…
– Земляков… – дергали за плечо.
Отвлекают гады… Женька схватился за автомат.
– Тьфу, да очнись! – начальница перехватила руку. – Подъем, дома выспишься…
Было холодно. Ясное небо затеняла лишь рваная пелена дыма. С Либкнехта доносились отдельные выстрелы, дальше – у Госпрома – бой не умолкал, грохотало и отдаленно, на востоке, у ХТЗ.
– Внимательнее, – приказал Варварин, поудобнее устраивая на ремне под рукой «ППШ». – Осматриваем на всякий случай улицу, и к машине. Черт с ним, с камрадом Найоком.
– Он нам ни разу не камрад, – уточнила Катрин. – Идем до Бассейной, дальше нет смысла. Евгений, ты у меня смотри – не схвати напоследок чего-нибудь несъедобного.
Старались двигаться в тени. Порой развалины почти перекрывали улицу, группа по одному пересекала открытое пространство. У Женьки ни с того ни с сего начала мерзнуть спина. Окон вокруг было сколько угодно, еще бойницы в подвалах, дверях и проломах. Хоть целиком «Лейбштандарт» прячь. У немцев, естественно, иных дел хватает, не только на рядового младшего лейтенанта засады устраивать, но жутко неприятное ощущение.
У перекрестка стояло несколько противотанковых «ежей», валялся моток колючей проволоки. У тротуара лежал убитый боец.
– Перебегаем, – скомандовал капитан, оглядывая окна верхних этажей.
– Я замыкающая, – сказала Катрин.
Варварин покосился, но возражать не стал. Первым перебежал переулок. Женька, втянув голову в плечи, рванул следом. Оглянулся – начальница сидела на корточках над трупом, шарила под шинелью.
– Вот же дурища… – прошипел капитан.
Блудная подчиненная уже нырнула в тень, протянула командиру красноармейскую книжку:
– Приобщите.
– Катерина, ну что за фокусы? – сдержанно поинтересовался капитан. – Расселась на открытом, как… Мозг уже на Базу ретировался?
– Чего там. Просто не люблю, когда «без вести». Виновата, – Катрин принялась рассовывать по подсумкам забранные у убитого обоймы.
– А боезапас зачем? – не выдержал Варварин. – Ты мне компанию до победного мая составить решила?
– То, что не выстреляем мы, могут выстрелить в нас, – сообщила девушка. – Пошли, что ли?
Впереди уже была Бассейная, пылал угловой дом. В свете пламени деловито пролязгал «T-IV». За танком прокатил полугусеничный «Бюссинг», густо облепленный гренадерами.
– Дальше нам не по зубам, – пробормотал Варварин. – Двигаем к нашему транспорту. Параллельным курсом пройдемся, для очистки совести.
Женька шагал осторожно, старался на мусор не наступать. Надо бы портянки перемотать – сапоги стали как ведра, ноги в них ужасно болтались.
Невдалеке ударил пулемет. Группа присела под защиту забора.
– Шляемся как бомжи последние, – проворчал капитан. – Уходить давно пора.
– Слушай, может, тот эсэсман в мемуарах напутал? Может, не Маяковского, а Каразина? Дома – вон, подходящие. Где эсэсовцу в поэзии разбираться, вот и напутал по памяти.
– Что, этот Каразин тоже поэт? – удивился капитан.
– Понятия не имею. Мы его не проходили, – сердито сказала Катрин. – Я про дома говорю.
– Каразин здесь первый университет открыл, – объяснил Женька. – Еще он что-то писал. То ли либеральное, то ли аграрное. Я когда карту изучал, глянул на всякий случай в энциклопедии.
– Молодец, – одобрил капитан. – Надо же, какой литературный город. Вот только библиотеки редко попадаются.
– Что нам библиотеки? Давайте на перекресток глянем, – Катрин нервно отерла ладонь в разлохмаченной перчатке о брюки.
– Предчувствие? – тихо спросил капитан. – А я спорить не буду. Где-то рядом клиент. Но искать его, что иглу у негра за пазухой.
– Чернокожие тоже симпатичные попадаются. Давайте пощупаем. Тут до кладбища два шага напрямик.
– «А до кладбища четыре шага», – процитировал не понятно кого Варварин. – Пошли…
Женька с некоторым удивлением понял, что начальство возбудилось. Словно к фляжечке разом приложились. Необъяснимая игра нервов.
4.17.
Угол улиц Чернышевского и Каразина
– Вон он – «Лейбштандарт», – прошептала Катрин, опуская бинокль.
Группа сидела между кустами и обвалившимся забором. Впереди был перекресток, часть его заслонял четырехэтажный, отстроенный в каком-то псевдоготическом стиле дом. За перекрестком был виден грузовик, прицепы. Изредка появлялась смутная фигура – должно быть, часовой.
– Не наши фрицы, – с некоторым разочарованием заметил капитан, разглядевший знаки на машине. – Саперы. Наш майор с таким зачуханным пролетариатом дружить не будет.
– А если дальше по улице? Там еще кто-то стоит, – прошептала Катрин. – Из дома глянем…
– Кать, а ты не надумала, случайно, финальную стендовую стрельбу устраивать? – вкрадчиво поинтересовался капитан. – Я твои чувства вполне понимаю, но не разделяю. Мне еще, знаешь ли, жить и работать хочется. Да и возвращаться в Отдел, обделавшись от безысходности, я не собираюсь.
– Это насчет патронов, что ли? – оскорбилась Катрин. – Да я их по привычке подобрала. Не в этом же дело. Посмотреть тянет.
– Тянет, – согласился Варварин. – А если напоремся?
– Что мы, слепые?
К четырехэтажному дому подошли со двора. Пока перебирались через забор, двигались по крышам сараев, Женька боялся ногу неправильно поставить. Начальница глянула свирепо, лохматым кулаком погрозила.
Спустились в тесный двор. Дом стоял мрачный, темный. В окнах тускло поблескивали острые осколки стекол.
Катрин потянула носом:
– Бензином прет. Машина недавно стояла.
– Тут чем только не прет, – прошептал капитан и замер.
На перекрестке деловито застучал двигатель. Зазвякало металлом.
– Фрицы двигатели прогревают, – Варварин ткнул автоматным стволом. – Пошли, время поджимает…
Двери стояли распахнутыми – левая створка скособочилась на единственной уцелевшей петле. Изнутри несло дохлыми кошками и дымом. Капитан уже проскользнул внутрь. Женька задрал голову, оглядывая стену старинного, кажущегося черным в темноте кирпича.
– Что? – спросила начальница, озираясь.
– Странный дом. Почти замок.
– Замки не такие, – Катрин глянула с подозрением. – Что вы достаете меня сегодня с замками? Войди внутрь, за двором приглядывай. Мы быстро…
Женька стоял, положив руки на стылый автомат. В подъезде оказалось почему-то даже холодней, чем снаружи. Растворялись во тьме замысловатые кованые перила. Дверь в подвал казалась входом в старинную темницу. Противно несло табачным дымком. Курил кто-то?
И ни звука, только тарахтела машина на улице да перекатывались отзвуки боя.
Паршивый дом. Хотелось обернуться, поднять автомат. Только куда целиться? За двором следить нужно.
Женька шагнул ближе к дверям. Чуть слышно скрипнула обвисшая створка. Фу, шумный ты, Земляков, как бегемот.
За спиной вдруг ответно скрипнуло, Женька не успел оглянуться, как почувствовал дуновение тепла.
– Halt[54]! – негромко сказали в затылок. – Руки поднимайт!
Женька приподнял руки с автомата и с ужасом глянул через плечо. В проеме двери подвала стоял немец в распахнутой камуфляжной парке, спину ему подсвечивал тусклый свет из глубин подвала. Ствол автомата смотрел Женьке в поясницу.
– Was soll der Scheiß?! – отчаянно громко возмутился Земляков. – Ich suche Sturmbannführer Najok. Ich habe eine Meldung von der Gruppe[55].
– Von der Gruppe? Ich verstehe nicht[56], – удивился эсэсовец.
Непонятливые они в «Лейбштандарте»…
Додумать Женька не успел. Навалилось понимание, что сейчас, вот прямо сейчас, убьют Евгения Романовича Землякова. Но исправить уже ничего нельзя. Ладонь сама собой шлепнула по стволу «МП», отбивая в сторону. В следующий миг Женька попытался ударить немца головой в лицо. Не слишком-то получилось – фриц стоял ниже, да и навыка драк рядовому Землякову не хватило. Лишь клюнул ободком каски. Немец все равно охнул, скорее от неожиданности. Схватился за Женькин автомат. Сцепившись, покатились вниз по лестнице. Проход был узкий, Женька брякнулся башкой о ступеньку, но на этот раз каска выручила.
– Du Scheißkerl[57]! – прорычал немец, вцепившись в ворот телогрейки гостя.
Ноги Женьки оказались выше головы, затыльник автомата задел по носу, так что в глазах потемнело. Кувыркание прекратилось, Женька осознал, что сидит на немце, держа того обеими руками за крепкую шею. Металось испуганное пламя свечи, розовела дверца печурки. Вокруг вскакивали разбуженные люди, хватались за оружие…
Немец взбрыкнул, пытаясь скинуть с себя перепуганного Землякова. Захрипел:
– Lebend festnehmen… Er ist hinter Herrn Sturmbannführer[58].
Голова Женьки взорвалась болью – двинули наверняка прикладом. Гудела каска, лопался череп. Женька хотел заорать, но дыхание перехватило. Следующий удар пришелся в основание шеи. Женька ткнулся лицом в рожу немца, словно целоваться собирался. Неприлично вышло. Немец яростно выкатывал глаза, пытался оторвать грязные пальцы от своего горла. Нет, хоть этого нужно додавить…
Удар сапога в ребра сшиб набок. Горло немца Женька все равно не выпустил, хотя от отбитой почки поднялась такая дурная боль, что хоть сразу умирай. Били со всех сторон – топтались вокруг, ругаясь, люди в камуфляже и свитерах. Женька из последних сил держался за горло немца, инстинктивно пытался чужим телом заслониться хотя бы от части ударов. Немец вырывался, уперся рукой в подбородок, ногти разодрали кожу, норовя сорвать туго затянутый ремень каски.
Женьку рвануло назад, – кто-то из немцев схватился за вещмешок, – лопнули лямки. Другой гренадер сорвал с шеи гостя автомат, едва не оторвав голову. Женька коротко взвизгнул, судорожно стискивая пальцы на мускулистом горле, цепляясь за чужую плоть как за последнюю надежду. Глупо…