– Всех наших положил, падла! – горячился Антон. – Ну, когда я до него доберусь…
Кошкин выскочил из-за машины и выстрелил в охранника. Тот повалился навзничь. Но выстрелить второй раз Олег не успел: чья-то пуля ударила его в спину.
– Маша… – пробормотал Антон, не веря своим глазам.
Капитан, упавший на пол, попытался поднять свой пистолет, но Пономарев ногой отшвырнул оружие.
– Господи, как я рад, что ты не ушла! – проговорил Антон. – Как я рад!
Его лицо сияло. Ради этой женщины он был готов перебить половину населения земли! Маша не бросила его!
– Я не могла дать ему убить тебя, Антон, – просто сказала Маша, глядя ему в глаза.
– Я знал! – ликовал Пономарев. – Знал, что ты любишь меня! Маша…
Рука молодой женщины, державшая пистолет, была опущена к земле. Но внезапно Антон увидел, как эта рука взлетает вверх. Под сводами паркинга прогремел выстрел.
– Ты так ничего и не понял, Антон, – очень спокойно промолвила Маша. – Именно я должна была тебя убить.
Тяжело раненный Кошкин, без движения лежавший возле машины, в изумлении приоткрыл глаза. На груди Антона расплылось красное пятно. Ноги его подломились, и так – на колени – он опустился на пол. Не понимая, ощупал рану на груди, из которой текла кровь. Маша подошла к нему и уверенным движением забрала из его правой руки ставшее уже бесполезным оружие.
– Кажется, – спокойно заговорила молодая женщина, становясь против Пономарева, – у тебя есть еще пять минут, а потом ты умрешь. Я ведь знаю толк в ранах. – Она повела плечом и улыбнулась. – Ну что ж, Антон, пожалуй, расскажу тебе сказочку. Жила-была славная девочка Маша, которая знала наизусть Блока, Бальмонта и больше всего на свете любила читать книжки. Но однажды так получилось, что ее родители поехали покататься на машине и не вернулись. Вернее, вернулись, но толку от этого было мало, потому что лежали они в деревянных ящиках и спали вечным сном.
Она говорила – и все вспоминала, вспоминала… Чем дальше она говорила, тем больше ее жгла обида.
– Осталась славная девочка Маша одна. И тут вдруг оказалось, что чтение стишков и книжек пропитания не гарантирует, а как раз наоборот. Более того, выяснилось, что никому на свете не было дела до того, что у нее нет денег, а между тем ей хочется есть, а временами и одеваться. Всем ее друзьям, всем бывшим одноклассникам, разжиревшим бездарям, было на нее наплевать, как и всем остальным людям на свете. Всем, кроме одного человека. Его звали Кирилл, и он недавно вернулся со срочной службы.
Маша на мгновение умолкла. Ее рот горько покривился, но рассказчица пересилила себя и улыбнулась.
– Надо сказать, Кирилл тоже не шиковал. Однако он хорошо умел убивать. Кого угодно, когда угодно и чем угодно. Его этому в армии научили, и он уроков не забыл. И вот Кирилл стал киллером, ну а девочка Маша, соответственно, его партнершей. Надо же было тут подстраховать его, там зачистить следы, убрать свидетеля, а кое-где и вывести жертву на снайпера. – Женщина нагнулась к самому лицу Антона. – Понимаешь, о чем я говорю, умник? Когда снайпер сидит в засаде, а жертва находится в закрытом помещении, ее надо незаметно подвести к окну, чтобы легче было шлепнуть. Скажи, тебе это ничего не напоминает?
– Маша… – слабым, жалким, неузнаваемым голосом прохрипел Антон. – Маша…
Но она не вняла мольбе и продолжала все тем же холодным, размеренным тоном:
– Мы все рассчитали до мелочей. Ленка, сама того не зная, оказала мне лучшую услугу, пригласив на вечеринку. Я надела самое красивое платье, чтобы такой дурак, как ты, ненароком меня не проворонил. Все должно было пойти как по маслу! Но когда мы стояли у окна, ты вдруг начал говорить о… О том, что питаешь ко мне какие-то чувства… И я, жалкая дура, готова была забыть, как ты доставал меня в школе! Я чуть не увела тебя от окна! Но вот грянул выстрел, и ты упал замертво. Все получилось прекрасно. Только Кирилл куда-то пропал. Не вернулся домой. Я подумала, что он понял, что я чуть не предала его. Понял – и решил исчезнуть из моей жизни. И тут появляешься ты… тупой, самодовольный, с твоим идиотским смехом… Ничтожество, ничтожество! Жалкий, мерзкий…
По лицу Маши текли слезы. Она умолкла. Антон неподвижно лежал на полу. Взгляд его застыл, изо рта по щеке змеилась тонкая струйка крови.
– Ладно, довольно лирики, – устало произнесла странная и страшная молодая женщина. – Все это никому не интересно.
Она заметила, что один из людей Антона еще шевелится, и, даже на мгновение не поколебавшись, добила его. После чего подошла к Кошкину. Капитан смело встретил ее взгляд. Спокойный, пустой, сосредоточенный взгляд убийцы.
– Скажите, Маша… – Олег с трудом пошевелил пальцами. Рану жгло невыносимо, кровь текла по груди и по спине. – Турагентство… С непопулярным направлением… Билеты в один конец, да? На тот свет?
Григорьева усмехнулась.
– А, так вы догадались? Да. Это была любимая шутка Кирилла. – Губы ее сжались. – Мне очень жаль, что все так получилось.
– Мне тоже, Маша, – тихо ответил капитан.
Она подняла руку с пистолетом, целя ему прямо в голову.
«Я не почувствую боли. Не почувствую… Ничего не почувствую…» – забилось в голове Кошкина.
Что-то гулко разорвалось под сводами паркинга… Что это, смерть? Неужели все так просто?
Олег увидел, как Маша пошатнулась, и только тогда догадался перевести взгляд дальше. Антон, который, оказывается, был еще жив, из последних сил приподнялся, подобрал пистолет Кошкина и нажал на спуск.
Какую-то долю мгновения Маша стояла неподвижно. Потом с сухим стуком уронила оружие и упала. Антон привалился к стене. Он был очень бледен, но все же нашел в себе силы улыбнуться. В последний раз.
– Странная… штука… жизнь… – тихо проговорил Пономарев.
Глаза его угасли, он всем телом сполз по стене куда-то вбок, оставляя на ней кровавый след.
И только тогда Кошкин снова прикрыл глаза.
Потом он увидел Елену Свиридову – та металась по району, разыскивая упрямого милиционера со смешной фамилией, услышала выстрелы и зачем-то прибежала сюда. Увидел врачей «Скорой» и своих коллег, которые с удивленными лицами задавали вопросы, доносившиеся до него словно издалека… Его уложили на носилки, жесткие, неудобные. Но он был жив, и Елена шла рядом, держа его за руку… И глаза у нее были… ах, эти глаза… Где-то рядом оператор уже приладил камеру, и журналистка вела репортаж о сенсационном… необыкновенном… Сверкали мигалки «Скорой» и милицейских машин, у врача было хмурое лицо, вовсе не похожее на лицо того, другого врача…
Погружаясь во мрак, Кошкин уже знал, что будет жить. Он останется жить, несмотря ни на что. Не ради себя, так ради чудесных глаз, которые нельзя предать и забыть. И Олег улыбнулся.
Квадрат любви и ненависти
Первая сторона. Станислав
Я хочу убить любовника своей жены. А вместо этого сижу напротив него и говорю:
– Я хочу, чтобы вы убили мою жену.
На мгновение он каменеет, но тотчас же берет себя в руки. На его губах расцветает дерзкая улыбка.
– Мне очень жаль, но я не занимаюсь убийствами. Это не по моей части.
В его словах звучит ирония, однако я делаю вид, что не замечаю ее. Он собирается свести все к шутке; но это ему не удастся. Я лезу во внутренний карман и достаю – нет, не пистолет, а всего лишь конверт с фотографиями. С трудом подавляю глухое желание швырнуть их ему в смазливую морду и кладу конверт на стол.
– Что это? – спрашивает он, сразу же напрягшись. По его глазам я понимаю, что он догадывается, но все еще не хочет верить.
– Посмотри. – И я делаю царский жест.
Он даже не заметил, что я перешел на «ты». Кончиками пальцев берет конверт, как будто тот может быть отравлен. (Пальцы слегка подрагивают.) Я в упор, не стесняясь, рассматриваю его. Легко понять, почему моя жена польстилась на это ничтожество. В красоте ему не откажешь – ломаные брови, серые глаза с поволокой, темные волосы. Плюс на его стороне молодость – он на одиннадцать лет моложе меня. Счастливчик. Ублюдок.
Он бросает конверт обратно и поднимает на меня глаза, ставшие холодными, как лед.
– Интересно? – спрашиваю я.
Этот парень умеет держать удар, честное слово. Вместо того чтобы отпираться, извиняться, бормотать ненужные и жалкие слова, он закидывает ногу на ногу и спокойно спрашивает:
– А вы сами как считаете?
На фотографиях – он и моя жена, обнимающиеся в машине, и в сквере, на фоне какого-то безучастного памятника, и потом в ресторане, и…
Мои руки сами собой сжимаются в кулаки. Нет, ну почему я не могу его убить?
– Ты спишь с моей женой, – глухо говорю я.
– Я ее люблю, – невозмутимо поправляет он меня.
Конечно. Вот в чем дело. Вернее, совсем не в этом. Не сомневаюсь, что Ольгу он любит по расчету (она богата, в отличие от него). Но вот его она любит по-настоящему. Это даже на фотографиях заметно. Особенно ресницы ее выдают – когда она прижимается к нему, прикрыв глаза. И из-за этого я не могу его убить.
Деньги? Денег у меня достаточно. Пожелай я, и мог бы целый взвод киллеров нанять и не поморщиться. И алиби у меня нашлось бы неопровержимое. Но нельзя недооценивать Ольгу. Она далеко не глупа, и, если с ее милым что-то случится, она сразу же поймет, кто организовал покушение. Она никогда не простит мне этого, и я ее потеряю.
А я не хочу ее терять. Потому что, кроме нее, у меня нет никого на целом свете. Можете надо мной смеяться – это чистая правда. Вот он я, Станислав Валицкий, тридцати пяти лет от роду, деньгам не ведающий счета. И – один. Была у меня Ольга, да и ту отнял этот смазливый сукин сын, чтоб ему! Но мы еще посмотрим, кто кого. Мы еще поборемся.
Вторая сторона. Павел
И вот он сидит напротив меня. Глаза налились кровью, кулачищи на столе, и смотрит так, словно взглядом раздавить хочет.
Я сразу же понял: он знает. Ни к чему перед ним финтить. Но все же его заявление в начале разговора повергло меня в легкое недоумение. Что это – шутка? Если да, то явно неудачная.