Когда дядя Игорь уехал — к жене и ребенку, а мы с Генеральным переместились к разожженному камину в гостиной — починили дымоход — маска спала, и деда Юра, скукожившись в кресле, словно стал в три раза меньше.
— Чем выше, тем сильнее запах жженных перьев, — вздохнул я.
Растерялся — а что я сделаю? Трусоватый от природы, хлебнувший даже не страха, а ужаса за свою непростую жизнь полной ложкой, сломанный и склеенный заново человек, который и наверх-то никогда особо не стремился взлетел выше некуда, по пути потеряв больше, чем кто бы то ни было вообще должен. Чем ему помочь? Рассказами о высшем благе и счастье для всех и даром? В этом деда Юра поднаторел уж побольше моего, я-то диктатор начинающий, а он — действующий.
— Всех из-за меня обожгло, — едва слышно прошептал Андропов. — Танюшку спалил совсем, даже похоронить не смог, — сделав длинную паузу, он уронил слезинку и почти жалобно спросил. — Но ведь не зря?
— Не зря, — покачал я головой. — Одной только человеческой грязи тонны вычистили, которая при основанной на «охотничьей дипломатии» власти, где все держится на негласном договоре «в утиль только совсем зарвавшихся» так и точила бы страну, что глисты. А ты пинков всем надавал, работать заставил — и результат на «земле» есть, я же тебе свои и ребят отчеты присылал. Да, не на сто процентов объективно — мы же там на день-два остаемся, пыль в глаза пустить легко, но мы тебе хотя бы очки не втираем.
Мой монотонный голос подействовал как надо — лицо Андропова разгладилось, он прикрыл глаза, дыхание выровнялось. Такая вот у меня терапия для Генерального секретаря, из его же думанных-передуманных мыслей состоящая.
— А это же даже не начало — так, пролог. Впереди у нас много-много лет тяжелой и неблагодарной работы, финала которой не увидят даже наши внуки. Но это же не повод ею не заниматься, верно?
— Верно, — тихо подтвердил деда Юра.
— Как ты там на прощании с КГБ говорил перед новым назначением? «Всякое было — и трудно было, и успехи были, и неудачи были». Пропущу кусочек, с твоего Высочайшего дозволения.
Губы Андропова тронула улыбка.
— «Мы находимся на передней линии борьбы, а всякая борьба — тем более на передней линии — она связана с тем, что приходится и наступать, и отступать, и всякие маневры обходные делать». Ты в атаку ломанулся, прорвал фронт вплоть до самых вражеских тылов, по чудовищному недоразумению зовущимися «ЦК КПСС». И ведь хорошо в целом получилось — даже фланги не подкачали, никакого «котла» вокруг тебя, так, на ДРГ вражескую наткнулся.
— Это кажется так, Сережка, — вздохнул он и открыл глаза, посмотрев на меня почти нормальным взглядом. — Одного задави — другой вылезет, этот процесс не остановить. Сегодня от тебе улыбается, руки пожимает, а завтра приказ отдаёт бомбу под машину подложить. Так было, так есть и так будет. «Охотничья дипломатия», как бы смешно не звучало — не самый плохой метод у власти удержаться. Но это если целей других нет, кроме как дать болоту и дальше спокойно вонять.
Это уже от меня «антибрежневщины» нахватался.
— Дави, что тут скажешь, — развел я руками. — Если неизбежно. Мир постоянно ускоряется, и дальше эта тенденция будет только нарастать. Даже чтобы просто стоять на месте нужно очень-очень быстро бежать, а нам вперед нужно, иначе просрем холодную войну чисто экономико-идеологически, имея сильную армию и полные арсеналы ядерных боеголовок с носителями. Неси эстафетную палочку с честью и уставать не вздумай — а то мне с трибун придется раньше времени на беговую дорожку выходить, смазывая для удобства путь кровью любителей ставить подножки. Не хочу политическую карьеру с государственного переворота начинать.
— Нос не дорос табакеркой мне перед носом махать! — отмахнулся дед, и гостиная на какое-то время погрузилась в хохот.
Вот и хорошо, вот и славно — Андропов уже для себя все сам давно решил, а я так, что-то типа изоленты поверх гвоздей: необязательное, но приятное душе рвущегося к прекрасному всей душой плотника.
— Твена-то не успел еще «впитать»? — немного напряг он меня переменой темы.
— Ща! — поднялся с кресла, сходил в комнату, вернулся с книгой и минуты за три сымитировал «поглощение». — Готово! — С широкой улыбкой опередил Андропова, потому что не догадаться о теме, которую он хочет поднять, может только тупой, а я таковым не являюсь. — Я на этого «янки» похож — тоже бегаю с шилом в одном месте, прогрессорством занимаюсь.
— Похож, — с улыбкой кивнул дед.
— Но научно концепция, так сказать, «попадания» индивида в прошлое никакой критики не выдерживает — там же все другое, вплоть до болячек и состава воздуха, не говоря уже про жратву. Тут варианта два — либо «попаданец» — назову так для удобства — перезаражает всех вокруг микробами из будущего с последующей эпидемией, либо в кратчайшие сроки помрет от дизентерии например — он-то к санитарным нормам привык, а не жизни «природосообразной».
— А если в тело аборигена «попасть»? — с той же улыбкой кивнул дед Юра.
Догадываешься чтоли? Или так, чисто воздух посотрясать в компании внука, отвлечься на безобидную тему? Пофиг: даже если первое, я свою лояльность многократно доказал, и запирать меня в каземат особо и смысла-то нет, учитывая количество «наружки» с правом на ликвидацию вокруг меня. Подыгрываем, не подаем виду.
— Если так, то возникнет другая проблема — совершенное незнание обычаев, языка — они ведь все со средних веков сильно изменились — и отсутствие хорошо знакомых аборигенам навыков. Но, если в младенца, например — тогда потихоньку все вышеперечисленное освоится, а «попаданец» либо дойдет до самого верха, либо сдохнет пытаясь. Но это я по себе сужу — так-то можно пристроиться условным советником к условному графу и в ус не дуть — гарем собирать, с серебряной посуды жрать да простолюдинам чисто ради самоутверждения сапогом в лицо тыкать.
— А тебе так не интересно, — сделав микроскопическую, вполне допускаю — неосознанную или вовсе мной выдуманную в приступе паранойи — паузу, Андропов добавил критически важное. — Было бы?
— Нет конечно! — возмутился я. — Это ж какие возможности, причем не для себя лично, хотя имя в историю вписать офигенно приятно — можно прогресс человечества кратно ускорить! А еще…
И тут меня прервал храп вырубившегося прямо в кресле Андропова. Улыбнувшись прокатившейся по душе и телу волне облегчения — реально просто про книжку поговорить хотел! — я тихонько подошел к шкафу, достал из него плед и набросил на Генерального секретаря. Беззащитный какой — хоть сейчас шею сворачивай. Спи, деда, все будет хорошо.
Глава 20
Утро началось, само собой, с удалого «Ух!» за окном — Агафья Анатольевна ледяной водичкой на морозе закаляется.
Сопровождающий потягушки сладкий зевок помешал роже расплыться в улыбке, но настроение прямо отличное — привык! К даче и Андропову наконец-то привык, ментально определив это место в «психологически комфортные». Хорошо, как ни крути. Не этого ли Контора и добивается? Ух, конспирология! Нафиг, лучше маме позвоню — у нее в палате собственный телефон.
Поговорив с родительницей, позвонил Судоплатовым, попросив к трубке Таню. Далее набрал Виталину. Не берет, но я спокоен — не сидеть же ей дома все время, так-то к обеду уже и солнышко за окном вовсю светит. Присев обратно на кровать, «впитал» и остальные подаренные вчера книжки — впечатлениями за завтраком поделюсь, всем будет приятно. Теперь зарядка!
После приема пищи мы с Андроповым отправились в гараж — заниматься обычной общечеловеческой, дедово-внучьей фигней в виде сооружения кормушки для птиц.
— Я на трудах за такую «пять» получил, поэтому основную работу делать будешь ты, а я, стало быть, оценивать и командовать! — нагло заявил я, вручив молоток деду.
— Вот так ты на меня и смотришь, — вздохнул дед. — Как на подручного.
— Как на живого исторического персонажа, — поправил я. — Ты пожилой, и плоды твоего периода правления пожинать будем мы с плюс-минус ровесниками. Судить, соответственно, тоже будем мы, а мне дед-диктатор, бездарно похеривший сложнейший период, через который ему страну провести и доверено, не нужен совсем — грустно будет на тебя вешать застарелые экономико-идеологические нарывы на теле страны, когда с кровью и болью их вскрывать и лечить начну. Так что оправдывай ожидания такого замечательного, — погладил себя по голове. — Внука!
— Ну-ка подойди, — поманил дед пальцем, с доброй улыбкой (и как умудряется с обожженной-то мордой?), спрятав молоток за спину.
— Не-а! — отказался я, легко разгадав его намерения.
Посмеялись, и я заглянул в коробку с гвоздями:
— У нас на уроке трудов тоже ржавые и гнутые.
— Гвоздей в стране полно, но не выбрасывать же, — отмахнулся Андропов.
— Согласен, — покивал я. — Даже полезно — мелкую моторику и усидчивость тренирует.
Вооружившись вторым молотком, выпрямил потребное количество гвоздиков, пока дед при помощи рубанка гранил реечки. Морщится, но не из-за лени, а потому что кривовато получается.
— И это глава государства рабочих и крестьян! — не выдержал и осудил его я.
— Если надавлю на этот кирпич, — деда Юра положил частично беспалую ладонь на стену. — Из-под тебя уйдет пол.
— А там — огромная арена с чудовищных размеров зубастой инопланетной тварью, с которой мне придется сразиться! — радостно продолжил я. — Назовем, например, «ранкор» — звучит грозно, необычно и как типа-динозавр. А сражаться, например, буду мечом, в котором вместо лезвия этакий пучок света нереалистично-огромной температуры, прорезающий абсолютно все. Виу-виу… — помахал молотком, сымитировав завывания светового меча.
— Где такой меч-то возьмешь? — хрюкнул Андропов.
— И вправду, — вздохнул я. — Тогда так — ты ведь ранкору не меня одного скармливал, значит там должна валяться куча костей. Одну беру и ловко вставляю ему в пасть — типа распорки, а сам бегу в основное жилище ранкора — он же на арену откуда-то вышел под ликующий рев толпы. А там дверь непростая, тяжеленная. Такую вручную не открыть, значит — автоматика. Ранкор бежит за мной, а я — хоба! — и камень в контролирующую замок электронную панель кидаю. Его закоротит, и дверь придавит ранкора. Страшный враг повержен, друзья спасены!