— Понял тебя, Сережа! — грустно вздохнул Полевой и пообещал. — Не волнуйтесь, я сейчас приеду, и отправимся в прокуратуру все вместе!
— Спасибо вам огромное, Борис Николаевич! — поблагодарил я и повесил трубку. — Вот и все, сейчас живой классик приедет решать наши проблемы! — улыбнулся взрослым.
— И вот за это ребята гибли?! — Рявкнул дед Лёша и пошел на кухню.
Услышав звук открываемого холодильника, я забежал следом и попросил:
— Дед Лёш, не пейте, пожалуйста — вы же свидетель, а пьяному свидетелю веры будет меньше!
Дед поморщился и убрал бутылку на место:
— Умный ты стал, Сережка!
— А без вас и «ребят» ни меня, ни мамы, ни Тани, ни тети Тони, вообще никого бы не было! — добавил я.
— Да ну тебя! — фыркнул дед, взъерошил мне волосы и тихо приказал. — К мамке иди, не смотри, что она взрослая — ей как новой игрушкой перед носом помахали и отобрали!
— Я понимаю, — кивнул я и пошел к вернувшейся в комнату маме.
Плачущая — стресс все-таки — родительница занималась уничтожением улик — собирала в кучу оставшуюся «неликвидную» джинсу́:
— К черту, Сережка — больше никаких нетрудовых доходов!
— И правильно! — одобрил я. — Только Тане об этом знать не обязательно! Давай ей типа стипендию за то, что она у тебя учится из моих книжных денег платить?
— Ему детдом светит, а он про Таньку! — со смесью печали и гордости улыбнулась мне мама.
— И тут мы переходим к ментальной гимнастике! — заявил я. — Вставай рядышком!
— Да что с тобой не так?! — а вот и обещанная мамина истерика. — Что ты лыбишься?! Какая к черту гимнастика? Тебе что, вообще на все наплевать?!
— Горло бы обоим перегрыз, — терпеливо покачал я головой. — А если Полевой не справится, буду каждую ночь бегать мазать новым жильцам дверную ручку дерьмом и забивать спичками замочную скважину!
Мама хрюкнула, смутилась выскочившей сопельки (милаха какая!), и высморкалась в заготовку патча.
— Ты, кстати, заметила, что наш участковый с ними не пришел? А ему, вообще-то, по должности положено такие мероприятия посещать. Значит — инициатива частная, неофициальная. Думаю, ох*евшая от вседозволенности зарвавшаяся мразота-капитан, узнав, что мы, так сказать, «прогнулись» тогда с путевкой, придумал это все сам. Ты его знаешь вообще? — спросил то, что давно следовало.
— Первый раз вижу, — пожала плечами мама.
— Как бы там ни было, это просто запредельная борзость и дебилизм. Таких, если подключить уважаемых людей — а мы это уже сделали — свои же с радостью и сожрут. Не за саму попытку такое провернуть, а за банальную тупость и неумение выбирать жертв!
— Неужели там все такие? — печально вздохнула она.
— Процент человеческого гноя примерно одинаковый везде, — пожал плечами я. — Знаешь… — хохотнул. — Когда враги настолько идиоты — это еще лучше, чем не иметь врагов вовсе! Теперь на нас с тобой, как на невинно пострадавших, прольется настоящий золотой дождь!
— Электроник! — всхлипнула мама, рухнула на диван и обмякла.
— Вставай! — потянул ее за руку. — Вот тут, рядышком вставай. Обещаю, станет намного лучше!
— Да дай же ты мне поплакать спокойно! — нежно попросила она, вздохнула и поднялась на ноги, заняв позицию.
— Паттерн такой…
— Паттерн?
— Порядок действий!
— Поняла!
— Сначала говорю аргумент я, потом ты. После этого — хором поем: «Я доволен тем, что имею друзья! Плюйте на все и танцуйте как я».
— Бред какой-то! — расстроила меня мама.
— Мам, если хочешь рыдать и посыпать голову пеплом — пожалуйста, но это — именно та редкая ситуация, когда убиваться по синице в руках нет никакого смысла, ведь совсем скоро мы получим вон того… — указал рукой в потолок. — Жирного журавля!
— То есть? — истерика снова откладывается!
— Край после Нового года меня примут в Союзы — сразу писателей и композиторов. Как думаешь, два лишних квадратных метра станут проблемой на пути вступления такого необычного мальчика в кооператив? Лишившись «однушки» сейчас, всего через несколько месяцев мы заимеем минимум на одну комнату больше! Все! — хлопнул в ладоши, заставив маму подпрыгнуть. — Долой уныние! Движения такие: шаг влево, шаг вправо… — развел руками, снизу вверх глядя в красные глаза и не подумавшей повторять за мной мамы.
Вздохнув, она шагнула туда-сюда.
— …Шаг влево, прыжок!
Мама смерила меня убийственным взглядом, но подпрыгнула.
— Шаг вправо, шаг влево, шаг вправо, прихлоп!
Получилось почти синхронно!
— И еще разок, с начала! Повторяй!
— Я довольна тем, что имею, друзья, плюйте на все, и танцуйте как я! — покорно вторила мама.
— Два окна — это плохо, потому что летом будем офигевать от жары, потому что вторая сторона — солнечная!
Мама фыркнула, но исправно повторила за мной припев и «танец».
— Теперь ты! — передал ей инициативу.
— Убитая сантехника? — неуверенно спросила она.
— Отлично подходит! — одобрил я.
Спели-станцевали.
— Мы бы заселились туда все равно не раньше, чем через месяц, потому что красить надо вообще все — не ночевать же нам в вонище?
— В стекле балконной двери — огромная трещина!
— Плита старая и загаженная!
— Тараканов поди полно!
— А может даже клопов!
— Полы скрипят!
— Прокурено так, что вонять будет еще пару тысяч лет!
После очередного припева мама сочно рассмеялась и сгребла меня в охапку:
— Работает эта твоя гимнастика!
— Лучше чем плакать! — обнял ее в ответ.
— Гораздо лучше! — согласилась родительница. — Умоюсь пойду! — чмокнула в макушку и вышла из комнаты.
Пока ее не было, с улыбкой прибрал остатки джинсы́ — как ни крути, а погода в доме — самое важное!
— Да уж, ситуёвина! — сложив руки на груди и покачиваясь на табуретке, подвел итог нашему с мамой и дядей Лёшей рассказу мрачный главный редактор «Юности».
На столе — все что нашлось в доме, это вернувшая душевный покой мама вспомнила о гостеприимстве.
— Просто отвратительно! — неприязненно скривилась Александра Николаевна Пахмутова.
— Шакалы! — поддержал общее настроение Николай Николаевич Добронравов.
— Настоящий позор для нашего ведомства! — сымитировал (а может и нет) скорбь прибывший вместе со всеми прокурор Савелий Бенедиктович, который демонстративно-старательно записывал наши показания — даже мои, благо можно, потому что рядом со мной мама, а напротив — Вера Валерьевна Ель, инспектор по делам несовершеннолетних.
— Не переживай, Сережа, какое тут может быть бродяжничество? И про машинку не переживай — никто ничего регистрировать не обязан, вы честно ее купили, и можете спокойно пользоваться! — заверила она.
Мамин директор — его «выдернул» к нам прокурор — ничего говорить не стал, а просто сидел с видом побитой собаки. Частично он и вправду виноват — по его инициативе очарованные потешным мальчиком сотрудники профкома «подвинули» работницу, которая претендовала на новую жилплощадь в порядке общей очереди. Тетенька расстроилась, и начала негативно влиять на своего муженька-капитана. Это он поделился домыслами, а факты, как и положено, добывать будет следствие.
Прокурор поставил точку и спросил разрешения позвонить. Получив его, вышел в коридор, и до нас донеслись его приказы с ключевыми словами «задержать, конфисковать, доставить».
Пока он шел назад, я, пользуясь моментом, спросил:
— Вера Валерьевна, а можно мне под гитару в разных местах Москвы свои песни петь? На Старом Арбате, например?
— Это с шапкой? — улыбнулась она.
Откуда знает?
— Без! Просто ради собственного удовольствия! — покачал я головой.
Народная любовь — тоже ценный актив, и пара уличных концертов в месяц обеспечит мне дополнительный ее приток.
— Играй на здоровье! — разрешила добрая тетенька и выдала мне бумажку с номером телефона. — Если кто-то решит иначе, сразу позвони мне!
— Спасибо! — поблагодарил я.
— От лица всей советской милиции приношу вам извинения! — заявил прокурор, надел фуражку, козырнул. — Уверяю, такие, как они — это прискорбное исключение!
— Я маме так и сказал! — улыбнулся я ему. — Спасибо вам огромное за помощь, Савелий Бенедиктович!
— Благодарить не нужно! — улыбнулся он в ответ. — Такая у нас работа! Наталья Николаевна, Алексей Егорович, могу я попросить вас завтра зайти к нам?
— Зайдем! Непременно зайдем! — почти пропела довольная мама.
Сотрудники попрощались и покинули сцену.
— Простите, ради бога, что так вышло, Наталья Николаевна! — сразу же начал каяться директор.
— Ну что вы, Матвей Кузьмич! — успокоила его мама. — Откуда вы было знать, что они вот так?
— Матвей Кузьмич, извините, но мы от квартиры все-таки откажемся, — влез я. — Мы вам безумно благодарны, но после такого скандала, — развел руками и улыбнулся. — Я же у вас имя в книжку спёр без всякой задней мысли, а вы — так же, без задней мысли, от всей души нам помочь хотели…
— Но выглядит скользко! — грустно перебил меня директор, согласно покачав головой.
— Умный у вас сын, Наталья Николаевна! — улыбнулся маме Полевой. — И он прав — так лучше будет, сразу после приема в Союз кооператив вам устроим. Денег вам хватит точно, вот, захватил! — он вынул из внутреннего кармана пиджака квиточек и протянул маме. — Из бухгалтерии!
— Ничего себе! — округлила глаза мама и показала мне сумму в две тысячи сто рублей.
— Фельетоны — отличные, мы получили очень много писем! — похвалил репертуар Задорнова главред.
— Напишу еще? — спросил я.
— После такого! — сочувственно вздохнула Пахмутова.
— Все ведь хорошо! — пожал я плечами. — Спасибо вам всем огромное за помощь! Не знаю, отработала бы прокуратура так же хорошо, если бы мы пришли к ним втроем!
Взрослые не особо уверенно заверили меня, что отработала бы, и попрощались — поздно уже — и все чужие ушли. Мы с мамой уговорили деда Лёшу не помогать нам, он взял с собой початую бутылку и ушел к себе грустить, а мы помыли посуду — родительница даже что-то тихонько напевала! — и отправились ложиться спать.