апрос на реставрацию капитализма. Наша глобальная цель — сохранить общий курс на построение социализма, динамично подстраиваясь под постоянно меняющийся мир. Наш совхоз рано или поздно станет не только примером для остальных, но и стартовой точкой построения кое-чего по-настоящему огромного, влияющего на окружающий мир в поразительных масштабах. Подробнее не расскажу, извините — секретность. Наша ближайшая цель — с честью пройти проблемный переходный период, не растеряв веры в свою правоту и — самое главное! — не начать воспринимать народ в качестве портящего гениальные планы быдла. Вам ясна важность доверенной вам лично Министром внутренних дел задачи?
Завороженно выслушавший речь участковый надел на голову фуражку, вытянулся по стройке «смирно» и козырнул:
— Так точно!
Глава 17
Хозяин главного кабинета Лубянки (в который нас принудительно привезли после возвращения в Москву, мои КГБшники едва-едва успели в служебную форму переодеться) Семён Кузьмич Цвигун славится вежливостью и нежеланием орать на подчиненных. Да ему, собственно, и не надо — по крайней мере в нашем конкретном случае — ведь с этим великолепно справлялся дед Паша:
— Доигрались, б*ядь! — это нам троим — мне, Вилочке и дяде Пете. — «В совхозе никто по нам стрелять не будет, зачем мне табельное!», — передразнил он, судя по всему, полковника.
В совхоз оружие и впрямь никто кроме специально выделенного КГБшника, который в деда не стрельнул и вообще «завтыкал», не брал, понадеявшись на старый добрый русский «авось».
— Виноват, товарищ генерал-полковник! — рявкнул дядя Петя.
— А ты чего?! — переключился дед на Виталину. — У тебя четкий приказ — в случае сопротивления объекта оглушить и утащить в безопасность!
— Виновата, товарищ генерал-полковник! — рявкнула она в ответ, преданно тараща глаза на начальство.
— Не можешь ребенка нокаутировать — линию огня собой перекрывай!
— Виновата, товарищ генерал-полковник!
Судоплатов повернулся ко мне:
— А с тобой даже говорить не хочу — спецподготовка удваивается, и никакой самообороны и тира — будешь вон за ней хвостиком бегать, — кивнул на Вилку. — Учиться телохранителю не мешать дело делать!
— Виноват, товарищ генерал-полковник! — проникнувшись атмосферой, рявкнул и я.
Ну и в целом виноват, тут не поспоришь — дробинки-то пофигу, но Вилочку с дядей Петей подставил.
— С этой минуты — никуда без оружия, и не в сумочке, а в кобуре, поняла? — даванул Судоплатов взглядом Виталину.
— Так точно, товарищ генерал-полковник!
— К тебе тоже относится! — это дяде Пете.
— Так точно, товарищ генерал-полковник!
— А Вадик-то куда смотрел? — уже нормальным тоном затребовал дед объяснений у товарища полковника.
— У товарища капитана прямой запрет от майора Филаретова на применение табельного оружия в случае, если могут пострадать гражданские, — ответил дядя Петя. — А еще он, по собственным словам, «растерялся».
— Бардак, б*ядь! — остался недоволен Судоплатов. — До всех же особые распоряжения доводили, а этот…
— Отправляется в отставку в связи с полным служебным несоответствием, — подсказал Цвигун. — Вместе с майором Филаретовым.
— Семен Кузьмич, прошу разрешения приставить своему сыну секретаря «из наших», — уже нормальным тоном попросил начальника Судоплатов, закончив нависать над нами и опустившись на стул у стены. Вздохнув, пояснил. — Не мог я его воспитывать, Эмма занималась, а она у меня сами знаете.
— У Эммы Карловны стальной характер, — кивнул Цвигун.
— Мягкий он у меня, интеллигентный. Кандидат наук, — не без гордости похвалил сына дед Паша. — Вот и случилось ЧП — ну не могут ребенок и такой вот председатель нормальную вертикаль подчинения выстроить.
— Одобряю, — разрешил Семен Кузьмич.
— Товарищ генерал-полковник, прошу перевести меня на менее ответственное направление! — вдруг попросил дядя Петя. — Староват я для таких приключений, — объяснил причину в ответ на вопросительные взгляды начальства. — Объект сложный, непоседливый, вызывает человеческую симпатию. Не тяну.
Жаль — мне товарищ полковник очень нравится, чисто по-человечески. Урок усваиваем — «дяди» мне не друзья, а если прикипел к кому — не косячь, потому что сами от греха подальше свалят от такого проблемного объекта. Дурак ты, Сережа, детство в жопе играет, а на этом этапе с ним, как бы грустно не было, пора насовсем прощаться.
— Пиши рапорт, Петь, — кивнул дед.
Товарищ полковник козырнул и покинул кабинет.
— Последнее предупреждение, — пригрозил Судоплатов Виталине. — Еще одно неподчинение приказам — будешь разжалована в домохозяйки!
— Может Сергей этого и добивается? — предположил Семен Кузьмич.
— Никак нет, товарищ генерал армии! — отверг я страшное обвинение. — Все случившееся — следствие моей глупости!
— Не только твоей! — зарубил оправдания дед. — «Фанеру» объекту, лейтенант!
— Есть! — рявкнула Виталина и втащила мне в грудину.
Согнувшись, попытался вдохнуть выбитый из легких воздух.
— Поприседай! — посоветовал дед.
Помогло. Обидно, сука! Ладно, это понятно зачем — проверка такая, поднимется ли у Вилочки рука на драгоценного мальчика. Не приказ о ликвидации, конечно, но минимальная служебное рвение подтверждено. Да и не в ней дело — мне демонстративная оплеуха-сигнал не забываться. Нет, все еще обидно. И больно. Слезки втяни, тряпка — ребра целы, нефиг ныть!
— Свободны, — махнул на нас рукой Судоплатов.
— Товарищ генерал-полковник, прошу возможности поговорить с товарищем генералом армии по личному вопросу, — попросил я, соблюдая субординацию.
Вассал моего вассала — не мой вассал.
— Семен Кузьмич? — запросил подтверждения дед.
— Конечно, Павел Анатольевич, — одобрил Цвигун.
— Иди рапорт пиши! — выгнал дед Виталину.
— Есть! — козырнула она и покинула кабинет.
Я опустился на стул и потер грудь, наградив деда укоризненным взглядом.
— Команды «вольно» не было, — ожидаемо не стушевался он.
— Я же гражданский, — развел я руками. — И уважаю вас, товарищи генералы, чисто по-человечески. Демонстративно подчиняюсь только тогда, когда есть риск уронить ваш авторитет перед подчиненными, но сейчас-то чего во фрунт тянуться?
— Дерзкий, — хмыкнул Цвигун.
— В могилу такой внук сведет, — вздохнул Судоплатов.
— О чем ты хотел поговорить, Сережа? — спросил меня начальник всея КГБ.
— Хотел поговорить на тему жилищных условий ассоциированных со мной сотрудников, — ответил я и пояснил. — Кусок продукции совхозных заводов решено потратить на многоквартирный классный дом в Сокольниках, прошу разрешения поселить туда лишенных отдельных квартир сотрудников.
— Нельзя, — покачал головой Цинев.
— Приказы не обсуждаются, Семен Кузьмич, но почему?
— Потому что сотрудникам КГБ запрещено жить скученно, — пояснил он.
— Логично, — вздохнул я. — Тогда может в новострой заселить кого попало — по предварительному согласованию, конечно, а в освободившиеся квартиры «раскидать» моих «дядей»? Они же с госнаградами все, с великолепным послужным списком — неужели не заслужили?
— Это можно, — одобрил Цвигун. — Заслужили — спору нет, и общежития «разгрузить» будет полезно — штаты расширяем, особенно экономический отдел, — и подмигнул мне так заговорщицки, что аж приятно стало — твоих мол рук дело, Сережка.
Кругом одни адепты методичек — лишь бы в голову залезть поглубже, блин. Судоплатов в этом плане хорош — хоть орать не стесняется, почти нормальный дед с поправкой на вот это вот все. Но подготовка к разрешению кооперативов идет полным ходом — это замечательно, в моей реальности силовики прямо зашивались от резко изменившегося жизненного уклада, а здесь, получается, соломка подстилается — не панацея, конечно, но всяко лучше, чем на самотек пускать.
— Из важного у меня все, но, если у вас есть немножко времени, Семен Кузьмич, я бы хотел про кино спросить.
Про «Семнадцать мгновений весны».
— Все готово, в феврале снимать начнут, — просветлел лицом Цвигун.
Любит хороший контент.
— Тогда песни прямо завтра запишу и в Минкульт отправлю, — пообещал я.
— И мне копию, — попросил Семен Кузьмич.
— Обязательно, товарищ генерал!
У выхода из кабинета замялся и жалобно посмотрел на деда.
— Кабинет 309, — выдал он наводку.
Попрощавшись с генералитетом, вышел из кабинета и отправился на третий этаж — здесь у нас безликие кабинеты для служебного пользования оперативниками — поздоровавшись со «случайно» прошедшим мимо дядей Афанасием, поозирался — никого! — и расстегнул рубаху на груди. Да, это совершенно восхитительный, наливающийся соками, огромный синяк! Так-то и ребра могла сломать — в том числе с летальным исходом. Сильна моя девочка. Постучал в девятый кабинет, услышал «войдите».
Виталина выскочила из-за стола, за которым при помощи машинки сочиняла рапорт, и кинулась было меня расцеловывать — кается, блин.
— Отставить! — улыбнулся я ей, взяв за плечи и мягко отстранив. — Нашкодившего котенка натыкали носом в нехорошее — это правильно, справедливо и полезно, котенок урок усвоил и больше гадить в собственные тапки не станет. А приказы нужно выполнять, всегда и любые. Верно?
— Верно, — с облегчением на мордашке кивнула девушка.
Совсем оперативника испортил.
— Продолжай, я тут тихонько посижу, — чмокнул ее в щеку и опустился на стул у окошка.
Памятник «Железному Феликсу» видно, чем не моральный ориентир для работы над собой?
На следующий день девушка нацепила кобуру, и мы поехали в «Музыкальный штаб», проводить «Аббу» — завтра улетают на гастроли, чтобы через какое-то время вернуться в усеченном составе. Собрались в столовке, за накрытой «поляной».
— Товарищи, я мог бы долго и нудно распинаться на тему важности доверенной вам задачи, — подняв стакан с «Буратиной», начал я толкать тост. — Но вы и так все понимаете. Благодарю вас всех за добросовестный труд — и уже проделанный, и будущий. Родина вас любит и ценит. За успех нашего общего предприятия!