&N знали без помощи расчетливого дофамина, когда нужно увернуться,
Я вытащил мою 12-метровую лодку с одним из членов команды, и мы поплыли через открытый океан, где вскоре столкнулись с ветром 56 км/ч и 3-х-метровыми волнами. Ни один из нас не волновался. Мы уже много раз видели такую погоду.
Я взял руль, чтобы развернуть корабль. Я стал поворачивать, но услышал громкий хлопок и руль стал поворачиваться свободно. У меня больше не было контроля над рулем и мне стало так страшно, как не было никогда в жизни.
Мы находились рядом с Г-образным рифом. Кораллы были видны прямо над водой и волны толкали нас к ним. Моя первая мысль была выпрыгнуть из лодки. Я хотел надеть спасательный жилет и попытаться уплыть от опасности, но быстро понял, что это невозможно. Либо волны разобьют меня о риф, либо мне сведет ногу и меня утянет на глубину. Я чувствовал нарастающую панику и знал, что если я позволю взять ей над собой контроль, то потеряю способность думать. Все случилось примерно в течение 10 секунд.
Чтобы спасти себя, я начал быстро думать, передал сигнал SOS, затем член команды и я начали работать парусами, чтобы вытащить нас из рифа. Затем мы придумали еще один способ, чтобы управлять вместо руля ногами и нам удалось повернуть корабль в сторону берегу. Как только я начал соображать и действовать, паника стала отступать, и я смог принимать рациональные решения.
После того как мы добрались до берега, я пошел в свою комнату и начал беспричинно рыдать и дрожать.
История из реальной жизни — это отличный пример взаимодействия между дофамином и H&N веществом борьбы или бегства (fight or flight) — норадреналина. Когда механизм штурвала сломался, норадреналин вступил в дело — эмоция H&N страха переполняла моряка. Он просто хотел выбраться из этой ситуации. Сначала, поток нейрохимического элемента H&N вытеснил дофаминергическую способность планировать. Тем не менее, тот факт, что он чувствовал охватывающую его панику, но у него получилось сдержать ее, это показатель того, что система дофамина совсем не выключается.
В считанные секунды контролирующий дофамин полностью активировался, и моряк начал принимать рациональные решения. Норадреналин не был задействован, и страх отступил, оставив место невозмутимому подходу к выживанию. После того, как кризис прошел, и он уже был в безопасности на берегу, дофамин отступил, освобождая место для H&N, чтобы при возвращении возникла дрожь и истерика.
Традиционное мнение свело бы его выживание в море к «работе на адреналине». Вообще, правда состоит в другом. Герой не находился под действием адреналина, он находился под влиянием дофамина. Во время напряженных моментов, когда он спасал лодку, дофамин находился под контролем и адреналин (называющийся норенерфин, когда он внутри мозга) был подавлен.
В XVIII веке Самуэль Джонсон обобщил ситуацию так: «Когда человек знает, что его повесят через две недели, его разум становится прекрасно сконцентрирован». А современный доктор, Давид Калдекотт, врач неотложной помощи в госпитале Калвари в Канберре, Австралия, выразил это так: «Неотложная медицина это как полет на самолете. Часы привычного состояния, прерываемые моментами абсолютного ужаса. Но если ты действительно стоящий доктор, ты не боишься. Ты просто сосредоточен».
В классике научной фантастики «Дюны», написанной Франком Хебертом, герою нужно было доказать себе, что он человек, и тогда он подавляет свой животный инстинкт, чтобы действовать здесь и сейчас. Его рука был помещена в дьявольское приспособление, в черную коробку, создающую невообразимую боль. Если он вытащит руку из коробки, старая женщина уколет его шею ядовитой иглой и он умрет. Она говорит ему. «Ты слышал о животных, которым приходится отгрызать лапу чтобы выбраться из капкана? Это поведение животных. А человек остался бы в капкане, терпя боль и притворяясь, что может убить, того, что его поймал, обезопасив себя от угрозы».
Некоторые люди ведут себя лучше в подавлении эмоций, чем другие. Это отчасти происходит из-за количества и происхождения их дофаминовых рецепторов, молекул в мозге, реагирующих на выброс дофамина. Разница заложена в генах. Исследователи измерили плотность дофаминовых рецепторов (сколько их, и насколько близко они расположены друг к другу) в мозге различных людей и сравнили результаты измерений и эмоциональной отчужденности.
Тест на отчужденность определял такие особенности, как тенденцию человека избегать вовлечения в жизнь других людей. Ученые обнаружили прямую связь между плотностью рецептора и личной вовлеченностью. Высокая плотность была связана со значительным уровнем эмоциональной отчужденности. В отдельном исследовании люди с высоким уровнем отчужденности описывали себя как «холодных, социально отчужденных и мстительных». В отличие от людей с наименьшим уровнем отчужденности, которые описывали себя как «слишком заботящихся и эксплуатируемых».
Большинство людей находятся между самым высоким и самым низким уровнем шкалы отчужденности. Мы не слишком отчужденные и не слишком вовлеченные. Наша реакция зависит от обстоятельств. Если мы вовлечены в чью-то личную судьбу в прямом контакте и, сфокусированы на настоящем моменте, в этом случае активированы цепочки H&N и проявляются теплые, эмоциональные аспекты нашей личности. Когда мы вовлечены с чем-то внеличностным на расстоянии, думая абстрактно, концентрируясь на будущем, то в этом скорее всего проявится рациональная, безэмоциональная часть нашей личности. Эти два различных вида мышления иллюстрируются этической дилеммой под названием «проблемы с тележкой»:
Потерявший управление поезд несется по путям в сторону группы пяти работников. Если ничего не сделать, они все погибнут. Однако остановить поезд возможно только, толкнув смотрителя на пути. Его смерть затормозит поезд для того чтобы спасти пятерых работников. Толкнул бы ты смотрителя на пути?
В этом сценарии, большинство людей были бы неспособны толкнуть смотрителя на пути, не способны убить человека собственными руками даже ради спасения жизней пяти других людей. Нейромедиаторы H&N в действии ответственны за выработку эмпатии к другим людям, и будут подавлять дофаминовое расчетливое объяснение у большинства людей. H&N реакция настолько сильна в этой ситуации потому, что мы так находимся прямо в личностной зоне. Нам бы пришлось действительно приложить руки к жертве, толкая ее к смерти. Это было бы невозможно для всех, кроме совсем уж отчужденных людей.
Но такое сильное влияние H&N происходит в близком личностном пространстве. Но что бы произошло, если мы бы шаг за шагом отходили назад, постепенно убирая влияние H&N на наше решение? Увеличилась бы наша воля, чтобы обменять одну жизнь на пять жизней, так как, мы в прямом смысле слова, отдалялись бы от нашей жертвы, двигаясь из личностного пространства в дофаминерегическое, внеличностное?
Начнем убирать чувства H&N физического контакта. Представь, что ты стоишь на расстоянии и наблюдаешь за ситуацией со стороны. Есть переключатель, который ты можешь нажать и перевести поезд с пути, на котором находится пять человек, на путь на котором всего очень человек. Если ничего не сделать, пять человек погибнут. Повернешь ли ты этот переключатель?
Отойди еще дальше назад. Представь теперь, что ты сидишь за столом в другом городе, в другой части страны. Звонит телефон, и взволнованный работник железной дороги описывает тебе ситуацию. Ты можешь контролировать движение поездов со своего стола. Ты можешь активировать переключатель и перевести поезд с одного пути на другой, только с одним человеком на нем, или ничего не сделать и позволить поездку сбить пять человек. Повернешь ли ты переключатель?
Наконец, сделаем ситуацию абстрактной, насколько это возможно: выдавим весь H&N и сделаем эту область мозга полностью дофаминергической. Представь, что ты инженер транспортной системы, разрабатывающий функции безопасности железнодорожного пути. Камеры были установлены сбоку от путей, чтобы давать информацию о том, кто там стоит. У тебя есть возможность написать компьютерную программу, которая будет контролировать переключатель. Программа будет использовать информацию с камеры, чтобы выбрать путь, который убьет меньшее количество людей. Напишешь ли ты программу так, чтобы в будущем она могла спасти пять человек, убивая одного?
Сценарии меняются, но исход остается тот же: одна жизнь приносится в жертву ради спасения пяти человек, или пятеро погибают, чтобы избежать смерти одного человека. Оказалось, что всего несколько человек смогли бы толкнуть под колеса и написать программу, которая управляла бы переключателем путей таким образом, чтобы минимизировать гибель людей. Один тип мышления рационально принимает решения, основанные только на причине. Другое эмпатическое мышление не способно убить человека, несмотря на исход всей ситуации. Один стремится разрулить ситуацию, беря на себя контроль, чтобы максимизировать число спасенных жизней; а другой нет. Станет ли человек выбирать одно или другое решение, отчасти зависит от активности дофаминовых цепочек.
Проблема скорее относится к теории; она противоречит разработчикам самоуправляющихся машин. Если смертельное столкновение между машинами неизбежно, то как же должна быть запрограммирована самоуправляющаяся машина? Должна ли она сворачивать в сторону, чтобы спасти жизнь владельца или она должны свернуть в противоположную сторону, убивая своего владельца, но спасая больше людей в машине? Потребительский совет: если ты на рынке самоуправляющихся машин, спроси продавца, как она была запрограммирована.
Другой пример был показан в 2016 году в фильме «Глаз в небе». Террористы в Кении готовили двух террористов-смертников для атаки, которая убьёт около 200-х человек, и было очень мало времени, чтобы остановить их. На другой стороне мира подготовлен пилот, управляющий дроном, чтобы запустить ракету и уничтожить террористов. Но перед запуском ракеты прямо рядом с домом террористов появляется молодая девушка, которая устанавливает стол, чтобы продавать хлеб. Если управляющий дроном не сделает ничего, погибнут сотни людей. Но чтобы спасти их жизни, ему придется убить молодую девушку вместе с террористами. Фильм документирует напряженные дебаты, в которых он делает выбор в этом реалистичном изображении «проблемы тележки».