— В самом деле, там-то точно ничего не случится, — оптимистично кивнула она и широко зевнула.
— Ну все, отдыхай, мы еще заедем, — обняв маму на прощание, покинули больницу и направились в Минкульт.
— Давно нужно было всех к себе перевезти, — заметила Виталина.
— Я бы и перевез, но «Кремлевку» перетаскивать дорого, — вздохнул я. — И бабушка Эмма упиралась — совсем, мол, мужа видеть перестану. А теперь у нее в совхозе два сына, невестка действующая, невестка потенциальная и шестеро внуков. Что перевесит?
— Я бы переехала, — кивнула девушка.
— «Потемкинская деревня» — это экосистема, заточенная специально под меня, — похвастался я. — Своими ручками сделал так, чтобы мне там было максимально прикольно.
— Любимый семейный домен, — улыбнулась она.
— Именно!
В Минкульте совершенно случайно встретили в коридоре второго этажа режиссера Андрея Тарковского. Прикольно!
— Здравствуйте, коллега! — радостно помахал я ему.
Бедолагу немножко передернуло, но он нашел в себе силы улыбнуться и вяло пожать протянутую ему руку.
— Коллега — потому что я тут кино снял! — вынув из висящей на спине сумки пленку, показал ему. — В совхозной школе, про пионеров!
По лицу Тарковского пробежала тень ужаса — а ну как Ткачев сейчас заставит смотреть свой дебют?
— Вы у нас такой один, Андрей Арсеньевич, — убрав пленку обратно, заявил я. — Живой классик мирового уровня. Можно с вами, пожалуйста, сфотографироваться?
— Конечно! — расслабившись, улыбнулся он.
Виталина щелкнула нас на вынутый из сумочки японский фотоаппарат.
— Снимаете что-нибудь? — спросил я.
— Недавно согласовали рабочий вариант «Соляриса», — слил инсайд Тарковский.
— Станислава Лема?
— Читал? — поинтересовался он.
— Читал, но не понравилось — скучно, — честно признался я. — Он сценарий писал?
— Не он, — хмыкнул режиссер. — Мы с Фридрихом Наумовичем Горенштейном.
— Извините, не знаю его, — развел я руками.
— Неудивительно, — пожал плечами он. — Его совершенно не печатают, а он — талант!
Запомним и обсудим с кем надо.
— Приглашаю тебя на премьеру, — и он посмотрел на часы.
— Спасибо большое, непременно буду, — пообещал я.
Попрощались.
— А теперь пошли цинично вмешиваться в творческий процесс, — заявил я Виталине и повел ее к кабинету, из которого выходил Тарковский.
— Палки в колеса вставлять? — предположила она.
— Совсем наоборот, — хохотнул я.
— Тебе же его фильмы не нравятся, — напомнила Виталина.
— Так и есть, — покивал я. — Может потому и не нравятся, что денег не дают?
Постучавшись в дверь, ритуально просунул голову и спросил:
— Можно?
— Ну конечно можно! — сымитировал радость полный, гладковыбритый, лысеющий очкастый мужик «под пятьдесят». — Здравствуйте.
— Здравствуйте, Василий Петрович, — поприветствовал его и я.
Уселись.
— Чаю? — предложил он.
— Нет, спасибо, мы ненадолго, — покачал я головой. — Вы случайно не подскажите, какой бюджет выделяют товарищу Тарковскому на «Солярис»?
— Подскажу! — оживился он. — Миллион рублей, — немного подумав, осторожно предложил. — Урезать?
— Ни в коем случае! — отверг я щедрое предложение. — И даже совсем наоборот — как считаете, Василий Петрович, если фонд «Ткачева» вложит в фильм еще миллион, кино от этого улучшится?
— Как миллион? — удивился он.
— Могу ли я попросить вас об одолжении — поговорите, пожалуйста, на эту тему с Андреем Арсеньевичем так, чтобы ни я, ни фонд не упоминались — он взрослый мужчина, и может обидеться, — попросил я.
— Хорошо, я с ним поговорю, — пообещал Василий Петрович.
— Все, теперь можно и по делам, — довольный собой, закинул пленку в кабинет на два этажа выше — вот такой я важный! — и мы поехали к Министерству сельского хозяйства.
— Давай блинов поедим! — указал я на кооперативную блинную.
Свернули к заведению, пропустили вперед пару дядей — один пойдет контролировать процесс приготовления пищи. Вошли сами, поздоровались с обрадовавшимися посетителями и нервничающим персоналом. Интерьер — классический, столовский, но вместо самообслуживания эксплуатируется труд официанток. Усевшись за столик у окна, изучил выданное меню:
— Семь рублей за три блина с черной икрой! — восхитился наглостью капиталиста. — А все плохо живём.
Приступ пролетарской совести заставил официантку застенчиво потупить глазки.
— Я, пожалуй, шесть возьму, — улыбнулась ей Виталина. — С апельсиновым соком.
Тоже дорогущий — все еще дефицит.
— А я лучше десяток с шоколадом, — решил я. — И яблочный сок.
А вот какао и яблок у нас по-прежнему как грязи.
Папу Толю пришлось выкупать из лап сельскохозяйственных функционеров ответами на их вопросы в течение почти двух часов. Всю душу вымотали. А еще выглядят обиженными — поняли, кто на них Хрущева напустил. Пофигу. Главное — это вынесенный на голосование заместителем министра сельского хозяйства РСФСР вопрос в финале встречи:
— Товарищи, за исключительные успехи в экономической деятельности и заслуги в развитии дружбы и сотрудничества между народами Советского союза и других государств предлагаю наградить совхоз-миллионер «Потемкинская деревня» Орденом Ленина.
«Сотрудничество между народами» это про нашего японца что ли? Ай, ладно — берем, тем более что товарищи образцово-показательно проголосовали единогласно.
Что ж, визит в Москву задался, план как обычно перевыполнен, можно дальше сидеть в родной деревне!
Глава 12
Немножко утопая резиновыми сапогами в грязи — ночью дождик прошел — я с огромным удовольствием наблюдал, как борт первого из подъехавших «ЗиЛов» откинулся, рабочие поставили трап, и прибывшие черноголовые овечки и барашки Романовской породы с озадаченным блеяньем прошествовали в загон нашего овцеводческого комплекса. Приятно наблюдать плоды масштабирования!
Помимо загона с примыкающей к нему стайкой, комплекс включает в себя цех первичной обработки меха — мытье, вычесывание, скручивание нитей — и цех кожевенный: последний расположен на отшибе, потому что производство «грязное», вонючее и с использованием химикатов. Отходы в меру технологического совершенства чистятся.
Порода — замечательная, у нее и мех хороший, и шкуры. Из последних будем шить дубленки — спрос на них стабильно велик. Контролирует всю эту движуху отец Максуда — выдернул всю его семью из Дагестана, потому что все откуда-то узнали, что Максуд сдал нам подпольный цех-бордель-нарколабораторию, и его семье жить в Махачкале стало прямо грустно. Пускай у меня будут, все-таки дружба народов.
Дагестанская семья — это когда почти два десятка человек. Под это дело выстроили этническое кафе в Сокольниках — тандыр, шашлык, вот это вот всё, так что о переезде не жалеют.
— Такие хорошенькие! — оценила Оля путающихся под ногами взрослых особей ягнят.
— Возьми одного поиграть, — предложила Виталина.
— Мама уши надерет, — грустно вздохнула певица.
Проконтролировав выгрузку и оставив пожилого Ибрагима Юсуфовича подписывать бумаги и наводить порядок, с оставшейся родней отправились к ним в гости. «Гастарбайтеры» поневоле заняли два новых домика — потом третий добавится, когда младший брат Максуда женится. Прошли в первый из них, и хозяюшка угостила нас супом с бараниной и домашней лапшой. Вкуснятина! Попрощавшись, отправились на площадь, проконтролировать подготовку к сегодняшнему вечернему концерту. Сцена — в наличии, оборудование в становлении, часть площади заставили трибунами — это для пожилых и усталых, молодежь будет тусоваться на «танцполе» около сцены.
Со стороны ДК, запинаясь от спешки, выбежал товарищ парторг. Добравшись до нас, он поделился новостями:
— Через два часа Екатерина Алексеевна с Людмилой Георгиевной приедут, с ночевкой.
Фурцева-то с Зыкиной куда? И нафига?
— Баню погорячее! — распорядился я.
— Сделаем, — пообещал Антон Сергеевич.
— Я перед Екатериной Алексеевной уже выступала, — Оле высокие гости волнения не добавили.
— И я, — кивнул я. — Планы не изменились, просто на пару гостей больше.
— А еще вот, — поморщившись, он достал из портфеля стопку исчерканных росписями совхозников листов.
Ознакомился — вчерашний репортаж во «Времени» об учителе-террористе не прошел даром, и народ успел самоорганизоваться и составить челобитную о полутора тысячах подписей с просьбой уволить директора школы, который «не уследил».
— Леонид Венедиктович — хороший директор, — вздохнул я. — Заслуженный педагог Советского союза с многочисленными наградами. Я бы оставил — он же не может 24/7 за каждым подручным следить.
— Я с тобой согласен, — выразил лояльность парторг.
— Переложим ответственность на высоких гостей, — ловко самоустранился я от принятия решения.
Оля отправилась домой, а к нам с Виталиной присоединилась Надя Рушева. Болтая о ерунде, добрались до свинарника, где поговорили с Аркадием Викторовичем на тему тюнинга его «ласточки». Художница обещала показать эскизы на днях, и мы двинулись домой, где попили чаю и часок позанимались «Нарутой». Уже почти на томик мои подружки наклепать успели, но уже грустят и расстраиваются — надоело, хотят чего-то еще. Не беда — творческие коллективы прибудут на днях, им манга и отойдет целиком вместе с рядом других проектов. Пора уже манга-журнал запускать, а то оборудование без пяти минут простаивает, временно штампуя заказы от «Детгиза» в виде книжек с картинками. Тоже полезно, спору нет, но закупалось-то для других задач.
— В принципе, можно сложить два и два, — размышлял я вслух, когда мы с Вилкой пошли встречать гостей. — Магомаев в Северной Корее три концерта уже дал, сейчас по ней колесит «Ласковый май», а Фурцева едет сюда. Новости везет, надо полагать. Морально готовься, скоро отправимся к нашим узкоглазым братушкам.
— А Зыкина зачем едет? — спросила Виталина.
— Не знаю, — честно признался я. — Может просто с подругой за компанию. Но формальный повод есть — по разнарядке из Минкульта мы тираж пластинок ей печатаем, вот, типа посмотреть захотела.