— И еще посмотрим — офигенно же! — Пообещал я.
— Катя наряжалась? — Любопытно прищурилась родительница.
— Наряжалась, — Подтвердил я.
— Это хорошо, — Довольно кивнула мама.
— Мне двенадцать лет, мам, — Мягко остановил я ее сладкие фантазии, где сыночек женится на дочке директора родной фабрики: — Можно мне про такое пока не думать? Давай вернемся к этому всему хотя бы когда я буду в старших классах.
— А чего такого я спросила-то? — Засуетилась мама, которой стало неловко: — Голодный небось? Пойдем, сварю тебе пельменей — доедать надо, а то за месяц невкусные станут!
Глава 7
Всю первую половину дня дамы перерабатывали сырье в конечный уникальный продукт, и в обед за ним пришел Фил.
— Красота! — Оценил он: — Сколько тут?
— Шестьдесят две! — Похвасталась мама.
— Извините, теть Наташ, я пересчитаю? — Усевшись на стул, фарцовщик начал пересчитывать заплатки.
— Порядок должен быть! — Не расстроилась родительница.
Сидящая рядом со мной на диване Таня взволнованно поерзала — а ну как обманут?
— Все правильно! — Одобрил фарцовщик и отсчитал маме пятьсот шестьдесят рублей. Приняв от нее два рубля сдачи, вручил покрасневшей от такого поворота Тане пластинку жвачки, меня потрепал по волосам и откланялся, пообещав, если будет потребность, заказать еще, но не факт, что «тема» дотерпит до осени — народ же не слепой, и простоту «патчей» неминуемо разглядит, обрушив рынок к чертовой бабушке.
— У тебя мама дома сейчас? — Спросила мама у Тани.
— Дома! — Кивнула та.
Суббота же.
— Позвони ей, пусть одевается и идет к нам — пойдем наши получки тратить! — Подмигнула ей мама и выдала девочке сто шестьдесят рублей — доокруглила, так сказать.
— Я же меньше сделала! — Пискнула честная Таня.
— Это премия тебе, за старания! — Поведала мама, и соседка побежала звонить из коридора.
— Не хотелось бы такую монополию терять, — Вздохнула родительница и улыбнулась мне: — Но ничего, всех денег все равно не заработаешь, верно?
— Верно! — Согласился я, и, сложив ладони рупором, громко прошептал: — Джинсовая юбка!
— Джинсовая… — Мама подвисла, блеснула глазками: — Ну, Сережка! — С улыбкой погрозила мне пальцем.
— А кооперативная квартира сколько стоит? — Спросил я.
— Нам нельзя, у нас, видишь ли, жилплощадь большая! — Саркастично усмехнулась она, обведя комнату руками: — Аж два лишних квадратных метра!
— Богато живем! — Хохотнул я.
— Получше многих! — Гордо вскинула она подбородок.
— Это правда, — Согласился я: — Ты у меня — огромная молодец!
— Я такая! — Радостно подтвердила мама и добавила: — Нам — только обмен с доплатой.
Новый брак мама, видимо, в качестве варианта не рассматривает.
— А это — очень дорого, Сережка! — Сделала мне «пип», хихикнула, приказала: — Поприличнее одевайся, в комиссионку пойдем! — И затолкала меня за ширму, потому что в комнату вернулась Таня.
Она у нас сегодня в черной юбочке и серой блузке, так что в переодевании не нуждается — выглядит пусть и бледненько, но вполне прилично.
— А ты Филиппа давно знаешь? — Спросил я.
— Я с его матерью дружила, работали вместе, — Немного потускнел мамин голос: — Фил — хороший, нянчить тебя помогал. Она умерла пять лет назад, от туберкулеза. А папаша у него дипломат, вот и разбаловал! — Грустно вздохнула.
— Каждый сам себе дорогу выбирает, — Попытался утешить ее я.
— Да, ты прав, — Сделала она вид, что сработало.
— Фил крутой! — Заявила успешно подкупленная Таня, чавкая подарком.
— Фила когда-нибудь в тюрьму посадят! — Пояснила ей мама.
— За что? — Удивилась соседка.
— Да не переживай, — Жалеющая, что сказала слишком много мама с улыбкой махнула рукой (мне в щель ширмы видно): — Нормально все с ним будет, но ты с фарцовщиками не дружи, хорошо?
Девушка кивнула, а я, поправив ворот рубахи с коротким рукавом, вышел из-за ширмы, уселся на диван рядом с ней и перевел тему:
— Давай мне подешевле купим? Какой смысл — все равно перерасту.
— Носи аккуратно, и сдадим обратно в комиссионку! — Отвергла предложение мама.
Тетя Надя, судя по всему, с нами не идет, потому что как только мама заметила в окно вышедшую во двор тетю Тоню, мы сразу же двинулись на встречу к ней.
— Наташа, ты что, сдурела — куда такие деньги? — Почти жалобно поприветствовала нас одетая в канареечного цвета клетчатое платье соседка.
— Таня честно заработала себе на осеннюю одежду! — С улыбкой покачала головой мама: — Такой халявы больше не будет, но, когда мы с Сережей вернемся, я бы хотела, чтобы Таня мне еще немного помогла — не в ущерб урокам, конечно.
— Помогу! — Опередила девушка мать: — И на швею после школы пойду учиться!
— Тюю, да ты уже больше меня получаешь! — Потрепала ее по голове тетя Тоня и поблагодарила маму: — Спасибо, Наташ! Я этого никогда не забуду!
— Ты что, плачешь? — Спросила свою родительницу Таня.
— Я щи варила, только сейчас лук пронял! — Вязла себя в руки тетя Тоня, и мы отправились к метро.
— А где твоя мама работает? — Тихонько спросил я Таню, когда мы шли за вырвавшимися вперед дамами.
— Технологом на нашем хлебозаводе, — Ответила девушка, кивнув на остающийся позади двор: — Удобно, из подъезда вышла — и, считай, на работе! — Добавила она то, что явно не раз слышала от родительницы: — А папаша — на заводе, токарем, — Вздохнула: — Когда передовиком был, нам две комнаты в коммуналке и дали! А теперь — ничего не дают, а маму еще и на партсобраниях ругают, за то что на мужа повлиять не может. Козёл!
— Твоя мама — клёвая! — Продолжила она: — Всегда лучше всех во дворе выглядит, — С мечтательным вздохом сделала в корне неверный вывод о самодельном происхождении маминых шмоток: — Отучусь и так же буду! — Решительно добавила девочка Таня.
— А мама твоя не обидится, что ты по ее стопам не пойдешь? — Спросил я.
— Нет, — С улыбкой покачала она головой: — Она сама говорит, что у нее работа собачья! — Немного подумав, девушка немного покраснела и заметила: — А ты со мной раньше даже не здоровался!
— Извиняться не буду! — Сразу заявил я: — Потому что не помню, не виноват, и вообще — загладил делами!
— Это верно! — Одобрила Таня и призналась: — Такой ты лучше!
Закрепляя успех, порадовал девушку анекдотом про легендарного Вовочку — они в силу возраста ей заходят лучше всего — и прислушался к монологу, которым мама Наташа пичкала тётю Тоню.
— …Вот мы с Сережкой сами себе хозяева. Что хотим, то и делаем — ни перед кем не отчитываемся! Тебе, Тоня, Клару Цеткин почитать нужно, я тебе дам! «Экономически свободная женщина может быть сексуально свободной!» — Нечаянно вогнала она Таню в краску цитатой: — А замуж… — Вздохнула: — Поначалу жуть как хотелось, но теперь даже не представляю, что чужой человек с нами жить будет. А если он на Сережку орать будет? Или вообще руки распускать? Ну уж нет, сама родила, сама воспитала, сама в люди выведу! — Гордо закончила она речь.
Вот она, мама Наташа — по-настоящему сильная и независимая!
— Страшно, — Вздохнула тетя Тоня: — И комнату отберут, а он один черт в ней жить и останется! Ну смысл от такого развода, Наташа?
— Твоя жизнь, Тонь, — Наделила ее мама правом выбора: — Но, если решишься, знай — я помогу, чем смогу!
Наживка заброшена, будем ждать поклевки.
По случаю субботы у комиссионки тусовалась очередь. Я расстроился — стоять нам здесь до самого вечера. К счастью, когда я после выписки решил, что никакого «блата» нам не светит, оказался не совсем прав, потому что мама целеустремленно провела нас за здание и постучала в черный ход.
— Я от Фила! — Шепнула она открывшей дверь женщине в советском офисном наряде и что-то сунула той в руку.
«Что-то», ха!
— Проходите! Таким гостям мы всегда рады! — Расплылась женщина, и по темному коридору провела нас в «закрома», где пояснила: — Это все новое, в зал пока не выставили. Вовремя вы пришли!
«Новое», видимо, следовало понимать как «недавно принесли», потому что «секондовское» происхождение некоторых экземпляров прямо-таки читалось. Не лохмотья, конечно — их в комиссионки не принимают, а нормальное, аккуратно носимое б/у.
— Нам бы ботиночки, — Указала мама на нас с Таней.
— Есть! — Обрадовала женщина: — Вот тут! — И она подвела нас к здоровенному ящику с обувью: — Все для школьников.
— Как тебе? — Спросила мама, демонстрируя черные тупоносые туфли на шнурках: — Чехословацкие!
— Нормально, вроде, — Пожал плечами наслаждающийся давным-давно забытыми ощущения формата «мама ведет тебя на рынок» я.
— Примерь-ка! — Отдала команду родительница.
Примерил.
— На полгода должно хватить, — Прикинул объем оставшегося свободного пространства.
— Я не то спрашивала! — С улыбкой пожурила меня мама: — Я спрашивала: как тебе?
— Ценник бы узнать сначала! — Направил я ее на путь истинный.
— Сорок рублей! — Огласила стоимость работница комиссионки.
— Не нравятся! — Притворно цокнул я языком: — Вот тут смотри… — Снял ботинок и попытался согнуть его на девяносто градусов.
— Тридцать! — Не выдержала такого надругательства продавщица.
— Теперь нравятся! — Улыбнулся я маме.
— Берем! — Решила та.
Параллельно Тане выбрали черные туфельки той же страны-производителя, но за двадцать пять — из-за маленькой царапинки на носке.
Далее мне подобрали две пары брюк — черные и серые, производства Болгарии. Цена за обе пары — пятьдесят восемь рублей. Потребуется немного их доработать, но маму это не пугает. Тане купили чехословацкую же юбку под школьную форму, две пары колготок, клетчатое пальто…
— Ну-ка иди сюда! — Позвала тетя Тоня залипшую в проигрыватели дочь и показала ей фиолетовый комплект нижнего белья.
Быстро отвернувшись, сделал вид, что туплю на пишущую машинку марки «Москва», но успел заметить, как Таня густо залилась краской. Милаха! А бельишко хорошее, симпатичное, я бы через годика два такое с нее снял. Мое внимание к машинке мама сочла толстым намеком, поэтому, пересчитав деньги после покупки дамских босоножек за тридцать пять рублей и осенней куртки мне за двадцать пять — тоже немножко покоцанная, но мама поправит — пересчитала оставшиеся деньги и решительно кивнула на «Москву»: