– Так хер его знает. Я ж так любопытствовал.
– Чего ж «так»? Ты, земляк, по фрицам проверь…
– Время, товарищи, – напомнил Женька.
– Как натикает – командуй. Мы ж наготове, – бойцы пристроили тонкий ствол противотанкового ружья на остатки бруствера.
– Еще пять минут.
Женьку подергали за рукав:
– Вы, случаем, не мерзнете, товарищ лейтенант? – телефонист кивнул на убитого. – Телогрейка нормальная. Покойнику-то зачем? Простит.
Женька глянул на присыпанное землей лицо, вздохнул:
– Поможешь?
Вдвоем стащили с упрямящегося окоченевшего тела короткий ватник. Женька вынул из кармана убитого красноармейскую книжку, снял медаль «За отвагу».
– Это правильно, – одобрил телефонист. – А то у меня братан вот так – «без вести».
Женька накинул телогрейку – грудь оказалась в засохшей крови, рукава куцые, но ничего. Спине тепло, а то уж поясница как каменная стала.
– Готовьсь, товарищи.
19.15
Ждут на той стороне? Вдруг Катьку зацепило? С «Ханомагов» лупили плотно. Тогда нужно будет вернуться. Чипы активировать. А если в бессознательном она?
Все, время вышло.
– Огонь!
Женька упирал в плечо разболтанный приклад «МП-40», стрелял короткими сериями. В пустоте площади ворочались грязно-белые «Ханомаги», пульсировали огоньки пулеметов. И еще откуда-то стреляли – пули срезали ветви с истерзанных кустиков над головой.
Катьки все не было.
– Отходят, лейтенант!
Бронетранспортеры отползали, «крупповский» грузовик все-таки запылал, скрывая неуязвимых товарищей в бликах неяркого пламени. На булыжной мостовой валялся убитый.
– Да отходят же наши, лейтенант!
Женька оглянулся и тут же услышал мат начальницы:
– Да задолбала, Василий, твоя газонокосилка неподъемная, мать ее…
Катрин ползла, помогала, подталкивая тяжелый пулемет. Значит, все трое перебрались.
– Не понимаешь, разведка, – хрипел сержант. – Эти ж четыре пуда – наша опора и надежа.
Из скверика выскочили вовремя – за спиной начали рваться фугасные. Со стороны Либкнехта вдоль фасада гостиницы двигались две самоходки, откуда-то выполз «Т-III».
Группа бежала россыпью. Женька оказался слева, бежал чуть ли не последним, боялся отстать. Ориентироваться удавалось лишь на смутную двухголовую фигуру, отягощенную железом, – теперь пулеметчики волокли «максим» самостоятельно. Катька опять куда-то делась.
За развалинами деревянного горелого павильона попали под фланговый пулеметный огонь. Куда стрелять, Женька не знал, только вжимался подбородком в подмерзающую, но еще мягкую землю. По каске стучали отлетающие от столба головешки.
– К зданию отползаем! Не лежать, братва!
Женька полз, стараясь не цеплять землю автоматом. Шаровары на коленях промокли, в сапогах чавкало. Впереди оказалась колючая проволока.
– Сюда, лейтенант… – Кто-то из бойцов приподнял-оттянул колючую нитку саперной лопаткой. Женька сполз в старую огромную воронку. Здесь оказалась вся группа, даже перемазанный «максим».
– Вот херовое дело, – Катрин вертела белеющей в темноте головой. – Не пропустят. Наши, наверное, прижали. И патронов ведь не жалко.
– Здесь отсидимся, – предложил рассудительный сержант Василий. – Может, поутихнет?
– Щасс поутихнет…
Где-то у павильона начали рваться мины, с треском разметывая уцелевшие балки.
– К домам придется отходить…
– Там немцы. Стреляли…
– Щас же не стреляют. Давай. А то здесь и накроет…
Снова ползли. Женьке очень хотелось сунуться в какую-нибудь ямку и полежать хотя бы минут пять. Но все ползли, и Земляков полз. Даже короб с лентами волок…
Впереди выросло одноэтажное невзрачное здание, дальше все небо заслоняла громада Госпрома…
Как оказались в тени, Женька толком не помнил. Проползли вдоль огромной груды битого кирпича, потом Женька чуть не потерял сапог в твердом как камень сугробе. Бойцы молча влезали в огромное окно. Наверху постукивали винтовочные выстрелы, экономно грыз воздух «МГ». Но стреляли не по группе – здесь, под самой стеной, бойцов заметить было трудно.
В окно подняли пулемет.
– Лезь, Земляков, – начальница ладонью в драной перчатке поощрительно похлопала Женьку по каске. – Молодец!
– Чего это? Я ничего такого…
– Что жив – молодец. Лезь давай. Озадачился, чудик…
Внутри было сыро и темно как в погребе. Кто-то из бойцов выглянул в коридор:
– Завалы. Сам черт ногу сломит. Может, в парк будем пробиваться?
– Скоро наши отбивать площадь пойдут, – громко прошептала Катрин. – Сейчас сунемся – как раз попадем. Здесь стены, да и помочь с фланга сможем. План такой – поднимаемся повыше, занимаем позиции. Часок как раз перекурим, отдышимся.
– А если наши дальше отойдут?
– С чего это? Ну, если вдруг отойдут, так и мы следом двинем…
Госпром – пирамиды древние. Дыры и проломы, смерзшийся кирпич – все на свете здесь вымерзло. Где-то слышались неразборчивые голоса, раскатисто начинал стучать пулемет, и эхо летело из всех коридоров и лестниц. На третий этаж едва поднялись – пролом в ступеньках топорщился капканами арматуры. Прямо за стеной стукнула винтовка, но прохода здесь не было, разглядеть стрелка было невозможно. Может, такой же боец, отрезанный от своих. Похоже, в лабиринте этажей огромного комплекса и батальон мог бы проскользнуть, не наткнувшись на немцев.
Пятый или шестой этаж – Женька уже сбился. Прошли туннель-переход в соседний корпус. Впереди двигалась Катерина с телефонистом – оказалось, ушлый боец в Госпроме уже бывал по служебной надобности. В этом корпусе или другом, он не помнил, но уверял, что все одинаковое.
Наверху кто-то возился, глухо стучало – работали ломами или кирками. Катрин махнула в сторону двери – предпочитала не рисковать. Прошли бесконечным коридором до соседней лестницы – снизу отчетливо донеслась немецкая ругань. Какой-то фриц поминал «обкаканного зайца» и «очочную змею».
– Фрицы кругом, – прошептал один из пулеметчиков. – Влезли мы в улей.
– Пасть закрой! – немедленно зашипела Мезина. – Это они влезли. Скоро так врежем…
Удивляться наглости начальницы Женька уже давно перестал. С чего она взяла, что контратака из парка точно в срок начнется? Мало ли что в боевых донесениях пишут. Тем более вектор «кальки» вовсю выгибается. С другой стороны, иных вариантов не видно…
Ушли в конец коридора. Здесь во многих кабинетах сохранились двери. Группа устроилась в двух комнатах по разные стороны от прохода. Во внешней стене зиял пролом, из которого зверски дуло. Высоко забрались.
– Площадь, зоосад, Спуск Пассионарии, – Катрин определялась, вертясь посреди комнаты.
Спуск Пассионарии Женька помнил – потрясное название для улочки. Сейчас спуск выглядел темным оврагом, изредка на противоположном его гребне вспыхивали искры выстрелов. Дальше тянулся мертвый город: месиво домов и развалин, купола церквушки, мутные пятна пожаров. Ад нетопленый.
Катрин совещалась с сержантом и двумя бойцами потолковее. Остальные сидели под стеной. Горячка боя уходила, становилось страшно. Действительно, немцы вокруг, бой угас. Какая уж тут контратака? Саму площадь танки и самоходки «Лейбштандарта» контролируют уверенно. Чем их «энкавэдэшники» выбивать будут? Бутылками с «коктейлями» да теми ворошиловскими килограммами? Кстати, что тогда неправильно ляпнул? Разве Ворошилов не кавалеристом был? Может, он репрессированный? Нет, маршал же. Хотя Тухачевский тоже маршал, но его точно посадили. Или расстреляли? Черт, ничего не вспомнить. Ведь читал газеты – Катька заставляла. Но газеты в основном за этот, 43-й, военный год были, а с маршалами путаница раньше случилась. Нет, лучше помалкивать на политические темы. Не готов ты, товарищ Земляков, здоровую эрудицию проявлять…
Женька заставил себя встать. Катька глянула мельком – штаб сводного отряда заседал в углу, присев на корточки.
– …можно подключиться, ей-богу, можно, – шептал телефонист. – Там на лестнице «нитки» три, а то и четыре. – Правда, и напутать можно. Наши тоже немецкий кабель тянули. Ох, хороший кабель гитлеровцы делают…
– Не гомони, – прошептал сержант. – Немцы не дурни. Учуют, и капец нам. Поляжем смертью храбрых. Они же по лестнице бегают. «НП», наверное, наверху. Да и кто сказал, что провод наш? Или тебе Адольфа послухать не терпится?
– Чего мне его слухать? – возмутился телефонист. – Вот если б он мне лично объясненье за все дал…
– Ну, вы еще помечтайте, – зашипела Катрин. – Слушай, кабелиный бог, пошли к лестнице. Там все равно пост оставить не помешало бы, а то сидим как в мышеловке. Насчет телефона посмотрим. Если без шухера, может, и рискнем. Ты, сержант, пока позицию для своей газонокосилки выбирай. Дело к полночи – начнут наши скоро.
Сержант выразительно хмыкнул.
– Давай-давай, готовься, – примирительно сказала Катерина. – Ибо делать больше нехер. Если часов до трех тишина будет, начнем самостоятельно выбираться. Евгений, со мной шагай. Немцы рядом, может, послушаешь чего.
23.30.
Комплекс Госпрома
Часы у Женьки встали. Вернее, стекло окончательно лопнуло и две стрелки отвалились. Только помятая секундная судорожно подергивалась на месте. Вот она – наглядная модель тщетных усилий по коррекции «кальки».
Сверху изредка доносились голоса немцев. Слышно было плохо – разбитые стены лестницы усиливали эффект гнусавого эха. Понятно, что действительно НП – кто-то из немцев бубнил в рацию что-то насчет «проспекта» и пулеметных точек «иванов».
Катрин с телефонистом устроились прямо на ступеньках, заваленных обломками. Какой-нибудь торопливый фриц запросто наступить может. Возились с проводом – связист нашел обрывок для «отводка», подсоединялись, почти безмолвно переругиваясь. Женька с автоматом лежал на лестничной площадке, страховал. Камни снизу были как лед, а по спине пот катился. Это ж даже не простуда будет, а не пойми что…
Этажом ниже выдал длинную очередь «МГ». Сквозь пролом в стене было видно, как унеслись трассирующие «светляки» в темноту парка. Вот сволочь, а если в ответ вмажут снаряд?