Рассказать подробнее о тех событиях не представляется возможным. Точнее, представится, но лет эдак через пятьдесят, не раньше. Такое бывает.
Родина встретила подполковника Большакова, скажем так, без оркестра и банкета. Кисло как-то, как будто напрасно он там, на другом конце географии, складывал штабелями трупы противников и терял своих людей.
Его и всех остальных вернувшихся принялись таскать по кабинетам с мягкой мебелью и старательно вдалбливать в головы мысль о том, что никакой операции в Западном полушарии не было. А если что-то все-таки и происходило, то уж точно без участия советской военной разведки.
Другие настали в обожаемом отечестве времена, и соответственно совсем другие нарисовались герои. Тот же бывший бравый пожарный Бакатин, к примеру, что занял, непонятно, с какого перепуга, пост председателя КГБ СССР. И тут же радостно сдал штатникам то, что другие хорошие и умелые люди смастерили и установили. Орел, мать его ети.
Так что можно смело сказать, что закончилось все много лучше, чем могло бы. В смысле, прогрессивная, повылезавшая на свет божий демократическая общественность ничего об этом не узнала. То-то вони было бы.
Вскоре он опять укатил в Африку в крайнюю, ставшую последней командировку. Оттуда, полтора года спустя, — в госпиталь Бурденко с какой-то мерзкой тропической болезнью.
Вышел оттуда и оказался в совершенно другой, не только по названию, стране. Занял вполне паркетную полковничью должность. Некоторое время старательно пытался служить, пока не осознал, что оказался в положении стоящего на лыжах на асфальте персонажа, у которого то ли лыжи не едут, то ли… То ли что-то еще.
В конце концов был вынужден признать, что не умеет и не желает работать в новых исторических условиях (крышевать погранпереходы, сражаться за мясокомбинаты, исполнять другие деликатные и ответственные поручения уважаемых людей и все другое в этом же роде). И быстренько настрочил рапорт на увольнение.
— Шта?!! — прорычал в лучших фонетических традициях времени новый большой начальник в ответ на робкий намек старого кадра, собственного заместителя, о том, что такими людьми, как ТОТ САМЫЙ, разбрасываться не следует. И неплохо бы… — Шта?!! Да у меня таких героев, как этот ваш, что говна в бане, — он, конечно же, имел в виду «за баней», хороший мальчик из интеллигентной семьи с Урала. Начальник отдела в профильном военном НИИ в недавнем прошлом. Сын очень хороших людей. И чей-то там племянник. — Шта он вообще о себе вообразил?
Свежеиспеченный отставник Большаков покинул стеклянное здание на Хорошевском шоссе. В последний раз, как тогда казалось, миновал КПП. Там же и оставил пропуск.
На улице его уже ожидали прилично одетые мужчины в роскошных лимузинах импортной сборки. Три серьезные структуры прям-таки горели желанием заполучить ТОГО САМОГО.
Кто что-то там воображает, а еще чаще думает и действует.
Часть седьмая. Встреча пятая
Глава двадцать девятая. Снова вместе, снова рядом
— Да, есть о чем повспоминать, — с ностальгической грустью по ушедшему времени проговорил Большаков.
— Кстати, о прошлом. Вы не забыли нашу первую встречу? — деловито поинтересовался китаец.
— Как можно? Вы тогда еще спросили, не надоело ли мне валяться в связанном виде в палатке.
— Точно. А сейчас спрашиваю приблизительно о том же. Не кажется ли вам, что мы несколько засиделись в гостях?
— Угу, — кивнул Большаков. — Очень даже кажется. Ваши предложения?
— Мы начинали наше знакомство как товарищи по несчастью. Потом долгие годы были противниками. А сейчас вернулись к началу истории.
— Круг замкнулся, — задумчиво проговорил Большаков. — Смешно даже.
— Точно, — без тени улыбки на лице подтвердил китаец. — До колик. Итак, предлагаю разобраться с охраной и остальными. Радикально. И быстренько покинуть этот гостеприимный дом.
— Насчет охраны полностью согласен. Касательно же остального… Вы куда-то торопитесь?
— В смысле?
— Не мешало бы все-таки кое в чем разобраться. — Большаков пересел поближе к двери. — Например, за каким чертом мы здесь с вами оказались?
— Ну, со мной все более или менее ясно, — усмехнулся китаец. — Давно уже охотятся. Сначала пытались перетянуть на свою сторону, потом… — Вздохнул. — Потом приняли решение закрыть вопрос со мной. Радикально.
Сидящий рядом старательно сделал вид, что принял только что сказанное за чистую монету.
— Ну, а у меня ясность отсутствует. Зато накопились вопросы. Их-то я и собираюсь кое-кому задать. Но это случится чуть позже. А пока… — глянул на часы. — Когда, по вашему мнению, состоится очередной обход?
— Через… через тринадцать минут, — последовал после короткой паузы ответ. — Их обычно бывает двое. Один заходит вовнутрь, второй контролирует обстановку, стоя в дверях.
— С оружием?
— Не считают нужным его демонстрировать. — Китаец нехорошо усмехнулся. — На этот раз я не оказывал сопротивления при задержании.
— А могли бы?
— В моем-то возрасте? — плачущим голосом отозвался некогда самый опасный человек в Азии. — Куда там: артрит, гипертония, сердце опять же ни к черту. — И тут же, постарев лет на двадцать, превратился в классического дедулю-сопленосца.
— А если серьезно?
— Если серьезно, то вполне. Ну а вы?
— Я тоже старый и больной человек, — честно признался Большаков. — Но в течение некоторого времени еще способен побыть прежним. Потом, правда, придется присесть и отдышаться. Но это будет потом.
— Прекрасно, — оскалился в улыбке азиат. — Значит, все, как раньше. Я — Ван, вы — Вася. Или все-таки Николай?
— Пусть будет Ник, так короче. А как называть вас?
— Несколько лет назад я угодил в достаточно скверную историю, — отозвался китаец. — И выбрался из нее, не поверите, в компании с одним вашим оперативником. Тогда меня звали Юй Гуйлинь. К этому имени и вернусь. На удачу.
— Принимается. Значит, первого из вошедших я переправляю поближе к вам. Даже не спрашиваю, освободились ли вы от наручников или ждете чего-то.
— И очень правильно делаете. А второй, тот, что в дверях, — ваша забота.
— Точно, — кивнул Большаков.
Глава тридцатая. Влажная уборка
— Ваш клиент еще жив?
— Ну, конечно же, — откликнулся Большаков. — И, надеюсь, скоро придет в себя и начнет отвечать на вопросы.
Минуту назад к ним заглянули.
— Что это с ним? — жестяным голосом спросила вошедшая в комнату крупная, коротко стриженная блондинка.
Некогда самый опасный человек в Азии и не только в ней с перекосившимся, как при инсульте, лицом бессильно обвис на наручнике. И вроде уже не дышал. Или все-таки дышал, но едва-едва.
— Понятия не имею, — равнодушно отозвался сокамерник болезного.
— И давно он так? — продолжала упорствовать блондинка.
— Я не засекал время.
— Почему вы, черт подери, не подняли шум?
— А оно мне надо?
— Доложи, — скомандовала замершему в дверях напарнику тетка.
Сама двинулась в сторону потерявшего сознание. Большаков учтиво ее пропустил, а когда та оказалась спиной к нему, придал служивой легкое ускорение. Отчего та, не успев моргнуть глазом, оказалась в ласковых объятиях вдруг воскресшего азиата. До проявления столь осуждаемого на Западе сексизма дело, правда, не дошло. Все закончилось мгновенно и радикально.
Страж номер два потянулся было к висящей на поясе рации. И это было все, что он успел сделать. Этот русский дед, грохнувшись на колени, вдруг пропал из поля его зрения. И уже оттуда, с колен, нанес удар, именуемый в рукопашном бою расслабляющим, в место, прикрываемое в боксе бандажом. И на некоторое время действительно его расслабил. Полностью.
— Как дела, Ник? — воскресший и освободившийся от оков Гуйлинь приблизился и глянул через плечо. — Он еще жив?
— Пока да. — Большаков, морщась от боли, массировал колено. Соприкосновение с полом получилось неожиданно жестким. — Пусть сначала ответит на пару вопросов.
— Смотрите, что у меня есть, — похвастался Гуйлинь и продемонстрировал компактный «Глок» двадцать шестой модели.
— Хорошая машинка, — одобрительно заметил Большаков и извлек из наплечной кобуры тихонько постанывающего охранника точно такой же пистолет. — И даже с глушителем.
— Ну, это же ЦРУ.
— Точно.
— Ойумммыshit! — Служивый с большим трудом раскрыл потемневшие от боли глаза и тут же расстроился от увиденного.
Двое добрых дедушек, славянин и азиат. Да еще и со стволами.
— Поговорим? — деловито осведомился Большаков.
— Fuck you, — прозвучало в ответ. Пленный гордо, насколько позволяла боль в промежности, расправил плечи и приготовился в лучших киношных традициях погибнуть за демократию.
И тут ему вдруг резко расхотелось это делать. Поэтому парень перестал изображать героя и принялся отвечать на вопросы. И очень скоро сделался совсем ненужным.
— Вы ему поверили?
— Не во всем, — покачал головой русский товарищ по несчастью и в очередной раз союзник. — Где-то точно соврал, стервец.
— Например?
— Почти уверен, что во дворе дежурит не один, а минимум двое.
— Согласен, — кивнул китаец. — Один должен контролировать ворота, еще один или даже двое — патрулировать территорию. Предлагаю разобраться с ними во вторую очередь. Сначала займемся теми, кто в доме. Он, — кивнул в сторону валявшегося в дверях, — кажется, сказал, что их должно быть трое.
— Принимается.
Так и оказалось. Один, явно не в высоких чинах, с оперативной кобурой поверх белой рубашки, старательно готовил кофе на кухне. Двое других на втором этаже, в той же самой комнате, где не так давно охмуряли Большакова, готовились его отведать.
Появление двоих бывших пленников восприняли каждый по-своему. Крепкий, спортивного вида блондин почему-то вдруг решил, что каратешная «вертушка» по верхнему уровню — достаточно серьезный аргумент против двух стволов. Поэтому пискнул что-то неразборчивое, крутанулся на опорной ноге и быстро выбросил по дуге вторую. Пуля все-таки оказалась быстрее.