прошу вас.

Он у нас польского происхождения.

— Для всех живущих вне Советской оккупации поляков… — начал он.

— Стоп! — перебил я. — Скажите, а какие поляки в эти времена живут «под оккупацией»?

— Жители Польской Народной Республики, — не стушевался он.

— Польша — вполне суверенное государство, — отмахнулся я. — И происходящие там волнения являются лучшим доказательством моему тезису.

— Именно о массовых беспорядках, которые вы деликатно назвали «волнениями», я и хотел задать вопрос, — кивнул он. — Польская община США считает их подтверждением несостоятельности социалистического блока.

— А где вопрос? — спросил я.

— Согласны ли вы с их оценкой? — пожал он плечами.

— Нет. Я считаю, что объективно оценить положение дел внутри Польши из-за океана невозможно, а в списке требований реализующих свое конституционное право на забастовки рабочих товарищей не было пункта о выходе из Социалистического блока. Если нахождение в нем устраивает настоящих поляков, значит гражданам капиталистических государств не о чем волноваться.

— Венгрия, Чехословакия, Польша, — перечислил мистер Кравчик. — Разве такое количество негативных событий не является подтверждением системных проблем в Варшавском блоке?

— Известная доля эрозии свойственна любым политико-экономическим и военным блокам, — пожал я плечами. — Это — совершенно нормально, так же как и попытки врагов внести раскол в социалистический лагерь при помощи пропаганды и агентуры. Молодости свойственны решительность и желание нарушать правила, и ваши спецслужбы подло этим пользуются, провоцируя товарищей на глупые действия.

— Борьба за свободу и демократию по-вашему — глупость? — не отстал он.

— Борьба за мифы о свободе и демократии — глупость, — подтвердил я. — Реальная демократия обеспечивается только Советской властью, но ваши элиты старательно выставляют вперед говорящие ширмы, в то время как крупный банковско-промышленный капитал обделывает свои делишки в тени.

— Вы занимаетесь «вотэбаутизмом», — уличил он меня с страшном.

— Я озвучиваю факты, — отмахнулся я и взял следующий шарик. — Мистер Торндайк, прошу вас, — кивнул британцу.

— Связан ли отъезд мистера Леннона в компании солистки Boney M Амааны Заякиной и срочный вызов посла Великобритании в СССР Арчибальда Дункана Уилсона на срочные консультации в Форин-офис?

— К сожалению, я пока не контролирую ваш Форин-офис, — с расстроенной миной развел я руками. — Поэтому не знаю.

Попрут поди мистера Уилсона. Впрочем, тут ничего нового — дольше двух-трех лет без замены послов здесь Англия не держит.

Народ гоготнул.

— Раз вы так сказали, мистер Ткачев, значит в будущем рассчитываете контролировать? — без особой надежды попытался зацепиться журналюга.

— Я рассчитываю в течение пары сотен лет медитаций достичь божественности, — ответил я и под скрип карандашиков — такой-то кликбейтный заголовок! — достал следующий шарик. — Герр Кёлер, прошу вас, — дал слово ФРГшному немцу.

Этому занесли издатели, что прямо сказалось на вопросе:

— Вашу повесть «Каролина» и роман «Имя Розы» номинировали на премию Хьюго. Какая из этих книг, на ваш взгляд, достойна победы?

Журналюги понимающе ощерились, не мешая коллеге отрабатывать прибавку к зарплате.

— Я очень рад, что начиная со следующей церемонии судейская коллегия этой уважаемой премии еще больше доработала регламент — теперь мои книги номинируются в разных категориях, и, если их сочтут достаточно интересными, я могу получить два первых приза. Было бы здорово, но грустить в случае проигрыша не буду — книги моих, с позволения сказать, старших коллег достойны победы не меньше.

Следующий шарик даровал бумажку с иероглифами.

— Прошу вас, Накагава-сенсей.

— Многим японцам нынешняя жена мистера Леннона известна скандальным поведением, — мощно полил он грязью Йоко Оно. — Какое впечатление сложилось о ней у вас?

— Я не имел чести узнать ее так хорошо, как мне бы того хотелось, — пожал я плечами. — Но она борется за мир во всем мире и содержит благотворительный фонд. В моих глазах это качества хорошего человека.

Из следующего шарика «выпал» товарищ из ГДР.

— Можете рассказать о ваших ближайших творческих планах?

— Конечно! Скоро, с интервалом в месяц, в книжные магазины и библиотеки попадут две мои новые книги. Первая называется «Нейромант». Наши Советские писатели Аркадий и Борис Стругацкие создали целую череду замечательных произведений, действие которых разворачивается в «мире Полудня», который воплощает собой коммунистические представления о мире будущего. Тягаться с ними на этом поле невозможно, поэтому я описал другой, капиталистический вариант будущего, в котором миром правят корпорации, а человеческая жизнь ничего не стоит. Вторая — «Фонтаны Рая», философское рассуждение о влиянии предрассудков и религиозного фанатизма на научно-технический прогресс.

— Планируете попадать на «Хьюго» каждый год?

— Буду стараться так делать, — пообещал я.

Дальше была Австралия:

— Ваши творческие поделки продаются по всему миру, следовательно — вы получаете деньги из-за границы и попадаете под закон об иностранных агентах.

— Вовсе нет, — покачал я головой. — Закон требует пометки в случае получения иностранных пожертвований и выполнении указаний иностранных граждан за материальное вознаграждение. Я из-за границы не управляюсь, делаю что хочу, и продаю свою интеллектуальную собственность открыто, равно как и тысячи других наших граждан — в том числе и частные предприниматели.

Надо будет к нему на родину съемочную группу отправить, эндемиков поснимать.

Еще один шарик — американец, но из «демократических» СМИ.

— В пацифистски настроенных кругах США набирают популярность ваши высказывания о Вьетнаме…

— О направленной на Вьетнам империалистической агрессии США, — поправил я.

—…И вас нередко цитируют даже сторонники демократической партии, — не обратил он внимания. — В их числе — Джеймс Картер, сенатор штата Джорджия. Не изменилось ли ваше отношение к администрации мистера Никсона?

— Не изменилось, — исчерпывающе ответил я. — Это трус, самовлюбленный болван с комплексом бога и жадина.

— Спасибо, — старательно законспектировал журналюга.

Глава 19

— В смысле «Южная Америка»? — охренел я, выслушав по телефону лично спустившего мне задание деда Юру.

— Можешь отказаться, — напомнил он.

— Это все так неожиданно, — вздохнул я. — И что мне там делать? Карать мошенников?