— Это мы с Натальей Александровной сочинили, — похвастался я. — Вот в Москву вернусь, и пойдем с ней на худсовет — объяснять, зачем нам такие громкие барабаны в аранжировке.
Позади остался мой рассказ о «зажравшихся» столичных пенсионерах, ответ на вопрос «почему книгу до сих пор не выпустили?» (потому что печатают только членов, а чтобы стать членом — нужно напечататься, отчего ветераны натурально офигели — это же парадокс!), и целая пачка анекдотов и подрезанный у Евдокимова монолог о том, как мужик боролся с хреном в собственном огороде — все это чтобы развеселить немало загрустивший от моих приключений зал. Когда народ просмеялся, я и подхватил стоящий в углу сцены пыльноватый, но исправный инструмент.
— А чего у вас с барабанами? — раздался вопрос из зала.
— Символизируют залпы героического крейсера! — ответил я. — Я, конечно, не слышал, но, полагаю, бахало там как надо!
Фронтовики одобрили, и спросили про Пахмутову.
— Хорошая, добрая женщина, — честно охарактеризовал я своего музыкального «шефа». — Котлеты жарит жутко вкусные — она их чем-то чесночно-масляным пропитывает, но что там еще — не рассказывает!
Не люблю, когда живые люди «бронзовеют», вот про котлеты и сказанул. Пресекая дальнейшие расспросы, лихо растянул меха:
— Здесь птицы не поют…
Песня понравилась, и я без паузы выдал «О героях былых времен», «Коня», «Батяню-комбата» и «Там за туманами».
— Вот «Туманы» пока не пропускают — пропаганда алкоголизма, говорят! — пожаловался я старикам — у части из них погоны ух какие солидные, глядишь, и повлияют как-нибудь.
— Безобразие! — выразили они общее настроение.
— Ну а остальные песни уже одобрены, закреплены за нашими замечательными певцами, и в скором времени увидят свет! — порадовал народ анонсом.
— Безобразие — про любовь уже везде играет, а эти — нет!
— Извините, мне тринадцать лет, и я благодарен за то, что на меня вообще обратили внимание! — признался я.
Давайте, дедушки, пробивайте мне дополнительных мощностей — от этого лучше станет вообще всем советским гражданам. Решив на всякий случай подстраховаться, рассказал про Полевого, Зыкину, Добронравова — тоже не член, представляете?! — и тех минкультовских деятелей, которые трем вышеперечисленным помогали меня проталкивать сквозь бюрократические жернова. Помянул добрым словом и главреда «Литературки». Решив, что нужные посылы заложены, еще часок поиграл песни, перемежая их анекдотами. Напоследок мы вышли во двор ДК и наделали много коллективных фоток. Покушав в местной столовке и выслушав много очень приятного о себе, отправился домой в компании дедов Лёши и Пети на автобусе — выпили же!
Глава 24
Проснулся еще затемно — дом сотрясал могучий храп. Особенно качественно выводил рулады Степан, с которым меня уложили валетом на раздвинутый диван в зале. Кроме дивана, не могло здесь не найтись заставленной сервизами стенки, тумбочки с черно-белым телеком и пары ковров с оленями — который похуже на полу, который получше — на стене.
Зевнув, выбрался из-под одеяла и поежился — за ночь дом успел остыть. Влез в брюки и футболку, накинул кофту, сунул ноги в шлепки и пошел в удобства, на обратном пути навестив поленницу. Набрал полешек, отправился на кухню и сунул их в печку, где едва-едва тлели угольки. Раздул, топливо занялось. Теперь можно разогреть картошки с рыбой. Разогревал сразу всё, и не прогадал, потому что в кухню забрел, морщась на режущую глаза люстру, Степан.
— Утро! — поприветствовал его я, кухонным полотенцем снимая с печки сковороду и сгружая ее на стол.
— Доброе! — зевнул он, усаживаясь.
— У вас тут говорят из янтаря всякого можно найти? — спросил я его.
— Это в озерах, — неправильно понял он.
— Подарки для дам, имею ввиду.
— А! Этого навалом, щас поедим и свожу тебя к знакомому, он занимается, — пообещал Степан. — В Зеленоградске, тут полчаса всего на машине! — таинственно округлил глаза.
— Может и пропавших найдем! — поддержал я игру.
Сука, еще минус день! Ладно, может он со знакомым бухать начнет, а я свалю «город посмотреть». Степан ушел в удобства, и на его место прибыл отец.
— Доброе утро!
— Х*й там доброе, — поморщившись, деда Петя аккуратно опустился на стул. — Ну-ка, Сережка, там, в холодильнике…
Поняв намек, накапал деду рюмашку самогонки, он опохмелился, воспрял духом, закусил картофелиной и пошел в удобства.
— Бухает с утра! — осуждающе произнес сменивший его дед Лёша, поморщился. — Ну-ка накапай!
Накапал, дед похмелился и тоже ушел на улицу. Через минут пять — курили, наверное — все вернулись, и доевший завтрак я, посидев десяток минут из вежливости рядом с ними, отправился к умывальнику чистить зубы и умываться — он в сенях, и здесь было слышно, как Степан просит у отца машину на сутки — похоже, в Зеленоградске мы заночуем. Петр Иванович гоготнул — подумал, что школьник собирается раскрыть дело — и «добро» выдал. Пока умывался, сканировал «внутренний интернет», где на неосознанно краем глаза зацепленной страничке мелкого форума нашел инфу, что раскаявшийся (ну как раскаявшийся — идиота «приняли» на рынке в 69 году, когда он пытался продать «трофеи») убийца указал место около болота Швентлунд. Туда и направлюсь, только атлас Зеленоградска куплю. Дед Лёша сунул мне в руку тридцать рублей, наказал купить бабе Зине «бусы или какую-нибудь другую бабью х*йню», и мы со Степаном пошли выгонять машину. С собой я взял школьный портфель и варежки — в первый в эти времена «хуч боньбу» клади, фиг кто проверит.
По пути Степан веселил байками об обезьянах и спросил мое мнение насчет их использования в качестве подопытных объектов.
— Не на людях же новые лекарства проверять! — облегчил я его муки совести.
После этого зоологические наблюдения «обезьяньего фармацевта» приобрели, как говорят в доносах, «душок»:
— Вообще от нас, если честно, не отличаются — вот сидит на самой высокой ветке самый здоровенный гамадрил, ноги раздвинул, яйца свесил — чем не секретарь Горкома?
— Дерьмо опускается вниз, блага поднимаются наверх, — немножко переиначил я в ответ «Клан Сопрано».
— Именно так! — обрадовался пониманию Степан, — И это — на пятьдесят первом году Советской власти! Окуклились, поделили общество на «членов» и «не членов»… — внезапно он пошевелил усами, посмотрел на мою внимательно слушающую рожу в зеркало заднего вида и замолчал.
Даже обидно как-то!
— По мере построения социализма классовая борьба только нарастает, — пожал плечами я. — И, увы, без регулярных массовых чисток правящего аппарата социальные лифты начинают сбоить, а перерожденцы — они же себе не враги, верно? — начинают выдавать себе, так сказать, «указы о вольностях дворянства» в виде спецдач, спецраспределителей и «членовозов». Рвется связь с народом, и вуаля — мы уже начинаем реставрацию привычной формы существования России — это когда между боярами и холопами неприступная стена, первые делают че хотят, а вторых — не спрашивают. Холопу же только в радость барский сапог в жопе ощущать!
Степан пошевелил усами и фыркнул:
— Ничего себе пионеры пошли!
— То ли еще будет! — хохотнул я. — Но давай лучше к обезьянам вернемся.
Вернулись, и до самого Зеленоградска больше не отвлекались. Дорога и вправду заняла всего полчаса — удобно на машине, конечно, никаких пробок и в помине нет, только строительная техника туда-сюда гоняет.
Товарищ Степана жил в опрятном «пятистенке», и, судя по всему, бобылём. На пальцах — «перстни», но так бывает. Украшения мастерит, само собой, подпольно, но мы про него никому ничего не расскажем — ой, а будто «кто надо» не в курсе! Всем моим девочкам (мама в этот список тоже входит) купил по каплевидному кулончику, а дальше выбрал уникальное — наборы бус, браслеты, подставку для канцелярии, подставку для кухонных ножей — это для Александры Николаевны — и еще кучу сувенирки на подарки всем остальным, по мере надобности. Почти три сотни за все. Далее на столе вместо убранных в машину побрякушек появились самогон и закусь, мы пообедали, и я, заверив Степана, что не потеряюсь, отправился искать ключевые предметы.
Проигнорировав только что полученные советы мужиков по поводу местных достопримечательностей, отправился на выезд из города — «внутри»-то всё перерыли! Прочесали и ближайшие леса, но, если подтянутые для этого дела солдатики-срочники получили приказ «ищем трупы», захоронение могли и не заметить. Сам городок — маленький, прибрежный, поэтому нынче ветрено, серо, и из тяжелых хмурых облаков время от времени прыскает дождик. Не вымокнуть бы — верный путь к пневмонии!
— Бродит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя… — тихонько напевая под нос и офигевая от собственной тупости (да, реально надеюсь что-то найти), добрался до ближайшего съезда с шоссе на лесной проселок.
Включаем режим Хабенского! Я — алкаш-автолюбитель средних лет, еду такой по славному городу Зеленоградску немножко «поддатый», и всем ГАИшникам на меня плевать — вообще не знаю чем местные занимаются, за все время после перерождения транспорт со мной ни разу не остановили. Не важно! Настроение у «меня» отличное, в окно задувает теплый летний ветерок, но есть проблема — бабу хочется просто жуть! А тут как раз по дороге молодуха сочная топает. Вот бы ей… Эх, жаль, не одна, а с пожилой дамой — мать, видимо. С другой стороны — одна бы она может и не села, а вот с матерью — чего бояться? «Садитесь, красавицы, место знаю одно красоты неописуемой!». Красавицы немножко отнекиваются, но садятся. Адреналин начинает бить бурным потоком, рожа, прямо как в монологе Евдокимова, краснеет. Дамы на заднем сиденье охотно реагируют на остроты, которыми будущий убийца усыпляет их бдительность. Подрагивающими от нетерпения руками он поворачивает на первый же подвернувшийся проселок — а чего тянуть?
Скептически хрюкнув собственным домыслам, настоящий нынешний я отправился по усыпанной опавшей листвой грунтовке. Листьями усыпано вообще все — х*ли я тут найти собираюсь? Но не поворачивать же назад, раз пришел!